— Вот козёл чешуйчатый! — вынесла она вердикт Лексу, когда я закончила. — Нет, я, конечно, всё понимаю, но откровенно издеваться над тобой из-за своего ущемлённого эго — это перебор!

Владимира продолжала на все лады склонять полоза, под моё молчаливое согласие. Мне не нужно было ничего говорить — волчица прекрасно считывала мои эмоции.

А что там — боль, обида, неприятие. Затем стандартное осознание: «Ну, какая же я дура!» и мысли уйти от гада. А точнее вернуться домой, к семье.

— Кстати, о твоём доме и семье, — уловив каким-то образом и эти мысли, нерешительно начала Мира. — Интересная она у тебя, ничего не скажешь.

— О чём ты?

— Брат у тебя домой вернулся, — нахмурилась волчица, — и на него морок не действует.

От этой новости я встала как вкопанная! Получается Саша — тоже уж? И что теперь? Он останется там, или придёт, как я, в подземный мир? Только что он здесь забыл? Ладно, моё решение было полностью спровоцировано желанием быть с Лексом, но у брата здесь никого нет, за кем можно было бы пойти и остаться. Кроме меня… Но станет ли он всё бросать в нашем мире ради сомнительного счастья приглядывать за сестрой?

— Он уже в курсе…

— Нет, — перебила меня волчица, поняв, что я имею в виду, — как только ты оказалась в этом мире, на твою маму снова стал действовать морок. Она опять искренне считает, что ты с мужем в Англии. Александру она объяснить ничего не может, а вот сестра твоя — другое дело.

— В каком смысле?

— Странная она, во всех смыслах, — отшутилась Владимира, но видя мой серьёзный настрой, пустилась в объяснения, — проход она увидеть не смогла, но по возвращении домой — ничего не забыла. Морок на неё теперь не действует. Я не знаю, чем это можно объяснить. Она и уж, и не уж одновременно. Как так получилось, у деда твоего спросить нужно будет. Всё равно к нему собиралась, у Митрича сидела, а тут сообщение твоё поступило. Пришлось бегом за едой и к тебе.

— К Святославу? Зачем тебе к нему?

— Отчитаться по поводу твоего брата, — Мира пожала плечами, — я же обещала ему просмотреть внука на ужиную сущность. Да и про Василису нужно сообщить, не нравится мне это.

— А разве так бывает? — мне сразу вспомнились объяснения лешего на эту тему, и, поймав скептичный взгляд Миры, я поняла, что ответит она то же самое, что и мне в лесу перед переходом. — Да, да, помню. Три ребёнка — перебор, и мало примеров для изучения.

— Именно! — кивнула, фыркнув, девушка. — Пускай с этим царь самостоятельно разбирается.

Интересно, и что будет входить в его разбор? Притащит её сюда, или всё же оставит там? Не могу сказать, что мне это было не интересно, но переживать за сестру у меня и в мыслях не было. Так, скорее исследовательский интерес проснулся. Мнение своё о Василисе я уже, наверное, никогда не смогу поменять. Наследила у меня в душе она сильно. Ничем до сих пор не получилось отмыть. Правильно в народе говорят — только самые близкие люди смогут сделать по-настоящему больно. Только те, кому мы полностью доверяем и кого всем сердцем любим. Их ножи обычно самые острые, и раны, которые они оставляют в спине до конца уже не заживают никогда.

— Знаешь, я бы на твоём месте поговорила с сестрой, — после недолгого молчания выдала мне Владимира.

— Не вижу в этом смысла, — отмахнулась я, не горя желанием развивать эту тему.

Волчица немного помолчала, сорвав пару листиков с куста, мимо которого мы проходили по тропинке, и методично начала их рвать, кидая ошмётки на землю.

— У неё очень странные эмоции для бессердечной твари, — закинула мне наживку Мира, и, дождавшись моего кивка продолжила. — Она переживает за тебя, и сильно. Действительно сильно. Страх у неё смешался с чувством вины и отчаянием. И даже мне трудно определить, какое из этих чувств у неё превалирует, когда она смотрит на тебя. Я это ещё тогда в лесу заметила. И до сих пор ничего не изменилось.

— Не знаю, Мир, — честно ответила я, выслушав волчицу. — Возможно, когда-нибудь я попробую с ней поговорить, но не сейчас. И не в ближайшее время.

— Понимаю тебя, — горько вздохнула Владимира, видимо вспомнив свою семью. А может и бывшего возлюбленного. Только в том, что он именно бывший — я осень сильно сомневалась.

Мы ещё немного побродили вдоль берега. Нам на радость русалки больше не выплывали. Либо до сих пор не могут отойти от шока, либо сменили место обитания, и теперь радуют своим народным творчеством кого-то другого. Очень надеюсь, что верно второе.

— Ну, я тогда пойду? — когда мы вернулись к замку, нарушила наше молчание волчица.

— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила я девушку, — даже не знаю, что бы я без тебя делала!

— Что, что, — засмеялась Мира, — гоняла бы сама русалок по озеру! Результат, конечно, был бы нулевым, но устала бы так, что уснуть смогла бы под любые вопли над ухом!

— Русалки? О чём ты? — включила я непонимание, еле сдерживая смех. — Я благодарила за бургер с картошкой!

От души посмеявшись, мы обнялись на прощание, и Владимира растаяла в воздухе, возвращаясь в наш мир. Я же направилась в свою комнату, опираясь на подсказки ужика. Всё это время змейка вела себя на удивление тихо, и только внутри замка начала проявлять активность, диктуя мне куда свернуть и по какой лестнице подняться.

Жена не гусли — поиграв, на стену не повесишь,

или осадное положение и его последствия.

Вроде только что я пыталась более-менее удобно устроиться на кровати, что получалось весьма сомнительно, и вдруг картинка резко изменилась! Я оказалась в спальне своего мужа, наблюдая за происходящим находясь вновь в змеином обличии. Цветопередача меня больше не удивляла, и я быстро сориентировалась, кто из присутствующих в комнате есть кто. И в этот раз меня особенно порадовал обзор — змея, глазами которой я сейчас видела окружающее пространство, удобно расположилась на подоконнике.

— Лекс, хватит мельтешить! — Михаил, сидевший на кровати рядом с Юлькой, следил за нервными перемещениями блондинчика из угла в угол. — Возьми себя в руки, в конце концов! Ты полоз гадючьего княжества, а не ребёнок на посылках!

Полоз в ответ лишь прошипел сквозь зубы нечто совсем нечленораздельное, и явно нецензурное, со злостью ударив ногой, оказавшийся на его пути шкаф. Дверца удар стерпела, но издала характерный звук треснувшей древесины, ясно дающий понять, что нового нападения просто не переживёт.

— А мебель здесь, в чём виновата? — принялась отчитывать Василеска и Юлька. — Иди на жене своей злость срывай!

Мне стало немного обидно. Я, конечно, понимаю, что Юлька просто не знает, что царевна на самом деле я, но всё равно, слышать столько злости в свой адрес совсем неприятно.

— Она — царевна, — вздохнул Михаил, обнимая супругу за плечи. — Лекс, как полоз и её супруг, и так уже сделал многое на грани дозволенного.

— Заселил её в маленькую комнату и распорядился накормить кашей недельной давности? — фыркнула подруга моего детства. — Ты это называешь поступками на грани?! Да за то, что она сделала с Линкой её за волосы нужно брать и об стену бить, пока зачатки мозга развиваться не начнут! Если эти самые зачатки в её голове вообще имеются. В чём лично я сомневаюсь.

Я нервно сглотнула. Юлька всегда была боевой, но никогда не применяла эту часть себя по отношению к нам с девочками. Глупо, конечно, бояться лучшую подругу. Видимо время виновато — давно не виделись, вот и отвыкла от её стиля общения. Да и потом, если бы она знала правду, так бы не говорила. Почему никто из присутствующих ей так и не намекнул кто я на самом деле?!

— Царевна неприкосновенна. — Отрезал Михаил монолог своей жены.

— А мне предложение по вкусу, — встал на сторону Юльки Лекс, — жаль, что, если я её хоть пальцем трону — царь меня четвертует. В лучшем случае.

— Даже не вздумай! — напрягся брюнет, вставая и подходя к Василеску. — На эту тварь мы найдём управу, но без риска для наших жизней!