В десять часов утра Бернар, без особого удовольствия заглотив крепкий чёрный напиток, вышел из кафе. Улицы были полупусты, и он шёл, всё больше и больше раздражаясь каждому встречному человеку. Бернару было тридцать пять, и он считал себя стареющим Вертером; по крайней мере, страдал он довольно часто. Что-то было неопрятное, несложившееся в его жизни, он никогда не чувствовал полноценного счастья. Через два дня нужно было сдавать статью, меньше месяца осталось на то, чтобы закончить новый роман, но сейчас у него не было ни желания, ни сил, ни впечатлений, чтобы заполнить пустоту внутри и вовне - и придумать наконец какой-нибудь сюжетец. Другое занимало мысли Бернара; он вдруг подумал, что относится к вымирающему типу людей, которым ещё требуются любовь и постоянство. Ответить на его порывы было некому.

  К женщинам он перестал стремиться в двадцать лет; они виделись ему жалкими меркантильными существами, готовыми на любые жертвы, чтобы привлечь мужчину. Последние, в свою очередь, тоже не особенно радовали Бернара, так как постоянство не было их коньком.

  Он жил один в своей маленькой квартире и зарабатывал достаточно, чтобы позволить себе жить на широкую ногу - впрочем, это мало его утешало. Мать Бернара была немкой, и он нёс свою совсем не французскую внешность с какой-то торжественной печалью.

  Теперь Бернар шёл и смотрел на довольные парочки, целующиеся у кафе и кабачков, и ему становилось противно от этого лицемерия; вполне вероятно, что ещё вчера они целовались с другими. Он хотел заскочить в офис к своему приятелю, но потом передумал; тот изменял жене и слишком много болтал. В десять тридцать позвонила Амели.

  - Приезжай ко мне на пару дней, у нас так скучно! - сказала она умоляюще. - Вечером соберутся интересные личности.

  Амели он знал со школы, и когда-то она была неистово в него влюблена, но с тех пор много воды утекло. Амели справилась со своим чувством (хотя Бернару иногда казалось, что не до конца), и они остались добрыми друзьями. Он вспомнил её мужа с внешностью сорокалетнего лысеющего

  Байрона; ехать к ним не хотелось. Он уже подумал было отказаться, но потом решил, что лучше будет размышлять над статьёй в милом пейзаже, нежели сидеть одному у высокого окна в своей парижской квартире. Удручающий прогорклый воздух этого города душил Бернара. И он согласился.

  Он приехал часам к шести; его встретила Амели, пахнущая чудовищной смесью модных духов. Лёгкое шёлковое платье скрадывало излишнюю худобу, а подведённые глаза делали её милое лицо более грубым и взрослым; в целом же она не изменилась за те полгода, что Бернар не видел её. Они обнялись и прошли к дому. Целый час в дороге Бернар думал, что этот вечер обязательно преподнесёт ему удивительный сюрприз, но теперь даже успел пожалеть, что вообще согласился приехать.

  Гости начали съезжаться после семи; их встречали хозяйка и её муж, которого так терпеть не мог Бернар. Сам он стоял поодаль со стаканом в руке, и ему было откровенно скучно смотреть на разодетых, разукрашенных, пышущих здоровьем дам и холёных мужчин, смотрящих на своих жён, как на досадный придаток к благополучию. Бернар вернулся в дом. Амели пришла к нему через час.

  - Тебе не нравится здесь? - спросила она тоном человека, который вот-вот расплачется.

  Она вообще любила манипулировать при помощи слёз. Бернар пожал плечами.

  - Я хотел заняться статьёй, но здесь получается ещё хуже, чем дома, - ответил он.

  - Ты совершенно не умеешь веселиться! - укорила его Амели.

  Она была права, но в таком обществе ему было не до веселья.

  - Можешь уехать, если тебе этого хочется, - сказала она.

  - Пожалуй, я всё же останусь. Может быть, ещё не всё потеряно, - ему не хотелось обижать её своим отъездом.

  - Пойдём в сад, - предложила Амели. - Выпьем, поболтаем, я познакомлю тебя с некоторыми своими друзьями.

  Интересные личности, конечно, как она и обещала. Бернар вздохнул, но поднялся с кресла и последовал за ней. Первой, кого представила ему не в меру радостная Амели, была редактор малоизвестного журнала мод. Крикливая и гогочущая девица в другой раз подействовала бы Бернару на нервы, но сейчас он отметил про себя, что она довольно органично и вполне уместно смотрится на этом празднике абсурда. Делая вид, что внимательно слушает её громогласные выпады, он продолжал разглядывать присутствующих и заметил у столика в глубине сада невысокого молодого человека. Тот стоял спиной к Бернару, но пару раз повернулся в профиль; он был одет в простые чёрные брюки и объёмную белую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Бернару вдруг захотелось познакомиться с ним, будто он был единственным нормальным человеком на этой вечеринке. Бернар извинился перед невыносимой девицей и подошёл к дальнему столику.

  - Молодой человек, вы не хотите...

  Тот развернулся, и на Бернара уставилось лукавое лицо.

  - Выпить? С удовольствием! - произнесло лицо задорным, не в меру высоким голосом и расхохоталось.

  Бернар почувствовал себя крайне неловко. Это же надо было так ошибиться!

  - Доминик, - сказало лицо, продолжая весело улыбаться и протягивая Бернару руку.

  Он представился в ответ.

  - Лучше пойти в дом, здесь слишком шумно, - сказала Доминик, утягивая Бернара за собой. - Виски?

  - Да, пожалуй.

  Они прошли в какую-то дальнюю комнату.

  - Не удивляйтесь, я знаю в этом доме каждый уголок. Амели столько о вас рассказывала!

  Бернар немного смутился.

  - Впрочем, рассказы из третьих уст достоверны далеко не всегда, - подмигнула ему Доминик. - Она говорила, вы пишите?

  - Пишу.

  - Что-то вы не особенно разговорчивы, - пожаловалась Доминик. - Вы работаете в каком-то журнале?

  - Да, в газете.