Вена встретила меня легко, с известной теплотой, как встречала всегда. Было уже десять часов утра, когда я переступил порог отеля на Зиверингерштрассе; последний раз я был здесь год назад, и сопровождал меня тот же аляпистый чемодан, а в душе копошились всё те же сомнения.

  - Счастливо отдохнуть, - сказала мне жена, тоненькая, миловидная женщина, к которой я в последнее время был ненавязчиво равнодушен.

  Она была на два года моложе - и на целую жизнь старше, мудрее, правильнее меня; сначала это восхищало (наверное, в силу возраста и неопытности), теперь же стало надоедать. Мне хотелось равенства, хотелось полного, абсолютного партнёрства, а жена словно была мне старшей сестрой, в которой не было нужды. Я поехал в Вену один - в последнее время мы не ездили в отпуск вместе. Знакомый портье приветливо улыбнулся, оформляя номер; так было год назад, так было всегда - казалось, я никуда и не уезжал. Какой-то француз встретился мне в лифте - кудри, еврейские глаза, тонкая линия усиков, на вид не дашь больше двадцати; разговаривал он весело, по-французски захлёбываясь в словах. Так мы доехали до третьего этажа, вышли из лифта, двинулись вглубь коридора; пахло чем-то особенным, выразительным, как пахнет только в отелях. Француз кивнул мне и скрылся за соседней дверью - больше я не видел его; наверное, он уехал на следующий же день, но отчего-то это случайное почти знакомство в лифте подняло мне настроение.

  В "Леопольде" я бывал не раз, но и теперь решил, так сказать, отдать честь. Передохнув и лениво отобедав в ближайшем кафе, я добрался на метро до музейного квартала - и теперь медленно бродил по залам, внимательно разглядывая других.

  Ничего интересного мне обнаружить не удалось и, задержавшись ненадолго перед одним из пейзажей Климта, дабы наглым образом подслушать разговор стоящей рядом парочки, я спустился в ресторан. Симпатичная официантка флиртовала со мной слишком откровенно, блюдо было слишком пресным - одним словом, утро первого дня в Вене не задалось.

  После мне позвонил Эдди - мы договорились встретиться у Вотивкирхе в шесть вечера, немного пройтись и выпить. Эдди считался моим приятелем ещё с университетских времён и вот уже больше года обитал здесь, беспрерывно стеная и охая от местного жизненного устройства. Он не был женат, потому как это противоречило его природе, зато имел множество случайных романов - женщины, слетавшиеся на его деньги, как мухи на мёд, были для него лишь средством слегка развеять тоску.

  - Мне кажется, я скоро не выдержу, - скорбно сообщил он, когда мы сидели в баре. - Стоит только провести с женщиной одну ночь, как она уже рассчитывает на целую жизнь. Отвратительные существа!

  Я засмеялся.

  - И что мешает тебе завязать с ними?

  - Дурость и разнузданность, - философски заявил Эдди.

  С момента выпуска прошёл не один год, но Эдди оставался верен себе. Его любящий науку ум, казалось, отказывался работать в обыденных житейских ситуациях.

  - Помнишь, я говорил тебе по телефону, что ищу пару редких книг?

  Эдди, уже успевший хорошенько угоститься, осоловело кивнул.

  - Ты говорил о какой-то лавке...

  - Помню, помню, - рассеянно ответил он, пытаясь сосредоточиться. - Да, я говорил о лавке на Штернгассе, это довольно далеко отсюда; тебе лучше отправиться туда завтра. Они специализируются на редких и антикварных изданиях.

  - Спасибо, дружище, - я отсалютовал Эдди непочатым бокалом и залпом выпил всё его содержимое.

  Следующим утром, как и советовал мне Эдди, я отправился на Штернгассе, но добрался до лавки не без приключений - узкие улочки того района были, казалось, все на одно лицо, и я добрых полчаса блуждал в поисках заветной цели, поминутно вопрошая прохожих, которые на ломаном английском пытались объяснить дорогу, но только ещё сильнее запутывали меня. Когда я подошёл наконец к высокой зелёной двери, ведущей в условный и долгожданный рай, я не ждал уже от этого визита ничего хорошего.

  Обстановка внутри напоминала старинный двухэтажный магазин, снизу доверху наполненный книгами.

  - Добрый день, - раздался со второго этажа звонкий женский голос, показавшийся мне знакомым. - Вы проходите, я сейчас спущусь.

  Я прошёлся вдоль стеллажей. Через минуту передо мной предстала хорошенькая женщина; я узнал её.

  - Дуглас! - воскликнула женщина, - Дуглас, я так рада тебя видеть!

  Я хотел сказать ей, что тоже очень рад, но слова не шли. Глядя на её фигуру, обтянутую длинным кружевным платьем, на её короткие рыжие волосы, открытое миловидное лицо и белые руки, держащие стопку книг, я тщетно пытался увидеть в ней ту самую девочку Диту, которую любил в старшей школе. Казалось, в ней не осталось ничего от той барышни; только улыбка, такая же задорная и смелая, и взгляд, будто бы полный лёгкой печали, говорили, что и Дита, подобно мне, вернулась на какой-то миг в давно забытое прошлое.

  - Ты ищешь что-нибудь, или просто зашёл повидаться? - мягко спросила она.

  - Ищу, - я протянул ей небольшой список, который со всей тщательностью составил перед отъездом. - Признаться, я не ожидал, что встречу тебя здесь.

  Она взяла листок из моей руки.

  Я огляделся вокруг. Обилие книг, дубовых шкафов и стеллажей отчего-то навевало на меня тоску, будто прежняя Дита затерялась именно здесь, и сейчас пряталась где-нибудь за томиком антикварного издания Рильке.

  - Это твоя лавка? - зачем-то поинтересовался я.

  - Моя с мужем, - сухо, как мне показалось, ответила она. - Я проверю сейчас наличие нужной тебе литературы.

  И она ушла вглубь к деревянной стойке, на которой находился компьютер.

  Новость о её замужестве не удивила меня, ведь прошло столько лет (у меня самого теперь была в доме женщина, которую я терпел по непонятной причине), но всё же странное чувство, будто Дита не имела права выходить замуж и жить полной жизнью после нашей любви, не давало мне покоя.