- В прошлый раз тебя было не унять.
Я пожал плечами.
Залина поправила регистратор, чтобы в случае чего запечатлеть для жаждущих зрелищ народных масс уникальные кадры.
- Делать им нечего, вот и летают, - пробурчал я. - Тянет к славе и известности. Вместо того, чтобы тихо и незаметно учиться воевать.
- Не в духе? - спросила Залина и положила руку на мое плечо.
- Не совсем.
- Что так?
- Да не знаю. Как-то депрессивно, беспросветно и тягостно.
- Ого, даже так?! Плохо отдохнул? Родители не впечатлили?
- Да нет, все нормально. И вот это самое отвратительное - что нормально, что абсолютная и совершенная норма.
- Разве это плохо?
- Наверное, хорошо. Очень хорошо. Но как-то тоскливо. Как будто чего-то лишился.
Залина замолчала, вопросительно смотря на меня.
Я помолчал, объезжая очередную отремонтированную яму, а затем сказал.
- Да, огромного чудесного мира - вот он вспыхнул в отражении дверного стекла на случайной заправке обычнейшей дороги между Захудыринском и Новогрязино, и ты было сунулся в дверь, а там - просто толстяк в грязном фартуке. Режет ножом какую-то мясную дрянь. Какой свет? Нет никакого света, просто стекло грязное, проходите за столик, сейчас вас обслужат. А ты видишь по его глазам, что лжет он. Сыто и грязно лжет. Потому что поставлен здесь охранять вход в это отражение от таких, как ты. А как доказать, что тебе надобна вовсе не их еда, а то, что сияет за тем стеклом, и ты тот, именно тот, который им нужен, потому как мечтал о том мире, и, вообще, способный, и они не пожалеют, что взяли...
- Может, ты влюбился? - задумчиво спросила Залина после недолгого молчания.
- Я? В кого?
- Не знаю. Скажем, в Федору.
- Как же ты? - удивился я. - Как я могу влюбиться в кого-нибудь, кроме тебя?
Залина улыбнулась и взъерошила мои волосы.
- Ладно, ладно.
Мы вернулись домой под вечер.
В полупустые маленькие комнаты, в мир десятков телевизионных программ, в мир журналов на мелованной бумаге, объясняющих все на свете. Наноаэрозолей, освежающих воздух. Пленок, сохраняющих продукты свежими. Энергосберегающего света теплых тонов, приятных глазу. В мир порядка и восьмичасового рабочего дня с перерывом на обед. Мир коррупционных инноваций и наномодернизаций. Медлительных марсианских роверов и проектов станций на Луне.
Обжитой уютный мир, не без недостатков, конечно.
Только отчего же было так тоскливо в этом обжитом уюте?
Я пощелкал телевизионным пультом, затем, бросив, полистал старую 'Популярную Механику', но через минуту отложил и ее. Послушал, как камлает Земфира в своем последнем альбоме и отправился к Залине.
Та прихорашивалась после душа.
- Не можешь найти себе занятие?
- Не могу, - согласился я.
- Тогда займись ужином. А я позже подтянусь... Или даже нет, давай сходим в ресторан, скажем в... все, вижу, больше не уговариваю. Эту неизбывную достоевскую тоску хрустом французской булки не перебить.
Она поправила пояс на халате, потом с сомнением оглядела меня.
- Если я предложу постель, ты тоже откажешься?
- Да, - согласился я. - Пожалуй, это вариант. Сон - лучшее лекарство.
- Ну тебя.
- Я, наверное, лягу сегодня пораньше. Извини, За, ни на что нет настроения.
- Ну тебя еще раз.
Она пришла минут через пятнадцать. Расчесала волосы. Скинув халат, продемонстрировала мне, как хороша, потом продемонстрировала еще раз и юркнула под одеяло, ближе ко мне.
- Я уже засыпаю, - полусонно отозвался я, с трудом выкарабкиваясь из тягучей вязкой тяжелой серости, обволакивающей тело и забирающейся в глаза.
- Все-все, уже не мешаю, - шепнула она, целуя меня.
А потом добавила.
- Ты совсем ничего не помнишь?
- Что я должен помнить? - пробормотал я.
- Выходные. Родителей. Сестер.
- Ах, эту твою Федору...
- Ее зовут не Федора. Фрейя.
- Фрейя, - повторил я, одними губами, проваливаясь в сон. - Фрейя...
Фрейя!
Я резко выпрямился и ударился головой об дерево. Болели согнутые в коленях затекшие ноги. Тяжелый, наполненный почти тропическим цветочным духом воздух
забивался в легкие, вызывая сухость и желание пить.
Я с трудом поднялся и поочередно подрыгал ногами, восстанавливая кровообращение.
