Сквозь жестокого человека, смотрящего на меня, я вижу ребёнка, которым был. Того, кто был готов рискнуть умереть, чтобы получить шанс на что-то лучшее. Так же, как я готов умереть, мстя за Исаака.

Но пламя мести, которое обычно горит так ярко, прямо сейчас ослабло перед перспективой будущего, которое я не мог представить до этого момента.

Могу ли я иметь всё сразу? Или мне придётся выбирать?

Я всем обязан Исааку за жизнь, которой живу. Это никогда не будет оспорено.

Я отбрасываю в сторону яркую картину будущего, о которой не могу позволить себе думать, и отвожу взгляд от зеркала. Я обтираю себя, стягиваю полотенце с вешалки, смачиваю его тёплой водой, затем возвращаюсь в комнату и предлагаю его женщине в моей постели.

Моей жене.

Нет никаких сомнений, что она все изменила. Она меняет меня. И я не знаю, что, чёрт возьми, с этим делать.

Щёки Инди вспыхивают ярко-красным цветом, как только я передаю ей полотенце.

— Хм, спасибо.

Она отводит взгляд, пока обтирается. Я знаю, что должен отвернуться, чтобы дать ей уединение. Но я этого не делаю. Я не отвожу взгляда с её лица.

Когда Инди заканчивает, то оборачивает простыню вокруг себя, передавая мне полотенце. Я беру его и продолжаю смотреть на неё в тишине.

— Я иду в душ.

— Ты принимаешь таблетки? — вопрос возникает из ниоткуда. Я даже не знал, что собирался его задать.

Лицо Инди бледнеет.

— Нет. Не принимаю. Блядь. Я даже не подумала…

— Всё хорошо. Независимо от того, чем всё закончится, мы разберёмся с этим.

Её голубые глаза расширяются.

— Что, чёрт возьми, это значит?

Я пожимаю плечами, как будто это ничего для меня не значит, когда внезапно принимаю идею, что Инди беременна моим ребёнком. Назовите это примитивным мышлением. Назовите это чёртовым безумием. Неважно как. Потому что это просто есть.

— Мы оба принимали участие в том, что только что произошло. Мы вместе разберёмся с последствиями, если они будут.

Когда лоб Инди хмурится, мне хочется заглянуть внутрь её головы и узнать, что, чёрт возьми, она думает, потому что это может изменить то видение, которое только что представил я о том, как может выглядеть моя оставшаяся жизнь. То, о котором я только что сказал себе, что не мог думать. Если она лишит меня этой возможности, то я останусь с тем, что сейчас кажется холодной, бессмысленной дорогой, где единственное, что меня удерживает — это месть.

Во всём виноват русский. Он должен был стать философом. Его слова сказываются на мне против моей воли.

— Я не собираюсь иметь дело с последствиями, Фордж. Если я беременна, я… я не попытаюсь это исправить.

Меня охватывает чувство облегчения.

— Хорошо, потому что это не то, что я предлагал.

Она хмурится от замешательства.

— Подожди. Что?

Я наклоняюсь к ней, пока наши носы почти не соприкоснулись.

— Не беспокойся об этом, пока не будет, о чём беспокоиться. Ладно?

— Тебе легко говорить. — Инди опускает взгляд на зажатую в её руке простыню.

— Единственная причина, по которой это легко — то, что это ты.

Её голова дёргается вверх, от удивления расширяются голубые глаза. Инди изучает моё лицо. Я понятия не имею, что она ищет, но она должна найти это.

— Всё будет в порядке. Спасибо, что не настаиваешь, что это будет моей проблемой, если…

— Конечно, нет. — Я выпрямляюсь и протягиваю руку. — Душ и завтрак?

Прошло несколько секунд, прежде чем Инди взяла её, как будто мы объявили перемирие.

— Было бы здорово. Спасибо. — Её слова тихие и сдержанные, как будто она не уверена, как продолжить наш разговор. Нас таких уже двое.

Я помогаю ей встать с постели. Она тянет с собой простыню, прижимая её к своему телу. Если она чувствует, что ей нужна броня, она может её забрать. На данный момент.

— Как прошла игра? — спрашиваю я, зная, что если и есть какая-то тема, чтобы заставить её говорить уверенно, то это должна быть она, учитывая сумку, которую я запер в своем сейфе.

Выражение лица Инди меняется с осторожности в нечто совершенно иное. В ослепительную радость.

— Я выиграла. Разгромила их. Никто не усомнится снова в том, что я противник, с которым большинство людей не посмеют столкнуться.

Её улыбка такая широкая. От неё в уголках рта и глаз Инди появляются маленькие морщинки. Я никогда не видел ничего более прекрасного в своей жизни.

— Никогда не было сомнений, что ты грозный противник.

Инди пожимает плечами. Её улыбка тускнеет на несколько ватт.

— Когда я играла с тобой, то выглядела как любитель.

— Нет. — Я не соглашаюсь, качая головой. — Ты была кем угодно, но не им. Просто так получилось… Мне повезло той ночью. Возможно, я был удачливее, чем когда-либо в своей жизни.

— Я хочу сыграть с тобой снова. Хочу исправить свои ошибки. Доказать, что я могу победить кого угодно. — Она поднимает подбородок. Её голос приобретает надменные нотки, которые посылают удар похоти в мой член.

Я буду играть с ней снова…

— Для правильной ставки, ты просто могла бы соблазнить меня, — говорю я.

Её взгляд опускается на мою талию. Я понимаю, что она смотрит на мой член.

— Мои глаза выше, мадам.

Инди шагает вперёд, всё ещё прижимая простыню, но её улыбка становится дразнящей.

— Я думаю, что мы можем придумать ставки, которые великолепно соблазнят тебя, Джерико. Но сейчас… Я готова позавтракать и хочу пересчитать свои деньги.

32

Индия

— Твоя алчность может даже превзойти мою, — говорит Фордж, когда я ставлю сумку с деньгами на обеденный стол до того, как вся посуда была убрана.

Я смотрю на него. Спокойное выражение его лица утихомиривает сомнения, которые преследуют меня, с тех пор как он указал на то, что мы сделали — занимались сексом без презерватива.

Учитывая моё прошлое, случайная беременность никогда не была в моём длинном списке вещей, о которых нужно беспокоиться. Но когда Фордж зазвучал так, будто предлагал, что аборт был бы правильным решением, я запаниковала. Мои защитные инстинкты по поводу ребёнка, который, скорее всего, даже не был зачат, сработали на пределе. Я вступлю в войну, чтобы защитить своего ребёнка, независимо от обстоятельств его зачатия. Когда я, наконец, поняла, что это не было его намерением, с моих плеч свалился груз. Я снова смогла дышать спокойно.

Как я и сказала, шансы не в нашу пользу. Но я рада узнать относительно его позиции в этом вопросе. Даже не стану лгать себе и говорить, что не хочу повторять снова и снова то, что случилось этим утром.

Я поражена членом. Вот и всё.

В любом случае, я выбрасываю эту мысль из головы настолько, насколько могу, с полуголым искушением, сидящем передо мной, и сосредотачиваюсь на пачках наличности.

Я парю высоко, наслаждаясь своей победой, плюс сегодня у меня уже были убийственные множественные оргазмы. Так что прямо сейчас буквально ничто не могло отвести ветер от моих парусов.

Я беру пачку из сотен и поднимаю её к носу, вдыхая знакомый запах.

— Я люблю деньги. И не боюсь это сказать. Может быть, это звучит бестактно, но кого волнует? — я положила её обратно на стол и взяла другую, чтобы положить их в стопки. — Помню первый выигранный большой банк. Я даже не удосужилась вернуться домой. Пошла прямиком к Аланне и бросила их на кухонную стойку. Она разрыдалась, потому что думала, я ограбила банк.

Смех Форджа присоединяется к моему.

— Что она тебе сказала?

— Мы должны вывезти тебя из страны.

— Вот, что значит настоящая любовь. — Фордж улыбается. Боже мой, у него есть ямочки. Это не честно. — Она была готова тайно вывезти тебя, чтобы избежать судебного преследования.

Я хватаю другую пачку и пытаюсь стереть его ямочки из головы. Легче сказать, чем сделать. Я сосредоточиваюсь на задаче, стоящей передо мной. И продолжаю лёгкую беседу, потому что моим эмоциям нужен перерыв от удара последних нескольких часов.