– …А я ведь коммунист. Коммунист, понимаешь?! – пьяно стучал себя кулаком в грудь Глушаков час спустя, когда в нас отчётливо булькало по литру «Столичной». – Вот здесь! Не то, что эти ваши… – он смачно харкнул на пол и растёр подошвой ботинка. – Я ведь в том мире, в который тогда попал, я же там революцию устроил, настоящую! Там кучка магов не просто нашего брата-пролетария угнетала, нет, они там целые игрища с массовыми убийствами проводили! Женщин пытали, детей насиловали… – Сергей всхлипнул, видимо, от нахлынувших воспоминаний. – До скотского же состояния народ довели! А у меня отец… в Великую Отечественную… с сорок третьего до сорок пятого… до Берлина дошёл! Дед в Гражданскую с колчаковцами рубился, а потом в ЧОН пять лет бандюков по лесам гонял. Я сам срочку в воздушно-десантных… Я же как увидел, так у меня просто руки затряслись и как пелена красная на глаза упала. Я тогда маговых прихвостней голыми руками задавил! Они в деревеньке баб хватали да прямо на улице раскладывали, поборы собирали…

Он вдруг замолчал, а прилившая было к лицу кровь сменилась пугающей бледностью.

– Сдали меня тогда, – сухим и отчуждённым голосом, совершенно лишённым прежней горячности, продолжил после недолгой паузы Глушаков. – Сами деревенские. Гнева испугались, кары магической. Им не помогло – всю деревню выжгло одним ударом, землю на метр вглубь испарило. А меня – на опыты. Был там один. Выводил экспериментальным путём суперсолдат, зазомбированных до полного подчинения и с магическим потенциалом. Выживали не все, но мне повезло… – от этого Сергеева «повезло» повеяло таким холодом, что я невольно поёжился и ещё раз поискал мантию взглядом. – Вот только он ошибся, – уже совсем трезвым голосом добавил Глушаков. – Мне понадобилось три года, чтобы снова осознать себя, скинуть поводок. И ещё год, чтобы помочь очнуться остальным. Этот маг и сам, наверное, только за миг до своей смерти понял, что же всё-таки создал. Мы были идеальными убийцами их самих…

– Вы… всех? – хрипло каркнул я, пришибленный рассказом Сергея.

– Магов? – уточнил он и тут же кивнул: – Да, всех. А потом мы объявили, что тирания свергнута и теперь все смогут зажить свободно, – Сергей вздохнул. – Молодой был, глупый. На то, чтоб свергнуть тиранию, хватит нескольких лет. На то, чтоб поменять сознание людей, не хватит и столетия. Но что уж теперь об этом…

И мы выпили снова.

И снова утро. Разве что настроение чуть получше, чем вчера, не так давило безысходностью. И голова была на удивление ясная. Посмотрев же на перебуробленные, словно после бурной ночи, простыни, я почесал затылок, но ничего такого вспомнить, как ни старался, не смог.

Серёгу с нашего застолья утащило телепортационное окно. Не сразу, правда – он ещё секунд тридцать провисел в воздухе, отчаянно цепляясь за стол и горланя: «Врагу не сдаётся наш гордый „Варяг”…» А затем, через пару минут, на стол из воздуха выпала упаковка без надписей с наспех приложенным листочком, на котором от руки было выведено: «Антипохмелин, глотать не жуя».

Дальше мне хватило сил только на то, чтоб добраться до ласково принявшей меня в свои объятия кровати и проглотить нечто, сильно напоминающее кусок пластилина, перемешанного с угольной крошкой. И всё, больше ничего не помню.

Таинственный добродел не подвёл – похмелья как ни бывало. И вообще, чувствовался какой-то даже душевный подъём. А может, это так задушевная беседа с Глушаковым помогла?

Тут у меня зазудело, а значит, надо вновь собираться на занятия. Свой единственный выходной я натуральным образом пробухал… Стоп.

Я застыл, мысленно возвращаясь к вчерашнему дню. Что-то опять не вязалось. Помню, как проснулся, как завалился ректор с толпой неизвестных в поисках основателя Академии. Как позвал трудовика и выпроводил с Марной остальных. Потом мы выпили. Да, посидели хорошо, душевно… Но не весь день же?!

По моим внутренним ощущениям, посидели мы часика четыре, может, пять, но с учётом того, что начали утром, закончилось всё где-то в районе обеда. Это что же, я в обед вырубился и до утра следующего дня продрых?

А может, это антипохмелин меня так? Я вновь почесал голову, а затем хмыкнул и пожал плечами. Фиг его знает, как эти магические препараты действуют. Мало ли.

Выкинув посторонние мысли, принялся быстро одеваться. Кстати, когда, сняв с бельевой верёвки родные труселя, стал их привычно натягивать, не смог вспомнить, как их снимал, да и вообще как раздевался. С другой стороны, после такого количества выпитого немудрено и забыть.

Подхватив сумку с тетрадью и учебниками, я поспешил вниз. Из предметов сегодня были: история магии, маготехника и теория заклинаний. Всё сплошь лекции без практикума, так что я хотел побыстрей проскочить в аудиторию и занять место повыше. Слишком сильно мелькать у всего потока на глазах не хотелось. Всё же предметы были общими, а значит, вполне ожидалось присутствие помимо моей специальности и прочих «тёмных», включая тех, что подтрунивали надо мной на бытовой магии.

Однако всё поменяла короткая записка на дверях лектория, гласящая, что история магии сегодня отменяется и всех ждёт самостоятельная подготовка. Неожиданно. Что же это с начала года такого внепланового произошло? Впрочем, гадать смысла не было, и я поискал глазами инфу о том, куда мне идти теперь.

За проклятиями была зарезервирована аудитория двести семь на втором этаже, и я, поправив ремень сумки на плече, бодро зашагал туда. Не скажу, что меня сильно расстроила перспектива отсидеть одно занятие с нелюдимыми девицами вместо того, чтобы отбиваться от тупых малолетних остряков. Вовсе нет. После занятий по труду общество молчаливых начинающих ведьмочек мне было даже как-то ближе.

Заглянув внутрь, я, несмотря на приличное ещё количество времени до начала занятия, с удивлением обнаружил, что аудитория почти полностью заполнена. Девчонки, развернув книжки, сидели и, по всей видимости, усердно занимались. Чем вызван такой трудоголизм – мне было непонятно, и неопределённо хмыкнув, я тихонько проскользнул внутрь, собираясь аккуратно пробраться в дальний уголок. Но увы, стоило двери за мной захлопнуться, и все ученицы, как одна, разом подняли головы и уставились на меня.

– Эм… привет, – мысленно кляня себя за вечную неуверенность, медленно произнёс я.

Вот только вместо ожидаемого игнора, ну или, на худой конец, ответного формального приветствия все ведьмочки разом встали, выходя из-за парт, и окружили меня плотным полукольцом. «Полу» – потому что я рефлекторно прижался к стене, а так бы, наверное, полностью окружили.

И куда только девалась их нелюдимость? Я ловил на себе полные любопытства взгляды и не мог отделаться от ощущения, что меня разглядывают словно какое-то чудо-юдо диковинное.

Вдруг одна из них, откинув прядь волос цвета воронова крыла со лба, спросила:

– А ты правда ученик академии?

– Правда, – кивнул я, всеми силами стараясь выглядеть уверенно.

– И ты такой взрослый…

В ответ на это я лишь неопределённо дернул плечами – всё же данные слова были скорее констатацией факта, нежели вопросом. Вот хоть убей, никак не могу понять свои ощущения. Эти взгляды, как-то странно блестящие глаза…

– А сколько тебе? – девчуля с лёгким прищуром смотрела прямо мне в глаза, словно бы говоря: «Только попробуй обмануть». И я сознался:

– Тридцать четыре.

– О-о, – прошелестело по рядам.

– А нам старшие не поверили, – вдруг сообщила всё та же особа. Заложив руки за спину, качнулась с носка на пятку и добавила: – Обещали наказать за вранье.

– Это как? – удивился я.

– Тебе лучше не знать, – дипломатично сообщила девушка. – Но мы не соврали, так что надо будет им тебя показать, чтобы поверили.

«Да что я вам, слон в зоопарке, чтобы меня показывать?!» – хотел было возмутиться я, но чернявая вдруг продолжила:

– Покажем, но не отдадим. Так ведь, девочки? – она обернулась к толпе сокурсниц, и я натурально выпал в осадок, когда те хором выразили полное согласие со своей неформальной лидершей.