Рей сконцентрировалась на этом желании, на нитях, что вибрировали вокруг, посылая темные и светлые сполохи, словно камни ожерелья, пульсировавшего под ее ладонью. Перед глазами вспыхнул ослепительно яркий свет, Рей подавила в себе желание зажмуриться. Сделала крошечный шаг вперед. «Я хочу знать, я хочу видеть. Покажи мне! Покажи!» Стиснув зубы, она двигалась вперед, к свету, к прошлому. Еще шажок, и еще, отдававшийся невыносимым напряжением в теле, в разуме, в душе. Нити Силы вибрировали вокруг, от гула закладывало уши. Рей протянула свои руки вперед, почти касаясь яркого света, обжигающего нежную кожу, опаляющего лицо. Еще шажок. Еще один. Вдох. И выдох.

Яркий свет исчез. Показалось, что она летит куда-то, падает, от этого ощущения перехватило дыхание.

А потом она увидела.

========== 3.Пролог ==========

- Такая тоска, не правда ли?

Она замерла, сжав тонкими пальцами бокал с вином. И поморщилась. Вот уж чего ей совершенно не хотелось, так это вести разговоры – пустые или не очень – с кем бы то ни было. Это она оставляла своему мужу. Он-то никогда не упустит возможности поболтать, между делом налаживая связи, полезные для его бизнеса. Впрочем, поэтому он один из лучших в своем деле. Женщина обернулась, окидывая взглядом непрошеного собеседника. Высокий, уже немолодой мужчина, в темных волосах которого отчетливо обозначилась седина, черты лица едва ли можно было назвать привлекательными, скорее – интересными. Он смотрел на нее, не отрываясь, цепко и оценивающе, пристально. Женщина поморщилась.

- Разрешите представиться, - он словно бы не заметил ее реакции.

- Нет нужды, - сразу же перебила она его, не собираясь размениваться на пустые любезности, которые стояли поперек горла, - я знаю, кто вы, сенатор.

Он чуть усмехнулся, слегка поклонился.

- Красивое колье, - он кивнул на драгоценности у нее на шее.

И она снова поморщилась, касаясь пальцами холодных камней. Красивое. И баснословно дороге. Призванное продемонстрировать богатство и влияние ее мужа, показать, что дела у лорда Хилла идут хорошо. А также и то, что он любит свою жену и не скупится ей на подарки. На подарки он, конечно, не скупился. Она всегда была одета и украшена, как картинка, дорогая статуя, безупречная и неживая. Именно так она себя ощущала: неживой. Двигалась, говорила, улыбалась, но была мертва внутри с самого дня свадьбы.

Она пригубила вино. Уж владеть собой за эти годы леди Хилл научилась очень хорошо.

- Сенатор, - доброжелательности в голосе чуть, - если вы хотите обсудить какие-то дела с моим мужем, то вам следует обратиться непосредственно к нему. Я не имею никакого влияния на его бизнес.

- Меня не интересуют ни ваш муж, ни его дела, - мягко улыбнулся ей мужчина, - меня интересуете вы.

И против воли она вздрогнула всем телом, бросила на мужчину быстрый взгляд, изо всех сил сжала бокал, призывая себя успокоиться, утишить внезапный бешеный бег сердца.

- Потанцуйте со мной, - он протянул ей руку.

Она уставилась на сенатора, как на умалишенного. А он чуть улыбался ей, и глаза его полыхали неведомым ей доселе огнем. Никто и никогда не смотрел на нее так. Даже муж, который любил ее безумно и страстно, до жестокости.

Женщина нервно сглотнула. Он сумасшедший! Все вокруг знают о бешеной ревности и вспышках ярости лорда Хилла. Все вокруг знают, что леди Оллин Хилл не танцует.

- Только не говорите мне, что не умеете, - голос у него вкрадчивый, - вы происходите из знатной семьи, леди Хилл, у вас не может быть такого пробела в воспитании.

У нее и нет пробела. Есть лишь страх и нежелание. Нежелание? Чушь! Вот сейчас и здесь она поняла, как страстно хочет потанцевать. Именно с этим мужчиной. Она задрожала, коря себя за глупость, зная, что последует за ее выходкой, вложила свою руку в ладонь мужчины.

По толпе пронесся шепоток, когда сенатор уверенно вывел ее в центр зала. Мелькнуло злое лицо ее мужа, ошарашенные глаза каких-то заядлых сплетниц и вскинутые брови королевы Амидалы. Плевать! Все мысли вышибло из головы, когда он уверенно повел ее в танце. И она наслаждалась, полетом и вихрем, теплыми руками, аккуратно придерживающими ее, сбитым дыханием мужчины рядом, его легкой улыбкой и страстным взглядом серых глаз. О этот взгляд мужчины желающего женщину нельзя было спутать ни с чем! Как давно ее никто не желал по-настоящему!

Возможно, ему нужно то же, что и другим – дела ее мужа, его благосклонность. Но тогда сенатор выбрал вовсе не тот путь, потому что этого танца Хилл никогда не простит ему, станет его смертельным врагом. Что ждет ее саму по возвращении домой, Оллин предпочитала не думать. Еще ныли синяки на теле и ушибленная спина, из-за которой она надела максимально закрытое платье, еще болела грудь, которую она пудрила сегодня так долго. Ненавистное колье, которое ее заставил надеть супруг, холодило кожу. И хотелось сорвать его, чтобы только ощутить себя свободной, по-настоящему свободной, забыть об условностях и просто наслаждаться присутствием мужчины рядом. Мужчины, которому она не была безразлична.

***

Они встречались тайно. Шив говорил, что влюбился в нее с первого взгляда. И она верила, потому что была влюблена сама. Оллин совершенно потеряла голову, сама поражалась своей изобретательности, позволявшей раз за разом ускользать из дома, из-под опеки ненавистного мужа, от его побоев и издевательств, от его претензий, от прав, что он на нее предъявлял. Ускользать от ненавистных служанок и приживалок, каждая из которых была шпионкой, докладывала мужу каждый ее шаг. Ускользать, лгать и притворяться.

Она стала настоящим мастером лжи задолго до встречи с Шивом Палпатином, но теперь ее мастерству нашлось другое применение, нежели играть на публику, показывать друзьям и партнерам мужа, что все хорошо. Она была влюблена и каждой клеточкой ощущала это чувство, запретное и правильное, окрылявшее ее, дававшее ей силы жить, терпеть объятия и поцелуи Хилла, потому что ее ждали другие поцелуи и объятия, мужчины желанного и любимого. Каждый миг без него был пыткой и страданием, но Оллин терпела, потому что знала, что получит желанную награду.

Они были обречены: Хилл никогда бы не отпустил ее, а Шив при всей своей любви никогда не предлагал помощи, не предлагал развод и узаконивание их с ним отношений. Ей было и не надо. Она наслаждалась этой тайной связью, а дома опускала глаза, прятала их лихорадочный блеск, прятала улыбку на губах. Она ничего не знала о его делах, только то, что дороже власти для Шива нет ничего, что ради власти он пойдет по головам, что пожертвует даже ею самой. Но ей было все равно. Шив был скрытен, но и Оллин никогда не была дурой. Пусть судьба уготовила ей роль лишь покорной супруги, хранительницы очага, но ее природный ум был остер. Она не могла не видеть, как исподволь и ненавязчиво Шив подрывает демократию, прикрываясь красивыми речами и жестами. Ей было все равно. Судьба галактики никогда не интересовала Оллин Хилл. Она наслаждалась. Иногда ловила себя на мысли, а была бы она так счастлива, если бы эта связь не была тайной, чем-то запретным, дразнящим, сводящим с ума в своей порочности. Но отодвигала эти мысли прочь, раз за разом убегая на встречу, плетя небылицы, лгала, изворачивалась, несла откровенную чушь. Удивительно, что Хилл ей верил. Или делал вид, что верил. Но пока не предпринимал никаких активных действий. Выжидал ли удобного момента, преследовал какие-то свои цели или действительно не догадывался? Оллин было все равно.

Когда Шив улетал на Корусант, она скучала, смотрела трансляции его выступлений в Голонете, удивляя мужа внезапно открывшимся интересом к политике. Отшучивалась и снова лгала. Страдала, переживала, ревновала его к призрачным женщинам, к его прошлому, к цели, к которой он шел. Но снова молчала, скрывала, никогда не говорила ему о своих чувствах и сомнениях. Радовалась, как ненормальная, когда он прилетал на Набу. И говорил, что здесь он только ради нее. Не верила в это ни на миг, но кивала, увлекая его в очередной безумный поцелуй, которых было не счесть.