– Шон? – переспросила Тони. – Это что, шотландское имя?

– Нет, ирландское, – ответил Шон.

– Ну да, как я сама не сообразила! – воскликнула Тони так дружелюбно, что Шон, которому было всего восемнадцать лет от роду, тут же влюбился в нее.

– Но, – сказала Тони, – вы пришли за сорок минут до начала встречи. Если зал заседаний Совета действительно находится в этом здании, то, насколько нам известно, до него никак не более пяти минут ходьбы. Сейчас Великий учитель занят – у него совещание, и вряд ли оно закончится раньше чем через полчаса. Вам придется подождать.

– С удовольствием, – сказал Шон.

Блейз и Данно слышали весь этот диалог, поскольку совещался Блейз именно с Данно. Их снова окружал голубоватый купол, который, как и обещал его изобретатель, отлично пропускал внутрь воздух, звук и все остальное – лишь их разговор за его пределами не мог услышать никто.

– Тони в последнее время как-то изменилась, – возобновил Блейз прерванный разговор. – Особенно с тех пор, как я сказал ей, что и не подумаю подчиниться приказу Маккея немедленно вернуться на Гармонию. Она словно светится изнутри. Ты не заметил?

– Заметил.

– Очевидно, подтвердились какие-то ее мысли по поводу моей конечной цели, – продолжал Блейз. – Я ведь практически не посвящал ее, как, впрочем, и тебя и никого другого, в свои дальнейшие планы. Поверь, мне очень жаль, что я не могу держать вас в курсе. И одна из самых веских тому причин – необходимость многие шаги предпринимать буквально по мгновенному наитию.

Блейз старался, чтобы его голос не звучал виновато. Никакие причины, с точки зрения любого из близких ему людей, не оправдывали того, что он скрывал какую-то информацию. Генри наверняка счел бы его конечную цель еретической – дьявольским вызовом всемогуществу Господа, в которого он верил. Тони, скорее всего, решила бы, что он вовсе не тот человек, за которого она его принимала до этого, – и, возможно, с презрением отвернулась бы от него. А Данно увидел бы во всем этом крайнюю степень презрения ко всему роду человеческому, включая и его самого. Блейз же был твердо убежден: Данно абсолютно не выносил презрения по отношению к кому угодно и уж меньше всего – к самому себе.

– Это не столь уж важно, – пожал плечами Данно. – Я и сам действовал бы точно так же. Как и ты, я обычно никому не рассказывал о том, что намерен предпринять.

– Думаю, до некоторой степени это безразлично и Тони с Генри – во всяком случае пока, – отозвался Блейз. – Генри, по-видимому, ожидает каких-то признаков того, что я окончательно попал в «лапы дьявола» – так он это называет. Или наоборот, ему хочется подтверждения того, что я наконец вырвался из них. Тони… Не знаю, почему она мирится с этим, но уже начинаю предвидеть возможное развитие событий. Ее реакция на то, что я твердо решил игнорировать приказ Маккея немедленно вернуться, подтверждает мою правоту. Хотел бы я знать, что она, по ее мнению, заметила или поняла.

– Что же, – произнес Данно, – раз она пока довольна, почему бы тебе просто не удовлетвориться этим и не оставить все как есть? Тем более раз ты говоришь, что зачастую решения приходится принимать спонтанно.

– Наверное, ты прав, – согласился Блейз. Они вернулись к вопросу, который начали было обсуждать, но отвлеклись, услышав разговор между Тони и Шоном О'Флаерти.

– Ты утверждал, – сказал Блейз, – что члены Совета до сих пор не располагают ни самим устройством, создающим этот купол, ни возможностью подслушивать сквозь него. Но, принимая во внимание власть, которой они здесь обладают, мне кажется, они могут сразу же узнавать любые секреты всех лабораторий планеты.

– В том-то и дело. Власть всегда в чем-то ограничена, – ответил Данно. – Основным принципом, на котором зиждется весь этот мир, заключается в следующем: ты можешь как угодно саботировать работу других лабораторий, а также расправляться любыми способами с их сотрудниками. Лишь одно запрещено – пытаться выведать, чем они в настоящий момент занимаются. Потому что их разработки – не только самое ценное, что имеют лаборатории, но и самое ценное, чем располагает эта планета.

– Понятно, – кивнул Блейз.

– В противном случае, – продолжал Данно, – на Ньютоне воцарилась бы сущая анархия. Сотрудники одних лабораторий начали бы похищать сотрудников других и допрашивать их – а для этого здесь есть любые возможности, – и в конце концов секретов просто не осталось бы. А это поставило бы под угрозу уже всю систему научных исследований, от которой зависит благосостояние Ньютона.

Довольно простое объяснение, подумал Блейз, хотя вполне прагматичное и правдоподобное. Любое общество непременно строится на базе хотя бы нескольких общепризнанных принципов. И Ньютон не может являться исключением. Почему бы ньютонианцам искренне не верить в то, что если они начнут красть секреты друг у друга, то сделают их легкой добычей для других планет, а это уже действительно будет представлять угрозу самому существованию их мира.

– А теперь, – Блейз прервал свои размышления, по поводу выступлений здесь, на Ньютоне. Первое должно состояться через два дня. Какие прогнозы?

– Ну, – сказал Данно, – прежде всего тебе следует настроиться на то, что аудитория будет очень небольшой. А то ты ведь привык выступать перед многотысячными толпами. Здесь же если соберется человек пятьдесят или шестьдесят – считай, тебе повезло.

– Ну-ка, ну-ка, это интересно, – оживился Блейз. – А почему же так мало?

– Разве ты не помнишь, что я рассказывал вчера? – ответил Данно. – Здешние Иные не любят привлекать внимания к своему членству в нашей организации. Подавляющее их большинство вообще тщательно скрывает даже тот факт, что они когда-то имели к ней отношение. Поэтому только самые храбрые – инакомыслящие и любители риска, – ну и, конечно же, несколько правительственных соглядатаев явятся тебя послушать. Конечно, это вовсе не значит, что твои слова не дойдут очень быстро до тех, кто, когда-либо состоял в нашей организации. На самом деле содержание твоего выступления – причем дословное – очень скоро станет здесь доступным любому, кто этим интересуется. Так что твоя незримая аудитория на Ньютоне вполне может равняться количеству пришедших тебя послушать на Новой Земле. Но узнать, какова она… Люди не желают, чтобы их считали. Блейз усмехнулся.

– Может быть, не стоит выступать перед столь небольшим числом людей? – спросил Данно.

– Отчего же, – возразил Блейз. – Выступая перед маленькой аудиторией, мне даже легче будет сделать упор на определенные вещи. Например, я смогу подчеркнуть некоторые особенности отношений со Старой Землей – указать, что Ньютон страдает почти такой же политической близорукостью, как и все остальные.

Данно вдруг окинул подозрительным взглядом окружающий их голубоватый мерцающий купол.

– Ты же вроде был совершенно убежден, что Совет пока не владеет подобным устройством, – удивился Блейз. – Ни Совет, ни кто-либо еще.

– Это верно, – ответил Данно. – И тем не менее все же лучше стараться не говорить даже под куполом о вещах, которые хотелось бы сохранить в полной тайне. Жаль, что ты не можешь оказаться среди этих людей подобно мне, а не в качестве висящей в воздухе пятиметровой фигуры, которой люди привыкли тебя представлять. Тогда они вели бы себя в твоем присутствии так же естественно, как и в моем. Хотя, – добавил он, – с теми, от кого можно получить полезную информацию, у меня уже сложились определенные отношения, и у них нет другого выхода, как снабжать меня нужными сведениями.

– Да, – сказал Блейз. – Генри, похоже, и впрямь считает, что ты вовсю используешь шантаж. С его точки зрения, это, может быть, и не смертный грех, но в любом случае дело крайне небогоугодное.

– Это уж им судить… прежде всего. Кроме того меня очень мало интересует, что думает Генри по поводу моих методов работы, – произнес Данно, и братья понимающе улыбнулись друг другу. – Короче говоря, я хотел сказать, что все твои слушатели будут людьми одного, вполне определенного склада. И все равно считаешь, что перед ними стоит выступить?