Вдыхая свежий запах жимолости, представляю себе, как весь день провожу среди деревьев и зарослей кустарника, любуясь коричневыми полосками тростника, растущего по берегам прохладной реки.

Иногда я выполняю кое-какую работу для заповедника. Составляю квартальные отчеты, веду наблюдение за численностью птиц и состоянием среды обитания животных. Мне за это не платят, ну и ладно. Я всегда любила не исчерченное крышами домов небо, не закиданную мусором землю, не загрязненный фальшью воздух.

Улыбаюсь Гэвину:

– Как здорово!

При воспоминании о непривычной физической нагрузке на лице Гэвина отражается досада.

– Ну, мне так не показалось. Я-то думал, что я в хорошей форме. Лично мне не доставило удовольствия таскать бревна, которые раз в пять длиннее меня, тягать металлические столбы для забора и выдирать сорняки. Я чуть не надорвался!

Замечаю царапины у него на руках и запутавшиеся в волосах травинки.

– Крестовник?

– Что-что?

– Вы крестовник выдирали?

– Да какая разница? – угрюмо бормочет Гэвин и отпивает еще пива. – Это был сущий ад.

– Правда? А я бы с удовольствием…

– Так вот, директор заповедника сказал, что они планируют нанять помощника. Скоро опубликуют объявление. Не хочешь к ним устроиться? Сколько можно подавать кофе? Зря ты, что ли, получала диплом эколога?

Во мне что-то екает, пробуждая давно забытые мечты. В этот момент Эстер прерывает Гэвина деликатным покашливанием.

– О чем это вы? – Сжимая в руках кружку пива, напротив меня устраивается Бен и с интересом оглядывает нас. Он смотрится именно так, как любой человек в конце рабочего дня: рукава рубашки закатаны, волосы взлохмачены, в глазах – облегчение от того, что можно наконец расслабиться.

– Да так, ерунда, – торопливо заверяю его я.

Бен наклоняется и чешет Мерфи за ухом. Краем глаза вижу, что в кем-то оставленном недопитом бокале барахтается божья коровка. Аккуратно опускаю туда палец и вытаскиваю ее. Насекомое сразу же улетает.

– В Уотерфене скоро появится вакансия, – вмешивается Гэвин. – Ты ведь знаешь Уотерфен? Это заповедник, где сотрудники пашут как лошади, почти задаром. Кэлли мечтает именно об этом, так что… – Гэвин замолкает на полуслове и обиженно оборачивается к Эстер. Судя по всему, та пнула его ногой под столом.

Бен резко выпрямляется.

– Я думал, тебе нравится в кафе.

Его растерянность болью отзывается во мне.

– Так и есть, – поспешно успокаиваю его я. Эстер удивленно приподнимает бровь, но я предпочитаю этого в упор не заметить. – Не волнуйся. Я никуда не собираюсь.

На лице Бена отражается облегчение. Я и сама прекрасно понимаю: для Грейс было бы очень важно, чтобы кафе оставалось в надежных руках.

После смерти Грейс я ушла из компании по производству жестяных банок и начала управлять кафе. Это казалось естественным, почти само собой разумеющимся. Бен занимал престижную, высокооплачиваемую должность. Я же целых одиннадцать лет готовила начальнице кофе, составляла ее расписание и отвечала на звонки. Устраиваясь после окончания университета секретарем, я не ожидала, что задержусь там надолго. Планировала поработать около года, чтобы накопить денег и снять квартиру. Через десять лет мне вручили награду за службу: бутылку шампанского. Грейс это очень развеселило. «Надо же, столько времени хранить верность одной женщине! – подтрунивала она надо мной. – Можно сказать, вы с ней почти женаты!»

Через год после этого Грейс погибла, а вскоре я взяла к себе Мерфи. Вообще-то его хозяевами были Грейс и Бен, но начальство Бена не соглашается терпеть в офисе собак, а в кафе Мерфи пользуется всеобщей любовью и вниманием.

После университета Грейс лет шесть провела за границей. Она там то работала официанткой, то раздавала рекламки на улицах, то занималась продажами по телефону. Металась от одной идеи к другой, пока наконец не осознала, что ее мечта – заниматься ресторанным бизнесом. Сначала мы все посчитали, что это ее очередная блажь, но ошиблись. Получив наследство, Грейс купила на эти деньги помещение, где раньше располагался магазин одежды, и открыла собственное кафе.

До этого Грейс успела объездить полмира. Иногда она звонила из очередной далекой страны, чтобы поведать мне о своих приключениях. После звонка я ощущала волнение и тревогу, приток адреналина и жгучее желание присоединиться к Грейс. Каково это – отправиться в путешествие? Я всегда грезила о просторах природы, бескрайнем небе, завораживающих пейзажах.

В школе мы как-то изучали Южную Америку. Наша учительница географии побывала в Чили, и после ее историй к концу урока всем нам захотелось съездить туда и увидеть собственными глазами национальный парк на севере страны. В тот же вечер я рассказала обо всем папе и спросила, можем ли мы провести лето в Чили. Рассмеявшись, он предложил обратиться с этим к маме, и я поняла: папа просто не знает, как помягче отказать. Наверное, он был прав: кто же в здравом уме возьмет десятилетку в такую рискованную поездку?

Мне пришлось довольствоваться мечтами. Я представляла себе лам, кондоров и фламинго, воображала испещренное вулканами Альтиплано, и от красоты этой картины у меня захватывало дух. Это место стало моим надежным убежищем, милым сердцу приютом, где моя душа могла укрыться от любых невзгод и напастей.

Еще в детстве я твердо решила, что когда-нибудь покину родной Эверсфорд и поеду в Чили. Однако после университета у меня не было денег, а в Южной Америке я вряд ли смогла бы подработать. Я далеко не такая отважная, как Грейс, и куда больше склонна сомневаться в себе. Из-за этого я никак не могла найти подходящий момент: сначала искала работу, потом копила деньги, бегала на свидания. Шли годы, а поездка в Чили все откладывалась.

Бен всегда считал, что кафе для меня – отличная возможность вырваться из ненавистной компании по производству жестянок. На самом же деле оно лишь заставило меня еще острее ощутить: такая жизнь – не для меня. Я сижу в своем маленьком городке, хотя вокруг – целый мир с океаном возможностей, а время все идет, идет, идет…

Я будто бы случайно прохожу мимо ветеринарной клиники. Не спрашивайте, зачем. Я так поступаю по меньшей мере раз в неделю, частенько воображая, что все еще здесь работаю. Что сейчас войду через вращающуюся дверь, поздороваюсь с Элисон у регистраторской стойки и двинусь к своему кабинету, по пути остановившись, чтобы поболтать в коридоре с коллегами.

На автостоянке вижу вышедшего передохнуть Кирана. Он стоит у служебного входа, прислонившись к стене. Помахав Кирану, направляюсь к нему. Заметив меня, он выпрямляется.

– Здорово. Как жизнь?

– Спасибо, хорошо, – уверенно киваю я, хотя мы оба знаем: это неправда. – А у тебя?

– Да вот, захотелось немного подышать воздухом.

Мы оба опираемся о стену. Кидаю взгляд на синюю униформу Кирана. У меня дома лежит такая же. Когда-то я с гордостью носил ее. Запрокинув головы, мы смотрим в безоблачное небо.

– Неприятности? – интересуюсь я у Кирана.

– Вроде того. Помнишь Джета?

– Конечно.

Глухой бордер-колли Джет – питомец Энни, славной одинокой старушки. Энни завела собаку после смерти мужа. Хозяйка и пес обожали друг друга.

– Полгода назад пришлось ампутировать ему переднюю лапу из-за саркомы.

Я уже догадываюсь, что произошло. Смотрю на Кирана.

– А теперь саркома вернулась?

– Только что сообщил об этом Энни.

– Как она это восприняла?

– Сам понимаешь…

– И что Энни намерена делать?

– К счастью, она со мной согласилась.

Значит, обезболивание и покой…

– Пес больше месяца не протянет, – вздыхает Киран.

Представляю себе, как Энни приводит Джета домой, насыпает корм в его миску. Притворяется, что все нормально, изо всех сил пытаясь не расплакаться.

– Ты-то в порядке?

– Ну да… – Слабо улыбнувшись, он оборачивается ко мне. – Приятно с тобой поговорить. Совсем как в старые добрые времена.