– Извини, – облизываю пересохшие губы, тяну руки к ширинке.

– Нет, – бьет по рукам, – это слишком просто.

– Что тогда? – поднимаю глаза на него, шарю по идеальному торсу в тату, хочу коснуться губами, пальцами, обвести каждую. Сдвигаю ноги от возбуждения.

– Ремень? – одно слово заставляет меня вздрогнуть и теряя голову тереться щекой о его бедро.

Толкает меня, заставляет отодвинуться от него, запускает указательный палец в чашку кружевного французского бюстгальтера и подгибает ее под грудь оголяя торчащий сосок, затем второй.

– Мой Мир, – легонько щипает, смачивает пальцы слюной и проводит по ореолу. Возбуждение доставляет боль, морщусь, закусывая губы. Пока он наклоняется к столу и берет черную коробочку. Жмурю глаза, стараюсь не пищать от предвкушения, там зажимы. Маленькие серебристые крошки с небольшими медальками на концах.

– Амиран? – смотрю на него, в глаза, тяжело дышу.

– Идеальная грудь, – обводить окружность пальцами, поддерживает. Касания почти невесомы, хочу большего. Щелкает по соску и закрепляет первый зажим.

– Ух, – втягиваю воздух от неожиданных ощущений. Не успеваю привыкнуть и получаю такое же украшение на второй сосок, – Амиран! – пугаюсь своего возбуждения, мне нужно его спасение.

– Девочка да ты на пределе, – усмехается, закусывая губу, – Ого, Мирослава, – гладит по щеке. Отзываюсь. Перестаю существовать, думать. Только ощущения.

– Поднимись мой Мир, – держит за руку, помогает встать. Пошатываюсь, оступаюсь, но сильные руки не дают мне упасть.

– Пожалуйста, – прошу его, хочу прикосновений.

– Поцелуй меня моя девочка, – выпрямляется, ждет нагло осматривая меня.

Беру его лицо в ладони, провожу по щеке, щетина колется, это то, что я люблю чувствовать на своих бедрах рано утром.

Целую щеку,скулы. Любое движение отзывается ноющей болью в сосках и передается импульсом в киску.

– Смелее, целуй в губы, – убирает прядь волос мне за ухо, спускается рукой ниже в ложбинку между груди, к животу, обводя пупок.

– Муж, – набрасываюсь на его горячие губы, хватаю по очереди, целую как ненормальная, будто голодала несколько лет.

– Аааа, – кричу ему в губы, оказываясь на его руке, бесстыдно трусь промежностью, хочу получить разрядку. Откидываю голову назад, хватаюсь на мощные плечи и трахаю его руку, еще, еще и еще, пока не сжимаюсь в судорогах, не падаю в его руки.

– На кровать! – рычит, хватает волосы, кидает грудью холодное покрывало.

Не сдерживаю стоны, когда мои горячие соски касаются холода, нарочно трусь ими о покрывало, доставляя себе сладкую боль.

– Руки на кровать, покажи мне свою задницу, – рычит словно зверь.

Выполняю приказы, жду, хочу его, но взамен получаю удар ремнем от которого остается горячий след.

– Амиран, – всхлипываю, не могу больше держать эмоций. С каждым ударом завожусь сильнее, кричу, ерзаю, сжимаюсь, трясусь, когда ощущаю его ладони на попе, которые мучают, растираю, сжигают, но не касаются центра.

– Мой Мир, – тянет мое имя своим бархатным голосом.

Оказываюсь на спине, зажатая между кроватью и горячим телом моего мужчины.

– Я сниму их, малышка, сначала один, – заменяет зажим своим ртом.

Запускаю пальцы в его волосы, прижимая к груди. Затем второй.

– Войди, пожалуйста, – плачу, не могу терпеть, тело ломит, болит, хочет его.

– Да, да, да, – кивает, грубо разводит мои ноги, прижимая колени к кровати и врывается. Жесткий, горячий, большой, хватает, кусает, любит, заставляет кончать раз за разом, теряться в нем.

– Любовь моя, – плачу целуя его грудь, губы.

– Да, моя девочка, – тяжело дышит, все еще находясь сверху, – Ты сводишь меня с ума, с катушек слетаю, – шепчет, отвечает на поцелуи.

– Я люблю тебя, – ловлю его губы.

– И я тебя, моя девочка, и я, – перекатывается на спину, укладывая меня на себя.

Дышу им, хочу сказать, что готова хоть завтра взять его фамилию, потому что всецело принадлежу ему, не знаю смогла бы я быть без него?

Удивительно, но нашего парня не слышно, наверно он чувствуют, что нам необходимо побыть наедине, поговорить о чувствах, помолчать о потерях. В конце концов просто чувствовать друг друга.

Глава 2

Единственное, что я не люблю – возвращаться в Милан. Это означает полностью приземлиться, нырнуть в гущу повседневных событий, забыть про горячий секс и любимого мужчину. В Милане он становится бизнесменом, его не волнует ничего кроме сделок, контрактов, денег, власти, гребанной политики. Здесь приходится снимать розовые очки и учиться жить после потери, воспринимая ее как должное. Город давит на меня, жизнь “до” давит, напоминает. Отсутствие Горы доводит до отчаяния. Не люблю оставаться один на один с мыслями, которые так сложно вытеснить из головы прогулками с собакой, подготовкой к показам нашей с Яром коллекции. Каждый раз приземляясь я даю себе обещание жить здесь как в любом другом месте и каждый раз проваливаю это задание.

– Амиран, я волнуюсь, – намертво вцепилась в черный свитер мужа, пока мы поднимаемся в маленьком лифте на четвертый этаж.

– Мой Мир, – улыбается, – Чего ты боишься? Он же не съест тебя? Он у нас мясо не сильно любит, – прижимает меня к себе, теребя ремешок на моей кожаной куртке.

– Амиран, ему два года, он еще совсем кроха, – не знаю как объяснить то, что я не готова взять на себя ответственность за его ребенка.

– Послушай, если ты переживаешь, – вывел меня в холл и развернул к себе, – Мы можем пожить отдельно, в конце концов здесь остается мама, он мог бы побыть с ней какое-то время, а мы бы навещали их

– Нет, – машу головой, перебивая его, – Исключено, он нуждается в отце.

– Моя красавица, думаешь я не волнуюсь? – нахально лезет под мою синюю джинсовую юбку, сжимает зад.

– Амиран! – пытаюсь его оттолкнуть.

– Я любуюсь твоими сосками всё утро, – целует в губы, – И я не волнуюсь, ты блестяще справишься, – углубляет поцелуй и я растворяюсь в его руках, готовая отдаться прям здесь.

– Кх,кх, может вы позже зайдете? – пытаюсь сфокусироваться на голосе, пока муж поправляет мою одежду.

– Руслан, привет, – тяжело дышу и не смею к нему подходить, потом что все еще не могу отойти от возбуждения. Смущенно осматриваю друга в домашнем сером трико, такой простой.

– Привет друг, – мужчины пожимают руки и мы проходим в большую светлую квартиру.

– Где ваш малыш? – оглядываюсь по сторонам в поисках Льва, – Мы принесли подарки, – беру пакет с игрушками из рук мужа.

– Мира, привет! – на меня налетает кареглазый ураган в виде моей подруги.

– Привет, а где тётя Мариам? – тяжело говорить о ней, мы не разговаривали с тех самых пор ни разу.

– Они со Львом вышли на площадку, – приглаживает бежевое платье и я замечаю круглый живот. Так вот что она пытается скрыть.

– И вы пытались от меня это скрыть? Скажи, что твой братец не знал и я не поверю?! – наигранно заливаюсь смехом, чтобы никто не понял, что мне не приятно когда меня считают больной.

– А я тебе говорила, – тычет пальцем в Амирана.

– Слав, да мы сами на днях узнали, – Рус играет придурка, как всегда пытается спасти ситуацию.

– Ага, раз и привет седьмой месяц? – сажусь за стол на котором уже стоят голубые кружки, – Русик не заливай мне.

– Ох, скучал по этому, – с горечью.

– Я тоже скучаю по нашим путешествиям,– признаюсь, думала об этом несколько недель, какими мы были беззаботными.

– А вот и наш парень, – Амиран несет на руках заспанного кудрявого малыша.

– Амир, у него обеденный сон, ты зря его разбудил, – шипит Ди.

Ох черт, обеденный сон, памперсы, соски ? Что еще из этого мне нужно узнать? Нет я наверно не смогу, а с кем он будет, когда мы будем летать? Заметно нервничаю.

– Ничего, уложим, – садиться напротив и отпивает чай, разговаривая с сыном на непонятном мне языке.

Мне на грудь словно вылили кипяток, я ревную. Я не готова делить его с кем-то, никогда и ни за что, не готова делить дом на два лагеря.