– Да, – твердо, без уговоров или присказок, как есть, – Но ты жива и это самое главное.

– Вы были здесь, когда меня привезли? – хочу знать кто принимал решение.

– Мирослава, тебя перевезли спустя неделю после аварии, – улыбка сошла с его лица.

– Вы бы могла спасти ее, если бы меня привезли сразу? – надежда, вопрос, который позволит мне свалить вину на обстоятельства, а не принять ее на себя.

– Боюсь, что нет, – отводит глаза.

– Боюсь, что да, – исправляю, уверенная в своей правоте.

– У нас было бы преимущество, я знал твое положение и срок, – отпускает мою руку и начинает жестикулировать, – Но это ничего бы не дало, – отрицательно машет головой, – Ты была долго зажата в машине, парень, что за дверью, вытаскивал тебя голыми руками, – грустно улыбается, – Послушай меня девочка, женщины теряют детей, очень часто, поверь мне, прежде чем получится родить.

– Вы хотите меня успокоить? – слезы наворачиваются на глаза, моргаю, стараясь смахнуть их.

– Я хочу чтобы ты не отчаивалась, понимаешь? Ты жива и здорова – это главное, – подает мне салфетку, – И не смей винить себя, думай об этом как о стечении обстоятельств.

– Но я виновата, что выехала в дождь, только я, – открыто плачу.

– Давай, выпей воды, – дает мне стакан, – Прости себе это и позволь жить дальше, это чего никто не сможет изменить Мирослава, никто.

– Мужчина за дверью не простит мне этого, – страх сковал все тело, что я ему скажу? Как он отреагирует? Я потеряю его раз и навсегда.

– Мужчина за дверью живет здесь уже два месяца, приносит каждую неделю новые цветы, просит иногда твоих советов, принимает вместе с тобой гостей и любит тебя больше чем кого-либо, – в его глазах тепло, робость или даже гордость, – Но ему также сложно, и он также чувствует вину, хоть и не покажет тебе этого.

– Можете кое-что сделать для меня? – тяжело вздыхаю принимая самое сложное решение в жизни, не уверена в том, что это будет правильно, но если я до конца приму тот факт, что своими глупыми выводами и решениями убила нашу дочь то, я не смогу дышать.

– Конечно, проси, – кивает.

– Передайте ему пожалуйста, что я не хочу и не буду разговаривать о ребенке, что я прошу, – перестаю плакать, вытирая последнюю влагу с щек.

– Уверена? – доктор сощурил глаза.

– Да, скажите ему об этом, ничего не должно напоминать мне о том, что я когда-то была беременна, – стараюсь улыбнуться, но по вытянутому лицу чувствую, что выходит плохо.

– Хорошо, но нас с тобой ждет обследование и я бы посоветовал тебе хорошего психолога, – осторожничает, не уверен в моих силах.

– Дайте мне для начала проснуться, – сейчас улыбка выходит лучше.

Но ровно с этого момент я перестаю дышать, трогая свой плоский живот, понимая, что не услышу ее сердце на очередном узи. Понимая, что больше не будет как прежде, что нужно подниматься и идти дальше без слез, упреков и обид, нужно просто идти не оглядываясь. Не искать в душе горе, которого нет. Я ведь не мечтала о ребенке, не надеялась, что он будет и тем более страстно не желала его.

***

Но каждый раз, когда я смотрю на этого великолепного мужчину все женское во мне жаждет носить его ребенка, принадлежать ему, покоряться. Думаю именно тогда, с потерей, во мне что-то сломалось, именно тогда я выросла и приобрела самый большой страх, потерять его.

– Эй, спасибо, – обращаюсь к мальчику официанту на английском, – не могли бы вызвать мне такси и принести листок с ручкой.

– Да, кирия, – поклонился.

На клочке бумажки в клетку пишу по русски, от волнения трясутся руки.

– Вот, передайте это тому мужчине, – указываю на Гору, который мило общается с полуголой блондинкой, – После того, как я сяду в такси.

Сую бумажку в руки парня и стремительно спускаюсь по боковой лестнице игнорируя желание устроить скандал и прибить шлюху, которая крутиться около моего мужа. Сажусь в старенький желтый мерседес, даже не заботясь о безопасности.

– Добрый вечер, – приветствует на английском и это уже хорошо.

– Добрый, – киваю, называя свой адрес, проверяя наличные в крохотной сумочки от Chanel.

Едем в тишине, постоянно смотрю в телефон ожидая звонка от мужа, ведь это должно было привести его в ярость, а по правде выводит только меня, значит он занят кем-то и в голове только одно, та блондинка. Несколько раз за все время пути почти принимаю решение повернуть назад или сделать звонок, но одергиваю себя. Через пол часа вылетаю из такси и мчусь домой, проигрывая сюжет вечера в голове.

Проверить воду у Моро, проверить кондиционеры, быстро принять прохладный душ, чтобы смыть весь пот и грязь вечера. Надеть черное кружевное белье, исключаю вариант с чулками и подвязками, слишком жарко. Музыка, обязательно тихая. И о как же важно найти игрушки, которые он возит с собой уже месяц, но так боится применить. Может повязку на глаза? Нет, не сегодня. Последний штрих – несколько высоких белых свечей. Усаживаюсь в темно-коричневое кресло, лицом к спинке, обнимаю ее, поджав ноги под себя и жду. Хотя бы звонка или визита гостя. Надеюсь ему понравится то, что я выбрала из его кожаной черной сумки, потому что у меня только от мысли, что он все это применит ко мне, сводит ноги и бросает в жар.

Вздрагиваю, когда Моро начинает радостно лаять, оповещая, что муж здесь.

– Мирослава! – грубо, неужели не понял по туфлям на пороге, что я дома?

Его шаг все ближе и ближе, от чего мое сердце стучит сильнее.

– Вот ты где? Какого черта, ты ушла одна?! – рычит. Да он в бешенстве.

Все идеи в секунду кажутся бредовыми, он сейчас меня просто выпорет и отправит спать. Закусываю губу от волнения, но не поворачиваюсь.

– Мир? – тишина, двигается медленно, рассматривает девайсы на деревянном столе, – Ого, – присвистнул.

Тишина свинцовая, хоть режь пополам, тяжело вынести, непонятна его реакция. Что он сейчас сделает? Отправит меня в кровать, застыдив по полной или…

– На колени Мирослава и ждать, у меня пара незаконченных дел, твоя выходка чуть не сорвала мне крупную сделку, – медленно обходит кресло, чтобы встретиться лицом к лицу.

Набираюсь смелости заглянуть в его темные глаза, еле дышу.

– Я сказал, – грубо, сжимая пальцами мой подбородок, – На колени и ждать, – провел большим пальцем по моей нижней губе, отчего рот наполняется слюной, сглатываю.

– Я долго буду ждать?

– Нет, – шепчу, встаю на дрожащие ноги, опираясь на спинку стула. Опускаю голову, Боже как стыдно, зачем я только затеяла эту игру.

– На колени, – жестко, монотонно, не заинтересованно, так что пробирает холодом до кончиков пальцев.

Приземляюсь коленями на жесткий пол, опустив глаза, часто дышу. Проходит мимо меня в ванну, скидывая по пути пиджак на кресло, снимает черные туфли, закрывает за собой дверь.

Ерзаю на полу, неудобно, колени болят от жесткого покрытия, ноги затекли, но не смею двигаться. Предвкушение его власти несется по венам, пульсирует во всех конечностях. Жарко, в голове только желание, жажда его прикосновений. Не считаю время, сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться к себе, не подарить долгожданную развязку в месте куда врезается тонкое черное кружево, трется о складочки, от чего ерзаю словно у меня шило в заднице. Черт, черт, черт, любые мысли подбрасывают масла в огонь.

– Да, я тебя слушаю, – его голос на итальянском особая пытка, – Мне некогда, разберись с этим сам, контракт подписаны.

Кидает телефон на столик, садится в кресло, раскидывая длинные ноги.

– Иди ко мне моя девочка, – уставше, – я зол на тебя, а если бы этот таксист захотел тебя поиметь? Или убить? Ты понимаешь, что подвергла себя опасности? – внушает чувство вины и у него это получается.

– Амиран, я не подумала, – шепчу, ползу не коленях, располагаясь между его ног, сверля взглядом внушительный бугор на ширинке темных джинс.

– Твоё дело не думать Мирослава, твое дело довериться мне, я подумаю за тебя, – запускает руку в волосы, сжимая их.