После вечера, на котором рассказывалось о двух ребятах в снегах и женских взглядах на мир и день текущий, предстояли простые будни, встречи, дела через несколько запятых и скобок. Они нужны – в паузе между ними есть что-то приятное с ощущением сделанного. Лёхе казалось, что всё это делается ради какого-то мега-события, встречи, которые и перевернут мир его, откроют новые вершины. Нет, банально. Скорее это неизбежность, которую надо обернуть в радостные будни и по ходу реализовывать что-то большое, как рывок в новый технологический уклад, а не копирование действий окружающих. Ему казалось, что совокупность разносторонности равна увеличению шансов на этот путь, нежели одной дорогой закрывать сантиметр за сантиметром пути по разметке, ближе к финишу имитируя его способ дороги к цели. При всём при этом многим всё чаще хотелось революции, и каждый в определённом отрезке ставил многоточия – картинно уж, вынужденно или они ставились сами – не столь важно. Приятно согревало ощущение не заканчивающегося кино, возможность посмотреть сквозь ноутбук и увидеть, как на его открытую крышку падают долетающие из открытого окна капли осеннего дождя.

Ранее утро, выспавшееся, с чувством полноты сил…

Основной задачей было вырваться настолько, насколько это укладывается в самой смелой голове, чтобы до победного, без понедельников и деления на будни с выходными, чтобы терялась грань реальности и вся расчётливость растворилась в дымке, расплавила взгляд на вещи и поменяла внутренний мир. Кто бы ни говорил. А для достижения гармонии почти каждому хочется поменять текущий ход дел. Никаких расчётов, планов, только по течению, налегке, между тем, что знаешь и чувствуешь. В холод, жару, одновременно в них. Как же должен достать взрослый круг бесконечных дел и обязанностей… Окунуться в беззаботную старость на время, посмотреть, как оно там – не так уж и далеко от смерти, полетать сорок дней вокруг всех, кого знаешь и непременно вернуться. Выйти из сна в явь новым, свободным ото всех, но непременно с сохранением всего тридцати-сорокалетнего багажа.

Погода стояла настоящая, с уклоном в свою сезонность, без переходов и недомолвок. Снег валил радостным детским фейерверком, находя свой сон на ветках деревьев, крышах домов, губах улыбающихся людей.

Уплыв на лодке-гитаре, Александр оказался во власти сначала безбрежного ручья – столь иллюзорными казались ему берега, оказывавшиеся миражом, но ощущение близкого спасения не покидало его. Холод, вопреки всему не оборвавший жизнь, а заставивший проснуться ранним утром, сковал все тело, но выпавший из рюкзака на струны фотоаппарат оказался тем случайным спасением на грани живого сна и смерти, о котором помнят всю жизнь и часто рассказывают.

Открыв глаза, он увидел вдали огромную льдину, посередине которой хаотично была проведена кривая, светившаяся лёгкой синей дымкой, словно ночная дорога с синяками под глазами. Что это было, он понять не успел, но сон, казавшийся окружающей природе уже вечным, постепенно уходил. Прильнув ослабевшей рукой к губам, умывшись засыпавшим его снегом, он резко встал и, жмуря глаза, посмотрел на притягивавшую взгляд полоску света. С научным и миролюбивым интересом приняв всё происходящее, Александр двинулся навстречу необычной гостье, как он её представлял почему-то в этот момент. Ковровая дорожка на снегу, где вместо шёлка словно коньком была прочерчена линия раздела, по которой приходилось идти, как в далёком детстве по бордюру… Маленькая куртка, вся жизнь впереди, завтра в школу. Надо не свалиться в весенний ручей, который совсем рядом, не коснуться ботинком воды, пройдя уверенным шагом по линии асфальта, неровно выступающего по периметру двора, пройти с ощущением, что на тебя сзади смотрят восхищённые родители и друзья, которые, возможно, так не смогут. Поход в лес, тяжёлый рюкзак, который собрал сам, музыка, создаваемая звуками природы и взрослыми у костра, палатка. Снег, зима и, наконец-то, подарки – волшебство новогодней ночи!..

Словно идейные сторонники, объединённые мечтами в этот отрезок времени, стояли друг за другом на улице небольшие деревья, казавшиеся Игорю людьми. Несколько снежинок упали на экран мобильного телефона, составив узор и окончательную веру в совпадение и отражение действительности в причудливом рисунке. Таким же странным образом они составили женский силуэт, в котором, если повернуть экран, можно было увидеть то игривый взгляд, то очертания далёкой фигуры. Позднее Игорь не раз представлял эту картину, когда наступала весна, и почему-то ждал снова далёкой уже в это время года зимы – красивой снежной леди, обещавшей новые приключения с непременно длинными иллюзиями, и пусть даже самообманом в отношении той таинственной кареглазой брюнетки с уверенным взглядом.

Вечер закончился странно – романтическое настроение, потом встреча с делами и конкретикой не кончающейся работы, после просмотром новостей с гордостью и смешанными чувствам за прихрамывающую Россию, и в конце, наверное, с испортившим многое финалом в виде необязательного похода в клуб, вульгарными посетителями и надоедливой официантки, который плавно вместе с вкусной едой и кусающимися ценами перетек в позднее утро с большой головой и желанием поскорее бы наставшего следующего дня, когда вновь будут силы не повторять ошибок.

Искусственность развлечений – эта тема каждый выходной вертелась в голове с оттенком повторения всего по кругу и невозможностью всё упростить. Наверное, верным оказалось решение уехать на время в деревню среди леса и чистой воды – с тишиной от утра до поздней ночи, когда не надо смотреть в экран меняющихся ежечасно событий и движений. Застыть, не думать, жить без вовлечённости. Зайти в старую церковь, посидеть у реки без друзей и алкоголя, промокнуть под дождём без документов, одеться не модно, отрастить щетину и подбросить галстук в виртуозную игру костра, даже простить себе ничегонеделанье с позиции московской жизни. На время, на долгий миг, при полной уверенности лёгкой нужности тебя в любой момент, как пожелаешь. Пространство без стен, стена нарастающей уверенности, политика разнообразия, анархия мыслей, на сей раз уже не судорожно меняющих друг друга, а ложащихся, как детали мозаики, в одно единое целое.

А на севере не наступала весна, воцарившаяся в остальной части огромной страны. Скованные льдом пространства действительно были бесконечны, не воображаемы и таинственны, что прикосновение ладонью к ним разгадывало лишь простую реальность – ты здесь, но явно не один. Цветная «ковровая» дорожка к неизвестному властелину этих мест приближала к небольшой крепости, вход в которую предваряла ледяная арка со звездой наверху…

– Если не в моде поэзия, то всегда в моде деньги, – улыбнулся Разношёрстов. Он умел варьировать между ними и доставать из кармана или одно, или другое – в зависимости от настроения и целей. Не модная, а жестокая война перемешает всё – от спокойствия на улицах городов до творческих планов, но в это время она была ещё очень далеко за горизонтом…

Маятник качал абзацы текста, словно волны большую лодку, для которой странным образом с разных её сторон шли то параллельно, то вразнобой несколько историй. Они, как мазки на холсте, вырисовывающиеся пока лишь в некоторую абстракцию, радующие глаз и отражающиеся тенью и упорядоченностью в виде стройного сюжета «шаг за шагом». Кисть, задумавшись на какой-то момент, вела автора и читателя в разные стороны по одной, известной лишь ей логике…