Когда воспрявший Зинданг стал закупать металл и сманивать к себе мастеров, никто и подумать не мог, что уже через несколько лет его армия хлынет через границу, одного за другим порабощая соседей. Новые провинции растущей империи получали управление из зиндангцев, платили налоги золотом и рабами, но в жизни простых людей мало что изменялось. Они как работали при прежних правителях, так работали и теперь, разве что появилась возможность за хорошую плату завербоваться в армию императора, да преступников теперь не сажали в тюрьму, а отправляли на юг в колоннах рабов. Может, поэтому поначалу рост империи был лёгким и быстрым.

Однако по мере того, как всё новые земли подминались империей, отношение к побеждённым становилось всё хуже. Зинданг стал сильнее всех и богаче всех, и больше не церемонился с новыми гражданами. Они становились людьми последнего сорта, рабы стали стоить меньше собак, из побеждённых стран вывозилось практически всё. Люди сопротивлялись упорно, зная уже, какая участь их ждёт. И это упорство шло им только во вред.

Онис, побывавший в Зинданге в самом начале его возрождения, сразу же понял, чем кончится дело. И потому, чем более расширялась империя, тем дальше он отъезжал от её границ, полагая, что, в конце концов, всё как-нибудь образуется. В этом была ошибка – попади он в Зинданг пораньше, когда правитель ещё боялся сопротивления, так бы и жил себе богатый старик на просторах империи, щедро платя налоги и ничего не боясь. Но война застала его тогда, когда уже было поздно становиться зиндангцем. Оставалось стать только рабом.

– Почему же ты не сумел откупиться?! – воскликнул Харальд. – Ну ладно, деньги пропали. Но твои знания, твоё мастерство стоят дорого! А секрет заклинания просто бесценен!

– Вначале я думал об этом, – усмехнулся старик. – Но тогда в писцах и учёных империя уже не нуждалась. Я предложил начальнику рабского каравана секрет вечной жизни, но он посмеялся надо мной и сказал, что купит его лет через десять, если я не подохну в каменоломнях.

– Но ты не подох!

– Не подох, но кто же об этом знает? Здесь я всего лишь раб, один из множества ничтожных людей. Нас никто не различает по имени и даже не помнит в лицо. Одни умирают, другие приходят – важно лишь количество. Даже когда я вставал после смертельных ранений, стража не допускала меня до начальства. Просто не верили, несмотря ни на что!

Старик и юноша помолчали. Потом Онис вздохнул и сказал:

– Двенадцать лет я прожил надеждой. Надежда есть и теперь, но я устал дожидаться. Конечно, лет через тридцать всё это может закончится. Не знаю как, но кончится обязательно – или падёт Зинданг, или придут другие правители. Но мне надоело. Устал. Это – не жизнь, и продлять такое существование я не намерен. Этой весной я не стану читать заклинание. Думаю, груз сверх срока прожитых лет раздавит меня очень быстро. Я стану свободен…

Харальд хотел ему возразить, но не ответил ни слова. А Онис продолжил:

– Но я не хочу, чтобы мой секрет умер вместе со мной. Я скажу тебе заклинание. Ты молодой, для тебя три – четыре десятка лет – это не срок, когда в конце каторги ждёт свобода.

– Я здесь около года, – сказал задумчиво Харальд, – и, честно сказать, уже думал о самоубийстве. Надежда, отодвинутая на половину столетья… Она попросту исчезает…

– Дело твоё, – проворчал старик. – У тебя есть время подумать – Луна округлится лишь послезавтра. Слушай…

Он наклонился к самому уху товарища и несколько раз прошептал заветную формулу.

– Запомнил? – строго спросил старик.

Юноша молча кивнул. Онис дружески хлопнул его по плечу, встал и ушёл во тьму.

***

Харальд сидел под скалой до тех пор, пока полнеющая Луна не спряталась вновь за скалистой стеною ущелья. В уме его снова и снова звучали простые слова заклинания, а перед внутренним взглядом в бесконечность тянулись десятки лет работы в каменоломне. И слабая, едва заметная искра надежды маячила где-то среди беспросветного мрака. То слегка разгораясь, то погасая совсем…

Мирослав шёл по лесу уже четвёртые сутки. Не четвёртый день, а именно четвёртые сутки, потому что ночью почти не спал – просто ложился на землю и дремал час-полтора. Больше ему не требовалось. Огня и постели тоже не было нужно – вот уже год, как он ни разу не мёрз. Жарко бывало, а холодно – никогда. Ещё бы, при такой-то косматой шерсти – любой медведь позавидует.

Ел Мирослав на ходу, что под руку попадётся. Собственно, рук у него и не было. Были здоровенные когтистые лапы, которыми он загребал и мох, и грибы, а то и кого-то из лесной мелюзги. Пару раз попадалась настоящая дичь – лоси и кабаны – но путник протопал мимо. Во-первых, завалить вепря или сохатого было делом хотя и не сложным, но требовало возни. А во-вторых, поев хорошенько, непременно завалишься спать. И потом пузо будет мешать при ходьбе ещё день или два. А Мирослав торопился. Ему хотелось непременно успеть именно к этому дню. Чтобы прошёл ровно год…

Лес поредел. Значит, цель была уже близко. Он помнил эти места, хотя и бежал тогда прочь, ошалев от страха и горя. Вот сейчас закончатся сосны и пойдёт березняк – светлый и чистый. К вечеру будет на месте. Даже не к вечеру, а сразу после обеда – по этим рощам можно бежать в два раза быстрее: рога-то за ветки цепляться не будут!

Мирослав ускорил шаги и расплылся в довольной улыбке. С жёлтых клыков потянулась струйка слюны, капнула на траву. Скоро, скоро! На четвереньках даже к обеду поспеет!

***

Чёрный Колдун сидел в своей башне и ждал. Ждал Мирослава. Он был уверен, что тот придёт непременно сегодня, в годовщину их встречи. Придёт молить о прощении. Будет ползать на грязном полу, лить покаянные слёзы и стучать рогами по стенам. Как же будет приятно смотреть на десятипудовую тушу, покорно стоящую на коленях! Как приятно подать надежду, поманить обещанием – и всё оставить как есть! Пусть страдает, пусть проведёт ещё год в мучениях – и приходит опять. А через год комедия повторится, и так будет, пока Колдуну всё это не надоест и он не убьёт Мирослава. Впрочем, смерть для того – избавленье, и получит он этот подарок ой как не скоро…

Внизу тяжело заскрипела железная дверь.

– Пришёл! – подумал Чёрный Колдун и сел, приняв грозный и важный вид. Наглеца нужно было сразу же подавить безмерным могуществом.

По каменным истёртым ступеням зашаркали тяжеленные лапы. Дверь распахнулась, и в комнату, едва не задев потолок рогами, ввалилось чудовище. Колдун прищурил глаза, с восторгом созерцая свою работу. Да, когда этот ничтожненький человечек припёрся сюда год назад, хозяин был явно в ударе! То, что у него получилось, было просто шедевром зловредной магии. Из обычного деревенского парня получился огромный мохнатый монстр, когтистый, клыкастый, рогатый! Рога, правда, получились случайно, как-то сами собой. А вот про хвост тогда как-то не вспомнилось. Впрочем, и так хорошо.

– Зачем ты пришёл, презренный?!

Голос волшебника загремел, как тысяча барабанов. Как и было задумано. И чудовище, склонивши рогатую голову, рухнуло на колени, уткнувшись в пол косматою мордой.

Колдун улыбнулся. Всё было так, как он ожидал.

– О, могучий! О, мудрый! О, величайший! – отбивая поклоны на каждой фразе, взревело чудовище. – Я пришёл воздать тебе благодарность!

Волшебник вздрогнул от изумления.

– Чёрт тебя побери! – вскрикнул он. – Ты что, лишился ума? Какая ещё благодарность?!

Мирослав выпрямил спину, и, не вставая с колен, обнажил клыки в счастливой улыбке.

– Когда, год назад, я разгневал тебя, повелитель, ты был так добр, что изволил не наказать меня, а наградил величайшею милостью! Кем я был до того, как ты изволил меня одарить моим теперешним обликом? Обычный деревенский мужик. Не самый сильный, не самый здоровый, не самый красивый. И совсем не богатый. Мне частенько перепадало по шее, я голодал и мёрз, работал как проклятый – и думал, что так и нужно. А что теперь? Я сильнее быка, быстрее оленя. Сплю на снегу, есть могу всё подряд. Меня боятся и уважают! Спасибо тебе, о, щедрейший, ты сделал меня счастливым!