С мужем она прожила достаточно долго, чтобы понять, что дело тут не в работе. Когда с проектом и в самом деле происходили накладки, Евгений всегда делился с ней переживаниями. Он в трусах ходил по кухне, размахивал руками и разносил в пух и прах всех своих помощников, настоящих остолопов, не имеющих представления о том, с какой стороны подойти к задаче. Здесь же царило полное молчание.

Что могла подумать Татьяна? Только то, что у мужа появилась пассия. Молодая амбициозная студентка или помощница, желающая пролезть в научную элиту самым простым, давно проверенным способом.

А почему нет? Евгений мужчина видный, имеет вес в научных кругах и возможность оказать протекцию, к тому же с больной женой на руках. Легкая добыча? Конечно, вполне доступная.

Справедливости ради нужно отметить, что в подобных грехах Евгений никогда замечен не был. Но ведь не зря в народе говорят про седину в бороду и прочие прелести кризиса среднего возраста. Все когда-то случается впервые.

Поэтому-то Татьяна и не стала особо упорствовать, добиваться от мужа правды. Узнать ее не так уж и сложно, только что потом с ней прикажете делать?

Постепенно разговор сошел на нет. Минут пять собеседники молчали. Потом Гуров объяснил Татьяне, что дальше следует предпринять, чтобы убедиться в том, действительно ли человек с моста является Евгением Шаниным.

Пройти процедуру опознания Татьяна согласилась без колебания.

– Чем томиться неизвестностью, лучше сделать это сразу, – заявила она.

Гуров позвонил в морг, выяснил, на каком этапе находится процедура вскрытия, узнал, что работа завершена, сообщил о намерении супруги предполагаемой жертвы произвести опознание. Патологоанатом дал добро, Татьяна собралась, и Лев Иванович повез ее в морг.

Процедура опознания производилась в специальном помещении.

Сотрудник морга подвел Татьяну к столу, на котором лежало тело, прикрытое простыней.

– Скажете, когда будете готовы, – произнес он стандартную фразу.

– Простите, готова к чему? – Татьяна заметно растерялась.

– К опознанию, – пояснил ей сотрудник этого заведения.

– Разве тот факт, что я здесь, не говорит об этом? – Рука Татьяны, лежащая на локте Гурова, напряглась. – Неужели этого недостаточно?

– Он имеет в виду, что покажет вам лицо только после того, как вы будете готовы увидеть его. Такова процедура, – мягко проговорил полковник.

– Я даже не знаю, что ответить на это, – на глаза Татьяны снова набежали слезы. – Так ведь можно и весь день простоять.

– Давайте поступим следующим образом. Вы сейчас вслух досчитаете до пяти. После этого санитар выполнит свою часть работы, а вы – свою, – внес предложение Гуров.

– Хорошо, я согласна, – сказала Татьяна.

Санитар метнул сердитый взгляд на полковника, но возражать не решился. В конце концов, чем быстрее все закончится, тем лучше для него. Гуров на недовольство санитара внимания не обращал. Он внимательно следил за Татьяной.

Та крепко сжимала его локоть и старательно считала:

– Один, два, три, четыре… – Она зависла, просто не могла произнести последнюю цифру.

Татьяна подняла глаза на Гурова, полные слез и мольбы.

Сыщик повернулся к сотруднику морга и негромко произнес:

– Начинайте.

Санитар откинул простыню ровно настолько, чтобы лицо покойника оказалось в поле зрения посетителей.

Татьяна зажмурилась. Слезы пробивались сквозь сжатые веки, повисали на ресницах и скатывались по щекам.

– Я просто не могу этого сделать, понимаете? – простонала женщина.

– Это несложно, – мягко произнес Гуров. – Просто откройте глаза и смотрите не на стол, а на меня. – Он развернул ее лицом себе, провел рукой по волосам.

Она вздрогнула и открыла глаза.

– Видите, ничего страшного в этом нет. Все, что было нужно, это открыть глаза. Можете смотреть на меня, вам не обязательно поворачиваться, – увещевал ее Гуров. – Мы в любой момент можем отсюда уйти. Насильно вас никто не станет заставлять делать это.

Но он знал, что Татьяна не уйдет. Только не теперь. Взгляд ее поневоле устремится туда, где лежит тело. Такова уж психология человека. На это и был расчет.

Не прошло и полминуты, как Татьяна оказалась лицом к столу. Она смотрела на тело, лежащее перед ней, и молчала.

– Вы узнаете этого человека? – задал вопрос сотрудник морга.

– Да, это мой муж, Евгений Иванович Шанин, – ровно произнесла Татьяна.

– Вы уверены? – В голосе санитара послышалось недоумение.

От этой женщины он ожидал какой угодно реакции, но только не такого вот спокойствия.

– Да, уверена, – ответила Татьяна, повернулась к Гурову и спросила: – Когда я смогу его забрать?

– Вам сообщат об этом дополнительно, – ответил полковник.

Санитар вернул простыню на место.

Татьяна подхватила Льва Ивановича под руку и повлекла к выходу. Она не совершила попытки дотронуться до тела мужа, не гладила его по волосам, не попросила возможности побыть с ним наедине и как-то попрощаться, просто пошла к выходу. Гурову ничего не оставалось, как подчиниться ее воле.

Уже оказавшись на улице, Татьяна отпустила руку полковника и вдруг произнесла:

– Хорошо, что не любовница.

– В каком смысле? – не понял Гуров.

– Хуже было бы, если бы я узнала, что после стольких лет он завел молодую любовницу, – спокойно пояснила Татьяна и поспешила добавить: – Нет, вы не подумайте, оно придет. Скорбь, отчаяние, сожаление. Да и тоска, глубокая, неизбывная. Скорее всего, появится и стыд за то, что я могла про него такое подумать. Но сейчас я чувствую только облегчение. Хорошо, что не любовница.

Гуров не нашел, что ответить на откровения Татьяны.

Она подняла на него взгляд, смутилась и спросила:

– Это ужасно, да? То, что я говорю?

– Не мне судить об этом, – ответил Гуров и тут же представил себе, что ощущал бы он, если бы узнал, что его жена Мария нашла себе другого. – Думаю, вы правы. Остальное придет.

– Отвезите меня домой, – попросила Татьяна. – Я ужасно хочу спать.

Гуров довез Татьяну Шанину до дома, поднялся с ней до квартиры. Сперва он убедился в том, что она закрыла дверь изнутри, и только потом поехал обратно в управление.

К тому времени как Лев Иванович вернулся в кабинет, отчеты криминалистов и патологоанатома лежали на его рабочем столе, как и обещал генерал. Верный друг и напарник Гурова полковник Стас Крячко восседал на подоконнике и лениво жевал бутерброд.

– Есть хочешь? – вместо приветствия спросил он.

– Как слон, – ответил Гуров и потянулся за бутербродом, любезно предложенным ему. – Куски не слабые. Сам стряпал?

– Да уж не в столовке по акции купил, – проговорил Крячко, ухмыльнулся, весьма довольный похвалой, и осведомился: – Как дела на служебном фронте?

– Дельце из службы спасения подкинули, – устраиваясь в кресле, сообщил Гуров другу.

– Наслышан. Висельники теперь твоя прерогатива?

– Жертва насильственной смерти моя прерогатива, – поправил приятеля Лев Иванович. – Странная история. И свидетель есть, и подозреваемый в наличии, и жертву без документов за три часа опознали. Только что-то мне подсказывает, что намучаемся мы с этим висельником.

– Мы? Разве дело передано в наш отдел? Я так понял, что за успех расследования отвечаешь лично ты.

– Вечно ты, Крячко, отделиться норовишь, – поддел Стаса Гуров. – Смотри, скоро одного меня в отделе оставят. А тебя спишут за ненадобностью.

– А вот и не спишут, – отмахнулся Крячко, хищно поглядывая на очередной бутерброд. – Генерал меня в обиду не даст. К тому же куда ты без меня? С вдовой и то не справишься.

– Уже, – заявил Гуров.

– Что это значит? Ты ездил к вдове? Без меня? – возмутился Крячко. – Да как ты мог! А еще друг называется. Я самое интересное из-за тебя пропустил.

– На самом деле все весьма печально. Представляешь, она его ждет, хочет лучшей новостью за последние двадцать лет поделиться, а он в петле висит.