Хотя Тайра и папа не отвечали, мне позвонил Раш, надирал мне задницу в течение десяти полных минут, не давая мне вставить ни слова, сказав какую-то чушь о Шае, которую я не желала замечать и что я прощу его когда-нибудь в далеком будущем. Затем он бросил трубку.

Бросил трубку!

В разговоре со мной!

Я позвонила большому Пити и спросила, какого черта он заговорил с папой раньше, чем со мной.

– Лапочка, я знаю твоего папу, он хотел бы знать, – объяснил он мне.

– Пит, какого черта? Ты не думаешь, что может быть, есть причина, почему он не знает, и единственные люди, которые могут объяснить эту причину, будут Шай или я?

– Я взвесил свои действия, Табби, и, в конце концов, поступил правильно, – ответил Пит, и я знала, что он повернулся спиной к моему тону, потому что он был отличным парнем, я обожала его, а он обожал меня, хотя он и был упрямой задницей. Не говоря уже о том, что он был байкером и старым. Он не привык, чтобы женщины закатывали ему истерики, поэтому он разводился (три раза).

– Ну, ты ошибаешься, – сказала я ему прежде, чем повесить трубку.

Это было вчера, два дня сообщений, которые остались без ответа от папы и Тайры, тирада Раша и продолжающаяся обида Натали. И это даже не включало в себя тот факт, что Шай пытался замалчивать вещи, которые были не так уж хороши для него в «Хаосе». Не то чтобы он сказал это прямо, но я поняла это по выражению его лица и по его настроению.

Братья были примерно так же рады, как и папа, когда распространилась новость, что я и Шай вместе, а когда байкеры были раздражены чем-то, они не болтали об этом со своими психологами. Весь ад вырывался на свободу.

Так что к тому времени, когда я дозвонилась Питу, все было кончено.

Теперь я была в гуще бури.

Да, хорошо, Шай был братом, я была дочерью президента клуба и это имело волновой эффект на семью.

Но, по словам Шая, мне было двадцать три года, и мне действительно не нужно было отчитываться перед моим отцом, мачехой и большой семьей байкеров с кем я трахалась.

Серьезно!

Так что я уже рвалась в бой, когда все еще одетая в униформу, поднялась по ступенькам в офис и ворвалась внутрь.

К счастью, я увидела, что моих младших братьев Райдера и Каттера не было там как обычно, они часто болтались со своей мамой, пока она работала.

Это была единственная хорошая вещь.

Плохо было то, что Тайра с улыбкой повернулась к двери, а потом увидела, что это я. Ее лицо стало пустым, губы сжались, она подняла руку и объявила.

– Табби, я надеялась, что ты поймешь все, когда я не отвечала на твои звонки. Мне нужно еще несколько дней, чтобы обдумать то, что ты сделала, прежде чем я поговорю с тобой.

Она не могла быть серьезной.

Она говорила со мной так, словно мне было шестнадцать.

Не-а.

Ни за что.

Я смотрела на нее в ее милом маленьком топике и знала, что на ней была узкая, элегантная юбка и высокие каблуки за столом, который скрывал ее. Даже после многих лет работы офис-менеджером «Райда», гаража, управляемого байкерами, она не отказалась от своего профессионального вида. Я знала, что папу (и всех остальных ребят) это впечатляло. Я также знала, глядя на нее, что это был взгляд, который я уже видела однажды. Ту же фразу она сказала, когда я была с Джейсоном. Фраза, которая была Тайрой, а не мной.

Я вошла, закрыв за собой дверь, остановилась в паре футов от ее стола и повторила.

– Тебе нужно еще несколько дней, чтобы обдумать то, что я сделала?

Ее глаза сузились, и я поняла, что она разозлилась, но я также знала, что я разозлилась еще больше.

– Ты меня слышала, – ответила она.

– О да, слышала. Я просто не понимаю тебя. Что именно я сделала?

Ее голова дернулась от гнева, глаза расширились, и она заявила.

– Ты солгала своему отцу и мне.

– Когда я это сделала? – спросила я. Я видела, как она сморщила нос, это было мило, но это также было признаком гнева.

– Не умничай. Ты же знаешь, что ложь по недомыслию – это то же самое, что и ложь.

– Хорошо, теперь, когда ты разговариваешь со мной, скажи мне, почему мы вернулись в прошлое, потому что насколько я знаю, мне двадцать три, у меня есть диплом колледжа, работа, квартира, мертвый жених и мужчина в моей постели. Так что я вроде как хочу знать, почему ты говоришь со мной, как будто мне шестнадцать.

Ее голос затих, когда она предупредила.

– Осторожнее, Табби.

– К черту осторожность, Тайра.

Она моргнула. Я никогда так с ней не разговаривала. Черт возьми, я не знала, говорила ли я когда-нибудь с кем-то подобным образом. На самом деле, я никогда не думала, что буду так говорить, и точно не с Тайрой, мы были так близки.

Но в этом случае, имея несколько дней, чтобы подумать об этом (хорошо, переварить это), я знала, что она была неправа, а я был права.

Я не ответила на ее удивление.

Я продолжила.

– Как ты смеешь? – спросила я.

– Прошу прощения? – спросила она в ответ, но тихо.

– Как ты смеешь думать, что заслуживаешь знать с кем я сплю, когда я хочу сохранить это в тайне между ним и мной, быть счастливой некоторое время, просто привыкнуть к нему, к отношениям, которые мы строим, к жизни, которую мы собираемся разделить? Как ты смеешь думать, что это не мой выбор, а твой, или папы, или кого-то еще? Как ты смеешь не отвечать на мои звонки, как будто ты ставишь меня в угол, когда папа злится, неистовствует, и на линии что-то такое важное? И как ты смеешь сидеть здесь и вести себя так, будто я должна тебе рассказать то, что не принадлежит тебе, если я не считаю нужным поделиться этим, например тем, кто в моей постели?

Она уставилась на меня, приоткрыв рот.

Я так разозлилась, что отказалась замечать ее боль. Я продолжала говорить.

– Хочешь знать, почему мы не рассказали? – я наклонилась к ней и протянула руку в сторону комплекса. – Именно поэтому. Мы оба знали, что это случится, Тайра, и мы были так чертовски счастливы, что хотели насладиться этим, прежде чем нам придется столкнуться с вашим судом.

– Табби, – начала она, вставая со стула, и я оказалась права – обтягивающая, шикарная, сексуально-кошачья юбка. – Шай – он...

Я вскинула руку.

– Остановись, – рявкнула я. – Я предупреждаю тебя, чтобы ты не говорила ничего такого, о чем потом пожалеешь. Раш уже излил мне это дерьмо, и обида, нанесенная мне, будет между нами еще долгое время. Ты понятия не имеешь, кто такой Шай. Знаешь, кто знает? – я ткнула большим пальцем себе в грудь. – Я!

– Ты понесла тяжелую утрату, – тихо напомнила она мне.

– Да, Тайра, год назад. Год назад у меня была тяжелая утрата. Теперь я пришла в себя.

Она покачала головой.

– Я так не думаю...

Я снова прервала ее.

– Ты не должна думать. Папа не должен думать. Большой Пити. Даг. Бриг. Боз. Натали. Все вы... – я подняла руку и обвела ее в воздухе, прежде чем уронить ее, – ... не должны думать. Я живу своей жизнью. Независимо от того, как сильно ты или папа или кто-то любит меня, или как сильно я люблю всех вас, вы не можете решать все за меня, говорить мне, как жить или судить меня за решения, которые я принимаю. Я знаю, что у меня с Шаем. Шай знает, что у него со мной. Если бы я думала, что не столкнусь с этим прямо здесь, с тобой, объясняя, почему я влюбилась в человека, которого люблю, я бы поделилась с тобой, как влюблялась в человека, которого люблю. И, честно говоря, Тайра, ты моя мачеха, но ты также и моя подруга. Я думала, что настоящая подруга, которая понимает меня, и я бы поделилась всем с тобой, и мне больно, что, когда время заставило нас поделиться этим, ты не позволила мне. – Она вздрогнула. – Но я скажу тебе главное. Он хорошо ко мне относится. Когда я говорю, что он добр ко мне, Тайра, я имею в виду, что он добр ко мне. Он мне подходит. Ему все равно, если я порчу ужин. Ему все равно, что я слишком много болтаю. Он думает, что я великолепна, и знаешь, почему я это знаю? – я наклонилась к ней и не стала ждать ответа. – Потому что он мне так говорит. Все гребаное время. Я ему дорога и я знаю это, потому что он показывает это мне и говорит это мне. Это прекрасно. Это реально. Это правильно. И, если ты вспомнишь, я поделилась этим с тобой, когда все началось. Было слишком рано тогда, это правда, я не была готова. Но это не значит, что этого бы не произошло.