В последовавшей после этого суматохе Элкинс успел на­клониться к Хойту и прошептать:

— Как? Как ты это сделал?

Он был потрясен.

— Это был тот же шар, я могу поклясться в этом. Пер­вый раз ты проиграл, как он мог выиграть...

— У меня было два шара, — прошептал Хойт. — Но они оба отвечают требованиям. У них одинаковый диаметр, вес и степень полировки. Но они неоднородны.

Чаша имеет форму перевернутого циклоида. Это тау- тохронная кривая — под воздействием только лишь грави­тации любой свободно вращающийся объект, отпущенный в определенной точке, достигнет самой низшей точки за та­кое же время, как если бы его отпустили в любой другой точке. Вот почему платиновому шарику и легкому шарику нужно одинаковое время на то, чтобы упасть в отверстие. Неважно, где они находились изначально, на самом верху или прямо у отверстия.

— Да, — кивнул Элкинс. — Но первый раз твой шарик был медленнее, и ты проиграл. В этот раз он был быстрее, и ты выиграл. Как это возможно?

Хойт улыбнулся. Вокруг топтались люди, а Руни был крайне взволнован. Он пересчитывал содержимое кошелька под цепким взглядом инспектора. Еще можно было говорить.

— Они были неоднородны, — объяснил Хойт. — Абсо­лютный вес был одинаковым, но у первого шара была полость в центре. Платиновое ядро, покрытое золотом. А у другого было плотное ядро в легкой оболочке, также по­крытой золотом. Понимаешь? Все дело в инерции.

— В инерции?

— Да. Единственной силой, воздействующей на шары, была гравитация. Она может воздействовать либо одним из двух способов, либо их комбинацией. Поступательное движение или вращение. На шарик с плотным ядром дей­ствовала только сила поступательного движения, потому что ничто не заставляло его вращаться. Вся энергия поло­го шарика уходила на вращение, поэтому скорость посту­пательного движения была невелика. Вот откуда разница в скорости. Если шарики однородны, то на них действуют обе силы в равных пропорциях. Главное, чтобы масса была одинаковой.

— Понятно. Но я бы не додумался!

— Думаю, Руни тоже не догадается. Он попал в серьез­ную переделку.

Руни действительно попал в переделку. Он пересчитал содержимое кошелька три раза и сидел, то открывая, то закрывая рот, словно беспомощная рыба, выброшенная на берег.

— Н-н-но у меня столько нет, — заикался он. — Даже ес­ли я заложу бар.

— Ты знаешь, что в Венусбурге делают с теми, кто не мо­жет отдать долг, — жестко напомнил инспектор.

— Да, — жалобно простонал Маге Руни. — Но он обма­нул меня. Не знаю, как. Это нечестно.

— Очень плохо, — заметил инспектор, делая знак одному из своих спутников, чтобы тот достал наручники. — Каж­дый имеет право на свой ход. У тебя их было множество. Прочитай, что написано на плакате...

Впервые почувствовав железную хватку на запястьях, Руни развернулся и посмотрел на собственный плакат. Он решительно заявлял:

ТЫ НЕ ВЫИГРАЕШЬ!

Сэм Труман, штурман и исполняющий обязанности ка­питана «Квазинда», стоял, прислонившись к ограждению, которое тянулось на двести футов вокруг уродливой сфе­ры его мощного спасательного буксира. Он угрюмо смо­трел на двух темнокожих членов своей команды, которые, словно мухи, прилипли к округлым буксирным кнехтам, торчавшим из корпуса корабля высоко над его куполом. Негры закончили шлифовать шершавые набалдашники и теперь проверяли соединения обогревателей. Чуть ниже огромные кабели терялись в корпусе буксира. С их помощью приземистое штормовое судно высасывало огромные запасы резервной энергии, которые могли понадобиться ему в любой момент. Снизу, из-под сопла ракетного двига­теля, нависшего над опаленной и изрытой дырами поверх­ностью дока, поднимался едкий дым. Выхлопная труба ра­кетного двигателя была раскалена добела. «Квазинд» мог отправиться в бескрайний космос в течение десяти секунд после приказа. Звуки, донесшиеся со стороны ближайше­го судна, заставили капитана развернуться. Ага. Хигио-коптер. И еще один, и еще. Три красных судна скорой по­мощи поднялись в воздух. Судя по всему, на космических трассах уже начались проблемы. И вдруг, на фоне чистого марсианского неба, он увидел, как снижается сияющий су­перлайнер, как под его ракетными двигателями разгорает­ся огонь, и как он неуклюже приземляется на поверхность гражданского космопорта в миле от буксира. Поднимавши­еся в воздух хигиокоптеры скорректировали курс, немного покружились в воздухе, словно стая чаек, и последовали за огромным лайнером.

— Горячо! — послышалось из-за спины. — Смотри, как раскалился. Должно быть, там очень неспокойно, если сда­лось даже такое судно, как «Коп».

Коренастый Бен Тиглмэн, инженер «Квазинда», вы­брался из недр спасательного буксира и удивленно смотрел на только что приземлившегося «Коперника». Такой вели­колепный корабль, на борту которого находилось не менее дюжины больших шишек со всей Системы и, кто его знает, сколько ценного груза, неспроста вернулся в порт через де­сять часов после того, как покинул его.

Однако двое спасателей догадывались, почему это про­изошло. Прошлой ночью звезды сотрясались в диком тан­це. Плохая рефракция, не очень хорошая видимость. Люди сказали бы то же самое и несколько веков назад, но сейчас все были умнее. Именно поэтому «Квазинд» и пять его крепких братьев были наготове. Сэм Труман взял бинокль и начал разглядывать приземлившийся лайнер.

Его искореженный нос и прогнувшиеся бока говорили только об одном — о колоссальном давлении. Судя по всему, корабль попал в тайфун и оказался очень близко к его цен­тру. Больше ничего не могло помять его настолько сильно. И если так пострадала сама «гордость небес», то через не­сколько часов эфир накроет волна сигналов SOS. Межпла­нетные спасательные (МПС) буксиры поднимутся в воздух и начнут рыскать среди космических обломков в поисках трофеев. Первый корабль, зацепивший буксирный трос за какую-нибудь развалину, получал половину от ее стоимости.

— Интересно, почему он не посылал сигналы? — поин­тересовался Бен. — Мы могли бы оказаться там несколько часов назад.

— Может быть, сигнал надо было передать по Омнивоксу? — рассмеялся Сэм. — Это плохо для бизнеса. Можно отпугнуть денежных клиентов. Нужно быть очень осто­рожным с этими сухопутными крысами. Погода в вакуу­ме? Ерунда! Для этого нужна атмосфера. Забыл, чему тебя в школе учили?

Услышав это, проходившие мимо рабочие МПС, рассмея­лись.

— Ну что же, — сказал Бен Тиглмэн, с жадностью по­сматривая на ускользнувшие из их рук пятьдесят миллио­нов, — надеюсь, нам удастся добыть что-нибудь стоящее.

Сэм Труман знал, о чем Бен думает. Четыре часа назад миссис Тиглмэн поспешила в родильное отделение Цен­тральной больницы Гераполиса, оставив в лачуге, кото­рую они называли домом, банду неугомонных маленьких Тиглмэиов. Как большинство спасателей, не занимавших серьезную должность, Бен всегда был на мели. Даже хуже. Он был на самом дне. Бен покачал головой, улыбнулся и по­спешил обратно в свое машинное отделение.

— Как там мои космические крюки? — крикнул ему вслед Труман.

— Четыре готовы к работе, а пятый высасывает энергию. Ты забьешь этих малышек энергией под завязку. Надеюсь, что они оправдают твои ожидания. Нам будет не до смеха, если одна из них взорвется.

Сэм Труман проследил, как ушел его инженер, и про­должил угрюмо рассматривать корпус своего «Квазинда». Да, он был готов к взлету, но капитана это не успокаива­ло. Этот корабль был, словно гриф, парящий в вышине в поисках падали. Сэм слишком хорошо помнил последний шторм: разбитые и беспомощные корабли, кружащие в по­токах разбушевавшегося эфира и спокойно движущиеся между ними буксиры, забирающие только тех, кто сулил хорошую добычу.

— Мы не занимаемся благотворительностью, — это был один из девизов МПС. — Оставь сантименты космическим стражам — им за это платят.