Малфой лёг на спину и уставился в потолок. Интересно, какое наказание получил этот ублюдок за то, что сотворил такие ужасные вещи? Это каким нужно быть конченым психом, чтобы возбуждаться, причиняя человеку боль? Как вообще можно было так поступить с девушкой? Ещё и с кем. С Гермионой Грейнджер. Самой известной ведьмой Лондона. Драко с мстительной улыбкой представил, как Зена под руки уводили в Азкабан, где его уже поджидали сотни изголодавшихся дементоров. Идеально.

Это все казалось каким-то неестественным. До возвращения в Лондон вся жизнь Драко во Франции была рутиной. Одни и те же лица, одинокие вечера после работы, виски с Блейзом по пятницам, приносящие глоток свежего воздуха в застоявшиеся будни.

Иногда, в моменты особой тоски, Малфою казалось, что Париж ослеп и оглох. Словно город не видел всю ту боль воспоминаний, которую так тщательно прятал в своём сердце Драко. Лелеял. Оберегал. Будто кто-то засунул его в холщовый мешок и бросил на самое дно океана. И выхода оттуда не было. Как и кислорода.

И Малфой был рад сидеть в этом мешке. Потому что это казалось ему привычным. Нормальным. Кто бы мог подумать, что единственной причиной, по которой ему захочется вспороть этот мешок изнутри, станет возвращение в его жизнь Гермионы Грейнджер. Она стала для Драко каким-то удивительным феноменом. Ведь она пережила во время войны ничуть не меньше, чем он сам, но не сдалась. Если быть откровенным до конца, то эта гордая девчонка навсегда стала для Малфоя синонимом к слову храбрость. Потому что выжила. Потому что всегда выживала.

Ее некогда любимый человек практически наживую вырвал её сердце из груди, но она не сдалась. А были ли у неё вообще слабые места? Ведь казалось, что из любой ситуации Грейнджер может выйти победительницей. Даже оттуда, откуда изначально нет выхода.

Тихий стук в дверь вырвал Драко из своих мыслей, и он, откашлявшись, пробормотал:

— Войдите.

— Ты не спишь? — в палату вошла Гермиона, сменившая больничное одеяние на бежевую атласную пижаму. — Мне вот так и не удалось заснуть. Можно к тебе?

— Ну ты снова уже вошла. — ехидно хмыкнул Драко и, как в первый ее визит, махнул рукой на стул возле постели. — Я тоже не могу уснуть.

— Тебе тоже до сих пор кажется, что на нас опять летят эти бетонные балки? — сочувственно произнесла Грейнджер, забираясь с ногами на стул. — У меня такое чувство, что стоит мне закрыть глаза, как в меня снова полетит Бомбарда.

— Нет, — покачал головой Драко. — Стоит мне закрыть глаза, и я вижу тебя, лежащую избитой на полу, почти так же, как и тогда в Мэноре.

Гермиона тихо выдохнула и возвела глаза к потолку. Она соскользнула со стула и подошла к окну, всматриваясь в пустынные улицы сквозь стекло.

— Значит, тебя мучает чувство вины, — скорее утвердительно пробормотала Грейнджер, нарушая неловкую тишину. — Я поняла это в тот момент, когда ты начал говорить про принцессу и рыцаря.

— Я всегда чувствовал себя виноватым за то, что не помог тебе в тот день. — Драко встал с постели и подошёл к ней, беря с подоконника пачку сигарет. — А потом к нескончаемому чувству вины прибавились видения и сны. Каждую ночь я видел твои пытки. И снова ни разу не помог. Точнее, не мог помочь.

Грейнджер слегка поморщилась от сигаретного дыма, но не отошла, внимательно разглядывая его лицо.

— И как ты с этим справился?

— Тебе лучше не знать, — глухо ответил Малфой и распахнул окно, с наслаждением втягивая носом свежий воздух. — Самое главное, что я смог это преодолеть, но ты решила, что я должен ещё раз насладиться видом твоего истерзанного тела.

— Прости, — прошептала Гермиона, опуская глаза в пол. — Проговорить вслух все, что со мной делал Зен, я бы не смогла. Мне было проще впустить тебя в воспоминания. Если бы я знала, как это на тебя подействует, то никогда бы так с тобой не поступила.

Драко затушил бычок в трансфигурированной из стакана пепельнице и залез с ногами на подоконник.

— Не беспокойся обо мне, Грейнджер, — спустя мгновение ответил он. — Я ценю, что ты смогла доверить мне такую сокровенную часть своей жизни. Я обещаю, что не подведу твоего доверия.

Лицо Гермионы тут же осветила мягкая улыбка, и Драко на секунду засмотрелся, как вспыхнули ее глаза после этих слов.

— Я обещаю тебе то же самое, Малфой. — Грейнджер несмело протянула ему руку, и он осторожно пожал хрупкую ладошку, про себя отмечая, что она даже не вздрогнула, когда его пальцы коснулись ее кожи.

— Знаешь, мне только не совсем понятно, почему ты так легко впустила меня в свою голову? — Он выпустил ее руку, ощущая, как пальцам резко стало холодно. — Мы ведь никогда не были близки. Да что там. Уверен, я последний человек, которому ты могла бы доверить свои тайны.

— Мы напарники, — пожала плечами Гермиона.

— Не думаю, что это ответ на мой вопрос, — прищурился Драко. — Мы вполне могли бы оставаться напарниками и без того, чтобы я был посвящён в тайны твоего прошлого. Это ведь совсем не мое дело.

— Ты хотел знать, почему я так реагирую на прикосновения посторонних мужчин, — ее губы едва заметно дрогнули на последних словах. — Я дала тебе возможность получить ответ на твой вопрос. Что именно тебя не устраивает?

— Меня все устраивает, — согласно кивнул головой Драко. — Просто это слишком личный момент, чтобы делиться им практически с первым встречным.

— Ты не первый встречный, — с прохладой в голосе ответила Гермиона и упрямо продолжила: — Ты мой напарник. Мы должны доверять друг другу. Я ведь пообещала тебе, что расскажу о причинах своего поведения. Обещание я сдержала. Мы заключили сделку, помнишь? Ты рассказал мне о Лютере, я рассказала, вернее, показала тебе Зена. Все честно.

Драко нервно провёл рукой по волосам, ощущая, как что-то внутри медленно закипает от небрежных ноток в её голосе. Блядь, почему он всегда испытывает такие противоречивые эмоции только рядом с ней? Вот она вроде отвечает на его вопросы. Все логично и понятно, и вполне аргументировано, но почему тогда у него такое ощущение, что Гермиона делает это лишь для того, чтобы у него появилось еще больше вопросов? Из ее уст все это звучит так легко и будто совсем неважно, но ведь он прекрасно видит, как трясутся ее губы и бегают глаза во время разговора. Для чего нужно так себя насиловать?

— Хорошо, — наконец процедил Малфой сквозь крепко сжатые зубы. — Перефразирую вопрос. Почему именно сейчас? Для чего нужно было идти на такие жертвы и открывать для меня сознание, когда ты ещё даже не отошла от повреждений? Неужели не было логично элементарно прийти в себя и потом с новыми силами…

— Сегодня ты спас мне жизнь, на руках отнеся меня в госпиталь. Целитель сказал, что ты, как смог, остановил кровь в моей ране и попытался привести меня в чувство. И я ценю твой порыв, Малфой. Поэтому я уверена, что если мы хотим, чтобы у нас получилось нормально взаимодействовать в качестве напарников, то нужно выделить друг другу лимит доверия. Хотя бы для того, чтобы понять, к чему это нас приведёт. А посему, зачем ждать?

Вот так просто.

— Что сейчас с этим парнем?

Этот простой вопрос, казалось, поставил Грейнджер в тупик, потому что с ее лица разом схлынули все краски, а с губ сорвался рваный выдох, когда она, наконец, попыталась вымолвить хоть слово.

— Он в Азкабане? — решил помочь ей начать Малфой. — На сколько лет его осудили? Только не говори мне, что этот псих избежал наказания за то, что натворил.

— Он мёртв, — еле слышно прошептала Гермиона и, задрав голову к потолку, быстро сморгнула скопившиеся в уголках глаз слезинки.

Драко замер в оцепенении. Твою мать. Нет, он, конечно, понимал, что такой ублюдок вряд ли заслуживает справедливого суда, но он даже представить не мог, что Избранный решит эту проблему настолько радикально. Хотя, если заглянуть поглубже и прислушаться к своим собственным ощущениям, то Малфой, скорее всего, поступил бы точно также, если бы ему открылась такая картина по прибытию в дом лучшей подруги.