— Вот неблагодарная! — пропыхтела тётя Фели, схватив Барби. Та, обнажив зубки, тихо рыкнула. — И не рычи! Ты не собака, ты свинья, которая смотрит в лес. Холишь, холишь её, причёски ей делаешь, по дорогим салонам водишь, столько денег тратишь, и вот результат — чужие люди нам милее, чем родная хозяйка.

— Животных надо любить, а не мучить заколочками, завивочками и маникюрчиками, — передразнил Джерри новую манеру Вирхинии говорить уменьшительными словами. — Тогда они ответят взаимностью и не будут рычать.

Тётя гневно на него зыркнула, а Барби уже жевала её плюшевый розовый воротник. Вирхиния скулила и блеяла на все голоса.

— Он предложил мне сделать аборт! Аборт! Какое страшное словечко! Вы только подумайте, люди! — вопила она, как с трибуны. — Да за это казнить мало!

— О, гхош! Хватит орать, мы не на стадионе, — кисло сказал Джерри. — Мне с тобой всё ясно. Но я дам тебе последний шанс. Включи мозг и подумай, стоит ли ломать себе жизнь. Хотя я знаю, этот эмбрион не от меня, я оплачу тебе аборт и мы разойдёмся с миром. В противном случае, ты будешь жалеть о том, что устроила, до конца жизни.

— Не надо мне угрожать! — сжала кулаки Вирхиния. — И не называй мою лялечку эмбрионом! Я не сделаю аборт. Этот ребёночек родится, а ты будешь его содержать и умолять меня о прощении.

— Это твоё окончательное решение?

— Ещё как окончательное!

— О’кей, — Джерри рывком поднялся с кресла. — Потом не говори, что я не предупреждал. Фварвээл! [1]

Он ушёл, и не взглянув на Фэр. Ей, конечно, понравилось, что Джерри не поддался Вирхинии. Мозги у него есть, тут не поспоришь. Но Фернанде было неприятно. То он почти признался ей в любви, то выгнал, обижаясь на мелочи. Клялся, что не обрюхатил её, Фэр, а сам обрюхатил Вирхинию. Может, Вирхиния презерватив проколола? Она на это способна, но Джерри тоже хорош. Говорил же, что тщательно следит за контрацепцией. Врал, значит.

Фернанда не выходила из комнаты до обеда — не желала никого видеть. Но к полудню к ней вломилась Маргарита.

— Фэр, иди скорее сюда! Ты же полицейская! Выгони этого дурака вон! — закричала она, выпучив глаза.

«Джерри что-то устроил Вирхинии, — мелькнула мысль у Фэр, когда она спускалась по лестнице. — Не зря угрожал».

Но она ошиблась. В гостиной стоял Фред, которого Агустина била букетом роз, вопя, что он ломает ей жизнь.

— Убирайся! Убирайся отсюда! Пошёл вон! Я не хочу тебя видеть! Чтоб ты провалился! — горланила девчонка, размахивая букетом.

— Что ты сделал моей внучке, дурачок? — любопытничала тётя Фели. А донья Канделария хрустела из-за угла чипсами. Фред только отмахивался.

— Ты с ума сошла, Агус! Опомнись! Тебе нужно к врачу, — повторял он, а она кричала и кричала.

— Может, хватит тревожить моего ребёночка? — Вирхиния лениво выползла из кухни. В руке она держала огромный бутерброд с колбасой. — Моя лялечка должна слышать только приятненькие звуки и расти, расти-и-и. А мне надо побольше кушать, — и ушла вразвалочку, точно была месяце на девятом.

— Ну-ка убирайся подобру-поздорову! — прошипела Маргарита. — Не знаю, что ты сделал моей дочери, но, видимо, заслужил. Фэр, ты же полицейская, выгони его!

— Фреди, по-моему тебе лучше уйти, — сказала Фернанда, хлопнув его по плечу. — Видишь, они тупые.

Проводив юношу, она вернулась в гостиную, где её встретили два злобных взгляда: Маргариты и Агустины; и два любопытных: тёти Фели и доньи Каделарии. А Барби, сидя на полу и виляя хвостом, клянчила у последней вкуснопахнущие чипсы. Только пауку Стефану было всё равно — он молча копошился в своём террариуме.

— Тебе жалко этого гада, тётя? — вспыхнула Агустина. — Вечно все против меня! Пойду я есть! — ничего не объяснив, девчонка ушла в кухню, где уже расположилась Вирхиния.

— Надо было вызвать полицию, — сказала Маргарита, — чтобы этот ирод не лез к моей дочери.

— Да что такого он сделал? — недоумевала Фэр. — Фреди — вполне безобидный мальчик.

— Вот и мне так показалось, — встряла донья Канделария, дожёвывая чипсину. — Не лезь, собака! Тебе нельзя эту гадость! — отогнала она Барби от чипсов. — Это, конечно, не моё дело, но по-моему вы зря обидели мальчика. Он лишь принёс цветы, а девчонка их схватила и как даст ему по голове. Ни с того, ни с сего. Он ей и слова не сказал, кроме: «Привет, это тебе». Я сидела в гостиной и всё видала, а вы явились позже. По-моему девочка того. Как и все вы, — подхватив террариум и пустой пакетик из-под чипсов, донья Канделария ушла наверх.

— Я не поняла, тётя Фели, — засопела Маргарита. — Это что такое было? С каких пор ваша подружка так обнаглела? Живёт тут приживалкой вместе с этим пауком и ещё смеет высказывать своё никому ненужное мнение. Не пора бы ей восвояси? Сама она того!

Позже Фернанда, выловив Агустину в кухне, сподобилась с ней побеседовать. На счёт её взаимоотношений с Фредом и контрацепции. Но только рот открыла, как девчонка сбежала к себе, заткнув уши пальцами. А Фэр плюнула. Не хочет разговаривать — не надо.

Вечером позвонил комиссар Гальяно и долго распекал Фернанду за очередной прогул.

— Но сегодня же суббота, комиссар! У меня тут семейные проблемы. И я не могу без выходных, я же не робот.

— Без выходных? — комиссар расхохотался. — Ты всё время отдыхаешь, ещё и врёшь с три короба.

— О чём это вы, комиссар? — прикинулась Фэр дурочкой.

— Всё о том же. Ты насочиняла, что уехала на похороны какой-то бабушки, и пропала на три дня. А когда убили Лали Олмас, я звонил к тебе домой, и мне сказали, что ты в командировке. По моему приказу! Ты, конечно, горазда врать, но могла бы не палиться так явно, — комиссар хрюкнул в трубку.

— Но комиссар… я…

— Не надо оправдываться! Я понимаю, ты девушка молодая и у тебя личная жизнь, но враньё — не выход. Ну ладно, баста. Я не хотел этого говорить, но сказал, чтобы ты не думала, будто комиссар Гальяно дурачок и его легко надуть. Не обольщайся, это я с виду недотёпа, а на деле — ого-го! Я тебя жду завтра в комиссариате. И без возражений! Если не появятся зацепки о маньяке, мне останется посыпать голову пеплом. Общественность меня скоро с потрохами съест. Дело получило огромный резонанс, мы не можем на него забить. Так что думай, копай и раскапывай, иначе вслед за моей головой полетит и твоя. И у нас будет и новый комиссар, и новый инспектор, более расторопный. Счастливо!

Опять этот маньяк! Как он надоел! Фэр вздохнула. Комиссар прав, зря она его обманула. Это всё Джерри виноват, голову ей заморочил. А маньяка надо искать.

К ночи жару поддала Вирхиния. Днём она разругалась по телефону с Амадо, объявив ему, что беременна от Джерри Анселми. И, как стемнело, Амадо явился с разборками. Он был в стельку пьян и орал на всю улицу, обзывая Вирхинию шалавой и грозясь убить её любовника.

— Это не дом! Это дурдом какой-то! — ругалась тётя Фели, которой вопли мешали смотреть предпоследнюю серию любимого телесериала. — Заткнись ты уже, пропасть! — она высунулась с балкона и вылила на Амадо ведро холодной воды.

Сев у порога, Амадо взялся рассказывать о том, как он любит Вирхинию. А если она не прекратит ходить налево, он вскроет себе вены и напишет записку — это она виновата в его смерти. И пусть её посадят!

Продолжалось это долго. Покоя не было и соседям. Толстуха донья Раймунда даже пригрозила полицией, ведь у неё малолетний внук, которому нужно спать, а Амадо скулит на весь квартал.

— Да вызывайте хоть армию! — Амадо разошёлся ни на шутку. — Пусть они меня убьют и я наконец-то сдохну! Всяко лучше, чем когда любимая женщина изменяет с напомаженным педиком!

Фэр и Маргарита хором убеждали Вирхинию позвать Амадо в дом и поговорить с ним. Но она не желала его видеть, и тётя Фели была с ней солидарна.

— А вдруг он её ударит и она потеряет ребёнка? — волновалась тётя. — Ведь он же пьян! Нет-нет-нет, мы не можем рисковать ребёночком самого Джерри Анселми. Он наш единственный шанс стать богатыми и знаменитыми!

Когда по телефону им позвонил Эрнесто Лареа — сосед-астроном с жалобами на вопли, Фернанда вышла на улицу сама.