Расстроенная тем, что не может найти маньяка сию секунду, Фэр, выкинув из головы имя «Джерри Анселми», легла спать пораньше. Но в шесть утра её разбудила сирена. Точнее ор, активно напоминающий сирену скорой помощи. Раздавался он снизу, из гостиной.

Кое-как продрав глаза, Фернанда приняла душ и наспех оделась, не обратив внимания, что джинсовая рубашка её вывернута наизнанку. Злая, она спустилась на первый этаж, мечтая всех прибить. Не дом, а филиал ада!

В гостиной была толпа: тётя Фели в бледно-розовом пушистом халате и с йогуртом на лице; Маргарита, заспанная, растрёпанная и с загипсованной ногой; донья Раймунда Буэнавентура, их соседка и подружка тёти — очень тучная дама, которая выползала из дома лишь при крайних обстоятельствах. И Вирхиния… с младенцем на руках.

Младенец! Вот, кто огалтело орал! Откуда он взялся в шесть часов утра? И зачем эти сумасшедшие вокруг него бегают и умиляются, не пытаясь его заткнуть?

— Вирхиния, когда это ты успела родить? — съехидничала Фэр, спускаясь по лестнице.

— Не мели чепухи, — пробурчала та. — Это не мой. Это Сандрито, внук доньи Раймунды.

Донья Раймунда закивала круглой, как тыква, головой, пояснив: дети её отправились на уикенд в Анды, скинув ребёнка ей.

— Но Сандрито такой беспокойный. Я не знаю чего делать с ним, — пожаловалась она, раскачиваясь туда-сюда, как дирижабль. — Он орёт и орёт, а я уж отвыкла от младенцев. Всю ночь не спала. Вот и пришла к вам.

— Чтобы мы тоже не спали? — не удержалась Фернанда.

— Фэр, не будь злой! — одёрнула её Маргарита. — Это всего лишь ребёнок.

— А я всего лишь человек, который хотел поспать!

— Я знаю, Вирхиния любит деток, и она врач, — донья Раймунда сделала вид, что не слышала колкостей Фэр. — Я решила, что она успокоит Сандрито.

— Что-то не заметно, чтобы она умела с ним обращаться, — продолжала язвить Фернанда.

Барби, ревниво лая, носилась по гостиной, но тётя Фели не реагировала, нависнув над ребёнком.

— Тётя Фели, уйдите, вы только хуже делаете! — отпихивала её Маргарита. — Он вас боится!

— Боится? С чего вдруг? Я вроде не похожа на Фредди Крюгера, — возмутилась тётя.

— У вас лицо в йогурте!

— Ой, подумаешь! Он же мальчик, пускай с детства привыкает к женщинам, которые следят за собой. Когда вырастет, будет наблюдать жену в таком виде регулярно.

Несмотря на перлы тёти, Фернанду одолевал такой гнев, что ей хотелось вышвырнуть и донью Раймунду, и младенца, и всех, кто умилялся его визгу, в окно.

— Может, вы придумаете что-нибудь? — настаивала она. — Дайте ему соску что ли. Терпеть не могу ор! Особенно детский. Особенно с утра.

— Вот сама бы и успокоила, — шипела Вирхиния, тряся младенца, как мешок с кукурузой — он перешёл на ультразвук.

— Да ладно вам, это ж забавно, когда дети плачут, — встряла Маргарита. — Это значит, что они живы. Наорётся и сам успокоится.

— А можно записать крик на диктофон и использовать как будильник. Самый чудесный звук на свете — это плач ребёночка, — добила Вирхиния.

— Вы все больны, — махнув рукой, Фэр направилась в кухню.

— И куда ты пошла? — крикнула Вирхиния ей в спину. — Ты не видишь, у нас ребёнок? Почему ты его игнорируешь? Какая ты чёрствая, кузина! Смотрите все, она даже не взглянула на Сандрито! А ведь это ребёночек!

— И что, жизнь теперь должна остановиться? — Фернанда вернулась обратно, засунув в рот грушу.

— А тебе не стыдно лопать груши, когда ребёнок плачет? — не унималась Вирхиния.

— Не-а, не стыдно. Я хочу есть. Могу и Сандрито сожрать, чтобы он заткнулся, — зубоскалила Фэр.

Вирхиния глянула на неё с ужасом.

— У меня нет слов! С кем я живу? Ты хуже любого маньяка, кузина! А Сандрито такой хорошенький, не понимаю, как можно ходить мимо и думать о еде. Я как только его увидела, захотела себе такого же. Теперь я буду рыдать, ведь я не беременна, а ты лопаешь груши! Бесстыжая!

— Мне кажется, кому-то нужен врач, — поглумилась Фернанда.

— Конечно, мне нужен, нужен врач! Мне нужен акушер! — каркнула Вирхиния, перевизгивая младенца. — Я не могу принимать роды сама у себя.

— Для начала тебе не помешал бы психиатр, — Фэр доела грушу, и у неё возникло желание бросить черенок Вирхинии в лоб.

— Сама иди к психиатру! Я в нём не нуждаюсь! Это ты больная, сразу видать! Ты мне завидуешь. Но я тебя вылечу! — не успокаивалась Вирхиния. — Ты глянь, какой Сандрито хорошенький! Возьми его на руки, и вся твоя дурь сразу пройдёт. Завтра же поскачешь рожать, — она сунула младенца Фэр в лицо.

— Нет, уж, избавь меня от этой радости! — отшатнулась Фернанда. Вирхинию искажённое лицо кузины огорошило.

— Ты что боишься детей?

Фэр промолчала. Во-первых, её раздражал крик. Во-вторых, объяснения ей давать не хотелось. В-третьих, младенец, весь в слезах и соплях, не показался ей симпатичным.

— Он похож на краснолицую макаку, — объявила Фернанда.

Глаза Вирхинии округлились. Остальные, во главе с доньей Раймундой, тоже застыли в немой сцене. С Вирхинией давно всё ясно. Увы, но в пустой голове мозг не вырастет. Но эта наглая женщина, донья Раймунда! Нахалка, в шесть утра явилась в чужой дом с орущим кульком, чтобы посторонние его успокаивали.

— Шли бы вы, донья Раймунда, домой, — сказала Фэр прямо. — У нас тут не детский сад.

Тётка пошла багровыми пятнами.

— Да ты… да как ты можешь такое говорить? Я же по-соседски! Я же вам хотела радость доставить.

— Вы доставили мне неземную радость, — скривилась Фернанда. — Благодарю покорно, а теперь уходите.

— Кажется, Сандрито надо сменить подгузник! — закудахтала Вирхиния.

— Только не на диване! — тормознула Фэр её попытку пристроить ребёнка на диван. — Я не буду покупать новую мебель! Идите в дом к донье Раймунде и там меняйте подгузники хоть на диване, хоть на кухонном комбайне. Если вы не уйдёте, я вас упеку в тюрьму за вторжение в частную собственность! — встала она в позу.

— Да ты монстр! — пропыхтела Вирхиния. — Сандрито обделался, а тебе жалко диван? Как можно так издеваться над ребёнком?

Фэр демонстративно отвернулась. Поджав губы, донья Раймунда и Вирхиния собрали пелёнки, бутылочки, соски, погремушки и ретировались.

Фернанда уже хотела сбежать без Агустины (накануне они договорилась, что Фэр отвезёт племянницу в школу), но, когда ор прекратился, Агус спустилась по лестнице. Хмурая, кое-как причёсанная, она явно не выспалась, но пересидела нашествие доньи Раймунды в комнате.

— Нашли чем заниматься с утра — чужими детьми. А на своих плевать, — обиженно проворчала Агустина, лавируя мимо родственников.

Маргарита метнула в дочь укоризненный взгляд, а Фэр, схватив племянницу под локоть, вытащила её на улицу.

— Тётя, но я даже не позавтракала! — возмутилась Агустина. — Я не хочу идти в школу голодной. Это не круто!

— А я не хочу слушать рассказы про младенцев! У меня не каменные нервы, — отбрила Фернанда. — Я тоже не завтракала. По дороге заедем в кафе.

— Прикинь, тётя, а у тебя рубашка наизнанку!

— Потом переодену, — лениво отмахнулась Фэр.

Агустина глянула на неё с изумлением, но прикусила язык. Обе девушки взгромоздились на мотоцикл и умчались в горизонт.

Спустя пятнадцать минут, сидя в кафе, Агустина слопала пиццу, запив её молочным коктейлем и закусив меренгой с ананасами. Но Фэр хватило только на бисквитный рулет — настроение её было испорчено. Это теперь на целый день, спасибо хамке донье Раймунде и глупой Вирхинии вместе с их младенцем. Зато Агустине вчерашний разговор пошёл на пользу — она повеселела, в лице Фэр обретя соратницу.

Через час Фернанда высадила племянницу у Высшей Школы изящных искусств. Еле отъехала от двери, продираясь сквозь толпы учеников, шумных, как утки в водоёме. Интересно, что скажет ей комиссар? Выгонит или разрешит вернуться? А, может, его нет в отделении? Эти мысли заставили Фэр поволноваться, когда она стучалась в дверь к комиссару. Тот был на месте, — сидя в своём, обитом деревом кабинете, он попивал кофе и курил сигару.