Утром новостями её огорошила Маргарита: Вирхинию в тюрьме повесили сокамерницы. А организация похорон — это обязанность Фэр. Ей, Маргарите, недосуг. У неё муж, дети и злобная свекруха, которую они с Тосом, наконец, решили сдать в пансион для незрячих. Сумму за это отвалили нехилую, но Марго была счастлива отделаться от ненавистной бабки. А со временем мечтала избавиться и от детей Тоса.

Фернанда отказалась заниматься похоронами — она занята съёмками, посещением салонов красоты и фитнес-клубов. Пусть Вирхинию хоронит её мать. Но тётя Фели не знала о трагедии — уехала в Мехико на свадьбу доньи Канделарии и Энеаса Арайя. Оставив Барби и щенят доктору Гильермо, она повезла молодожёнам подарок — стопку своих книжек. Как и Фэр, окунувшись в светскую жизнь, тётя забыла о печалях. Маргарита же всё работала маникюршей и, недовольная своей «простой женской долей», тёте и сестре завидовала.

Она испортила Фернанде настроение и та послала её к чертям, велев разбираться с похоронами самой или искать в Мексике тётю. И, бросив трубку, поехала выгуливать байк.

Но плохие вести на этом не закончились — через час ей позвонил комиссар Гальяно. Онемев от его сообщения, Фернанда уронила смартфон на асфальт…

В отличие от Тобиаса Прадо, Гастона Вердэ и Николаса Шультса, которым уже вынесли приговоры, Амадо и Конрад ещё ожидали суда в тюрьме предварительного заключения.

Когда решётчатая дверь, скрипя, открылась, в камеру Амадо вошёл человек. Высокий, в сером пальто с капюшоном. Лицо закрывала длинная чёлка; под ней — компрессионная маска цвета кожи. Мурашки страха поползли по телу Амадо — гость дал охраннику пачку банкнот, и тот ушёл.

— Ну здравствуй, мразь! — процедил Маркос надменно.

— Я гляжу, к тебе вернулась твоя знаменитая рожа! — Амадо радостно хмыкнул. — Поздравляю!

Маркос прошёлся по камере. Голос его, жёсткий, с хрипотцой, звучал как из преисподней.

— Зря ты думаешь, Амадо Феррер, что выкрутишься, как всегда изобразив психа. На этот раз правосудие восторжествует. Сидеть! — когда Амадо привстал с койки, Маркос толкнул его назад.

— Докажи, что я не псих! — выпалил тот. — И докажи, что это я убил папашу! Нет у тебя улик. Твоё слово против моего! — и оскалил зубы, как агрессивный шакал.

— Жаль, что ты убил отца, а не мать. Хотя она и получила по заслугам — зарубила топориком собутыльницу. Но туда ей и дорога. Она испортила жизни всем своим детям. Одних кокнул маньяк. Другой совсем деградировал, не только бухал, но и спал с мамашей. И мы с тобой сдохнем. Ты, вероятно, сегодня, а я — когда закончу дела, — и Маркос вынул пистолет.

— Ты что, обалдел? — нервно рассмеялся Амадо. — Явиться в тюрьму с пистолетом! Ты идиот! Если убьёшь меня, никогда не выйдешь отсюда!

— Я дал бабла охранникам, а пистолет с глушителем, — Маркос вытащил лист бумаги и ручку. Сунув их Амадо, направил пистолет в его висок. — Я диктую, а ты пишешь.

— Ничего я не буду писать! — крикнул Амадо, стуча здоровой ногой об пол. — Ты блефуешь! Пистолет не заряжен!

Щёлк! Маркос взвёл курок. Резко опустил оружие вниз. Паф! С глухим звуком пуля вошла Амадо в бедро. Завопив, тот схватился за ногу.

— Я же сказал, он с глушителем. Тебя никто не спасёт. Я здесь с определённой целью, и пока не добьюсь её, не уйду. Если не напишешь, второй выстрел будет в рожу, — он поднял пистолет к глазам Амадо. — Писать я сказал!

Дрожащей рукой, корчась от боли в бедре, Амадо плюхнул бумагу на книгу и вывел:

«На имя комиссара федеральной полиции Сантоса Эрнесто Гальяно…

Я, Амадо Карлос Феррер Гарсиа, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, признаюсь в убийстве своего отца Хуана Хоакина Феррера, совершённом мной в 1993 году. Будучи десятилетнем ребёнком, я, по настоянию своей матери Бьянки Гарсиа, подсыпал отцу в кофе стрихнин на глазах у моего младшего брата Маркоса Феррера. Мать, боясь разоблачения, убедила меня изобразить потерю памяти. С тех пор мне понравилась эта тактика — отличный способ выкрутиться из любого преступления. Я никогда не лечился у психиатра. Никто из моих коллег не знает, что я симулирую сумасшествие. Также я признаюсь, что облил электролитом Джерри Анселми из чувства мести и боязни разоблачения. Прошу назначить мне наказание по всей строгости закона. Дата и подпись — Амадо Феррер», — окончил диктовать Маркос.

— Не буду я это подписывать! А-а-а-а!

Щёлк! Маркос спустил курок. Пуля вошла Амадо в левую руку.

— Писать я сказал! — Маркос говорил так, словно его душила глыба льда, и жила в нём одна эмоция — ненависть. А Амадо не узнавал этом человеке Джерри Анселми. Он будто переродился в иной ипостаси.

Убрав бумагу в карман, Маркос надел перчатки, вынул сосуд с жидкостью и зажигалку.

— Мне терять нечего. Моя жизнь — ад. Но смерть для тебя — это слишком просто, — сказал он бесцветно. — Я хочу, чтобы ты мучился до конца дней. Как я. И как все люди, у которых ты отнял счастье, — чиркнув зажигалкой, Маркос поднёс её к склянке.

Пыхххх! Содержимое банки вспыхнуло ярко, жутковато-красивым зелёным пламенем. Мгновение, и жидкость оказалось на лице Амадо.

— Метиловый спирт. Красиво горит! Чудное зрелище! — позлорадствовал Маркос.

Амадо скатился на пол. Надрывно крича, руками он сбивал огонь, но и ладони его загорелись. А Маркос не уходил — через свою безликую маску, в которой он напоминал заготовку куклы, любовался, как братец корчится от боли.

На вопли прибежало трое охранников. Один кинулся тушить Амадо и остатки его лица, а двое заломили Маркосу руки.

— Я хочу видеть комиссара! — заявил тот гордо.

Добровольно отдав пистолет, он ушёл с копами под ор Амадо и охранника:

— Вызывайте скорую! Быстрее! Ещё не хватало, чтобы он помер прямо здесь!

Когда комиссар Гальяно рассказал Фэр о произошедшем, она долго глазела на свой, лежащий на асфальте, убитый смартфон. И слёзы полились градом. Это она виновата. Если бы не уехала из поместья Каспера Брёкке в тот день, Джерри не пошёл бы мстить — корча из себя гордеца, он ждал, что она вернётся. Теперь Фернанде стало стыдно. Не умеет она любить, раз прошлое Джерри и несчастье, в котором его вины не было, изменили её чувства.

Но в комиссариат Фэр явилась через двое суток — не хотела встречаться с Джерри. А тот не отрицал, что изуродовал Амадо из мести и упорно называл себя Маркосом, не откликаясь на имя «Джерри Анселми». Он отдал комиссару бумагу с признанием Амадо и адвоката не требовал. Но захотел в тюрьму предварительного заключения, в одну камеру с Конрадо Палло. Взамен пообещал написать чистосердечное. Комиссару всегда Джерри импонировал, а в этом человеке он его не узнавал, но пошёл навстречу.

Однако Маркос и Конрад вместе не ужились. Когда охранник принёс им еду, нашёл обоих в крови. Вызвали медиков, решив, — они порезали друг друга раскладным ножом. Но эксперты выявили иную картину. У Конрада был ампутирован половой орган — Маркос искалечил сокамерника ножом, что принёс с собой, а затем перерезал себе сонную артерию. Откачать его не смогли. Конрад же остался евнухом. Очухавшись в тюремной больнице, он закололся скальпелем.

А Амадо выжил. Его поместили в закрытую лечебницу. Он полностью ослеп; лицо, руки, шея и часть груди превратились в бесформенную массу.

Шокированная Фэр рыдала. Если бы она Джерри не бросила, он не пошёл бы никого калечить. Амадо он отомстил за изуродованное лицо, а Конраду — за неё, Агустину и всех девочек и женщин, которым тот сломал жизнь. Эдакое собственное правосудие.

Тело Маркоса увезли на вскрытие, и результаты его ожидались на днях. Фернанда была раздавлена, точно все льды Антарктики рухнули на её голову. А взвинченный Элио Алвес добавил нервов, разоравшись в комиссариате: «Вот идиот! Куда он полез? У некоторых жажда мести выше разума!».

В душе Фэр понимала Джерри, но… так окончить свою жизнь… Явно доктора поставили ему неутешительный диагноз, не смогли вернуть былую красоту. Вот у него и поехала крыша.