Косме гаденько скривился.

— И что ж вы хотите взамен?

— Будете впускать меня к сеньору Салазару в любое время.

— Но я нарушу запрет хозяйки.

— Ну… — плутовато улыбнулась Эу, отчего её плоское лицо урождённой краснокожей и вовсе напомнило лепёшку. — Только вам решать, чего важнее: глупый запрет сеньоры Кассии, о нарушении которого она и не узнает, ежели мы будем внимательны, или прелести молоденькой служанки.

Так победа осталась за Эу. Косме впустил её к Салазару, потребовав выполнить уговор завтра же ночью. Вид он имел столь похотливый, что едва не капал слюной на пол.

Данте, конечно, предполагал: Эу обманет Косме, не дав Джеральдину в обиду, и был изумлён и разгневан, следующим вечером не найдя ни Косме у двери, ни Джеральдины в кухне — оба испарились, когда в доме потухли огни.

Эу всю ночь провела у кровати Салазара, отпаивая его Блокатором мыслей и индейскими снадобьями. Но Данте она теперь не казалась хорошей женщиной. Да, к Салазару Эу относилась по-особенному, но, верно, он был единственный, кому она искренне симпатизировала. Всех остальных эта краснокожая смогла бы подвести под гильотину.

Косме пришёл утром. С аппетитом позавтракал в кухне бараньей ногой и, зевая и почёсываясь, встал у двери Салазара. Джеральдина так и не появлялась, а Эу не спрашивала про неё, но хозяевам наплела: та приболела.

Ночью дон Косме опять исчез, и Данте сие добило. Стало ясно — Эу выполнила условие, и что этот мужлан сделал с несчастной Джеральдиной, известно было только ему одному.

После нескольких порций зелья, Салазар, наконец, перестал бредить. А Джеральдина нашлась через трое суток — её привёл обратно сам Косме. Грязную, с разбитым лицом и в рваной одежде, он усадил девушку на лавку в кухне и велел Эу позаботиться о ней.

— Как только эта забавная штучка отдохнёт, мы продолжим наше удовольствие, — сказал он и, насвистывая, отправился охранять своего пленника.

Джеральдина рыдала, забравшись с ногами на лавку.

— Ну чего ты голосишь? — холодно спросила Эу. — Рано или поздно такое со всеми случается.

— Он меня… того… это было отвратительно… он чудовище… что мне теперь делать? — она спрятала лицо в ладонях. — Я никогда раньше не была с мужчиной… а он… он надо мной надругался…

— Глупость какая! — Эу водрузила на стол лохань с водой. — Умывайся давай, а то хозяев напугаешь. И не вой! Я так тебе скажу, ты не первая и не последняя. Все женщины проходят через это, будь то служанка иль дама. И не такая уж ты важная птица, чтоб оплакивать свою девственность, будто покойника. Нет ничего страшного в том, чтобы лечь с мужчиной. А ты поди сопротивлялась, вот тебя и отделали. А была бы паинькой, ублажила бы этого чёрта как следует, ещё б и подарочки да цацки всякие с него стрясла. У него ведь денежки имеются, он, говорят, такими делами промышляет, нам и не снилось. С корсарами вовсю водится. А ты дурью маешься, хотя могла б давно золотишко выпросить на наряды да лакомства.

— Я его ненавижу! Ненавижу! Мне не нужны его деньги! Чтоб он сдох! — выпалила Джеральдина, давясь слезами. — И вас я тоже ненавижу! Вы только послушайте сами себя, чего вы такое говорите?! Да, я простая служанка, может, у меня и не появилось бы удачного жениха и приличного будущего, но я никогда не хотела быть содержанкой! А теперь я падшая! Теперь на мне не женится даже лакей, я останусь одна до смерти! И самое ужасное, я мужчин и видеть не могу! Они все скоты! — она оттолкнула лохань, расплескав воду на Эу, и скрылась в коридорчике, где находились комнаты прислуги.

— Зато я выручила сеньора Салазара. И что против этого девственность какой-то горничной? — сказала Эу, но Джеральдина её уже не слышала. А Данте от возмущения только крыльями дёрнул.

Промчалось ещё несколько дней, и Салазар оклемался настолько, что даже попытался выйти из комнаты. Дон Косме, застывший у дверей, как сторожевой пёс, преградил ему дорогу, не зная о преимуществе Салазара — его магии. Взмах рукой — и палка Косме развалилась пополам. Щелчок пальцами — и сам дон Косме превратился в ледяную статую — патлы и борода его посыпались сосульками на пол.

— Таким ты мне нравишься больше, — ухмыльнулся Салазар.

Оставив слугу в замороженном виде, он начал спускаться вниз, но на полпути замер — в обитых индийской парчой креслах, друг напротив друга, сидели Октавия и… София.

Салазар, хоть и спотыкаясь о ковёр, что покрывал лестницу, всё же умудрился попасть в гостиную, ни разу не упав.

Девушки пили чай с флёрдоранжем. Поприветствовали его — София сдержанно, а Октавия тревожно-ласково. Последняя раскраснелась, увидев, что он вменяем и отвечает связно. Но Салазар опалял взглядом Софию, едва не превращая её в кучку пепла. И девушка, играя в безразличие, вернулась к рассказу о цели своего визита.

Как выяснилось, Игнасия, уйдя накануне с Софией, к вечеру следующего дня исчезла. Слуги тщетно искали её сутки, и теперь взволнованная София пришла к Октавии — но та руками развела, сетуя, что умом их сестру не понять — ей готовы помогать все, но она выкидывает фокус за фокусом. Октавия в гневе бросила: пусть Игнасия разбирается со своими проблемами сама. Но София выглядела расстроенной и объявила о намерении обратиться в жандармерию, лишь бы Игнасию найти.

Поведение Софии не нравилось Данте, а Салазар пугал его. Всё время, что София находилась в доме, он сидел, окаменев и не сводя с неё взора, и напоминал умалишённого. Но София стойко выдержала беседу с сестрой под пристальным вниманием угольно-чёрных глаз, и быстро ретировалась. Сад миновать не успела — Салазар устремился за ней. Схватил под локоть у экипажа, напугав и её, и кучера.

— Вы что себе позволяете? — брови Софии подскочили вверх — небывалое для её кукольности проявление эмоций.

— Как вы могли так поступить со мной?! — Салазара трясло, и он сжимал руку Софии, наверняка оставляя на ней синяки. — Вы вышли замуж за какого-то хлыща! Вы предали меня!

— О чём вы говорите? — она едва не рассмеялась. — Во-первых, между нами не было ничего, вы сами всё себе надумали! Во-вторых, я вам сразу сказала, что моя рука обещана маркизу Абелю. И, в-третьих, вы уехали, исчезли на много месяцев. А теперь явились и снова врываетесь в мою жизнь, хотя сейчас, даже больше, чем прежде, вы не имеете на это прав! Кроме того, вы подставили меня перед бабушкой! Не думайте, что я забыла. Да я чуть не умерла, сидя в сыром подвале! И всё из-за вас!

— Но я пытался вам помочь… — Салазар сбавил тон и, судя по выражению превосходства, мелькнувшего на лице Софии, она поняла, что завладела ситуацией.

— Да, а ещё обещали просить моей руки, но так и не явились.

— Но…

— Но Абель оказался умнее и проворнее вас, — добила София. — К тому же он отличный муж, и я счастлива в браке. Так что хватит преследовать меня и компрометировать в глазах кучера! — оттолкнув Салазара, она влезла в экипаж.

— Но я люблю вас, — шагнув на подножку, он сунул голову в открытую дверцу. — Я не могу без вас жить!

— Я замужем, — София попыталась вытолкать назойливого юношу и закрыть дверцу — как бы не так!

— А мне плевать! Я убью вашего мужа, если он будет мешать нам быть вместе! — выпалил Салазар и, тряхнув головой, приложился макушкой о потолок.

— Прекратите так себя вести!

— Я всего-то хочу поговорить!

— Хорошо, будь по-вашему, — смягчилась София. — Сегодня в десять вечера к этому дому подъедет «Карета счастья». И мы поговорим. Но учтите, я благочестивая дама и иду уступку в первый и последний раз. Только ради того, чтобы вы поняли меня и оставили в покое. А сейчас уходите! Трогай! — велела она кучеру, когда Салазар, спрыгнув с подножки, пнул её так, что она с шумом поднялась наверх. София захлопнула дверцу.

Салазар остался у ворот один, наблюдая за отъезжающим экипажем. А Данте прыгал по забору, встряхивая крыльями, одновременно и потешаясь над Салазаром, и узнавая в нём себя — в дни, когда он гонялся за Эстеллой, он вёл себя также. Но Эстелла отвечала ему взаимностью, а чего ждать от Софии, знала лишь сама София.