Мужчины карету покинули быстро, а вот с Кассией произошла неприятность — её строгое платье тёмно-синего шёлка запуталось ручке дверцы, и кучер долго возился, чтобы она смогла выбраться.

Инцидент подпортил её настроение, поэтому, входя в золотые парадные двери, у которых в ноги ей поклонился главный придверник [2], Кассия тряслась от негодования, возмущаясь, что у неё мятый подол и она выглядит, как простолюдинка.

— Мама, простолюдинки не носят шелка, — успокоил её Леопольдо.

— Ах, бросьте вы эти глупости! — закатила Кассия глаза. — Никогда не встречала женщины, у которой нет ни одного шёлкового платья! Таких не бывает. Разве что наши горничные, но они не женщины. А я сейчас похожа на оборванку! Глядите, у меня измялся бантик на подоле слева. Вице-король и его подданные будут надо мной смеяться! Ах, вот позор! А покойная матушка всегда мне говорила, что я должна выглядеть безупречно. Теперь она в гробу переворачивается.

Дворецкий в красно-белой ливрее встретил семейство, приняв у дам зонтики, а у кавалеров шляпы и сопроводил всех в бальную залу. Удивительная картина развернулась перед вошедшими — комната была огромна; убранная китайским шёлком и зеркалами, со множеством статуэток и канделябров, она могла бы вместить целый город. На возвышении стоял золотой трон и рядом с ним сидение поизящнее — для вице-короля и его фаворитки; по стенам разместились фонтанчики в виде ангелов, а в углу — оркестр из ста человек.

Бал ещё не начался, и гости кучковались тут и там — сидеть в присутствии вице-короля строго запрещалось. Дамы обмахивались веерами, кокетничали, вели светские беседы. Мужчины отвешивали им комплимент за комплиментом или обсуждали дворцовые интриги, статьи из газет и политику Испанской империи.

Птица Салазара ни у кого переполоха не вызвала, хотя Кассия всё утро кричала о недопустимости прихода на королевский бал с «этой ужасной тварью». Как оказалось, нынешняя фаворитка вице-короля Клара-Изабелла, герцогиня дель Руа, была любительницей экзотической флоры и фауны. По такому случаю и во дворце, и в саду живности развелось видимо-невидимо, а гостям, являющимся ко двору, рекомендовалось брать с собой зверушек. И дамы нынче держали в руках не только веера и расшитые вручную сумочки, но и крохотных собачек или породистых котов, наряженных в кружева и шелка. А у одного из придворных — щуплого старичка с лентой на груди (Ладислао, завистливо оттопырив губу, шепнул, что это главный министр) на плече сидел оранжевоклювый тукан.

Когда по мраморной лестнице спустились вице-король и его эксцентричная фаворитка, герцогиня дель Руа, гости присели в реверансе. Хосе де Армендарис-и-Перурена, урождённый испанец, был высок, худощав, носил парик с буклями, и, будучи военным, любил сдержанность. В чёрном одеянии, украшенном только орденом, он напоминал скорее викария, чем представителя королевской власти. Клара-Изабелла, герцогиня дель Руа, — полная дама в великолепном платье алого бархата — плыла за ним как корабль, готовый раздавить своей массой любого встречного. Она имела напыщенный вид и ежеминутно кривила губы, словно брезгуя теми, кто находился рядом. Сопровождал её камер-юнкер; он вёл на поводке тегу — крупную чёрно-белую ящерицу.

По правилам этикета вице-король и герцогиня открыли бал очаровательным менуэтом, а затем уселись на троны — ящерица легла у ног хозяйки.

Остальные пары закружились в танцах, что изредка прерывались антрактами, дабы приглашённые могли угоститься фруктами, конфетами, ликёрами и холодными напитками. Данте не любил светские балы, но, по сравнению с мероприятиями, где он бывал, как сын Ламберто, этот бал побил рекорд по чопорности и занудству. Хотя танцующим стоило воздать должное — среди них оказались истинные виртуозы, которые выделывали столь замысловатые па, будто готовились к ним всю жизнь.

Однако любой неправильный шаг, жест, близкое прикосновение к даме или кавалеру расценивались как аморальность — за этим зорко следили придворные фрейлины, а также дворецкий (по требованию герцогини дель Руа он уже выдворил прочь нескольких громко хихикающих девиц).

С того момента как Клара-Изабелла стала фавориткой, она запретила дамам появляться при дворе с открытыми декольте, в богато вышитых платьях и драгоценностях, чтобы они не затмили Её Светлость. Поэтому большинство дам сегодня нарядились в кисейные и муаровые платья — белые, розовые, голубые, фиалковые и нежно-зеленые для девушек и более темные для солидных матрон — с мизерными декольте, украшенные только цветами и прикрытые шарфами и косынками — и никаких алмазов, экстравагантных шляпок и причёсок. Дамы выглядели однообразно, и на их фоне Клара-Изабелла отличалась ярким одеянием, как попугай, затесавшийся в лебединую стаю.

Теперь Данте понял, почему любящая роскошь Кассия надела тёмно-синее платье, украшенное только бантами — рекомендация, дабы не злить фаворитку, давно стремившуюся стать вице-королевой, и самого вице-короля, чьё правление называли «горьким, будто кофе».

С одной стороны Данте оценил отсутствие причёсок-корзин и безобразных юбок-лоханей. А с другой — это самодурство нисколько не возвысило герцогиню дель Руа в его глазах.

Пока Ладислао лебезил перед главным министром, выясняя, когда его семья удостоится чести быть представленной вице-королю, а Леопольдо кружился в танце с неизвестной сеньоритой, Кассия присоединилась к стайке дам, что толпились неподалёку от Клары-Изабеллы и расхваливали её отвратительную ящерицу. На балу мелькнул и архиепископ в парадной сутане — стоя около вице-короля, он что-то шептал ему на ухо.

Салазар же искал Софию, но тщетно. Зато приметил её сестёр, отца и Лоиду Мендисабаль в толпе почтенных матрон. Аурелиано Мендисабаль шушукался то с первым казначеем, то с главным министром. Октавия, как увиделось Данте, не горела желанием танцевать и развлекаться, она то болтала с Игнасией, то подходила к Аурелиано, отвлекая его от налаживания связей.

Увы, Ладислао так и не получил шанса представить жену и сыновей — вице-король отмахнулся от главного министра — будучи не в духе, он не стал общаться с семьями подданных. Кассия пришла в такую ярость, что едва не покинула бал.

К изумлению Данте, Октавия к Леопольдо не подошла, а он её и не заметил — так его увлекли танцы. Зато она веером поманила Салазара, дав понять, что хочет поговорить с ним, и скрылась в направлении сада. Салазар быстро покинул девицу, с которой танцевал, пока Данте сидел на шесте в окружении нескольких попугаев, филина и двух ворон — питомцев гостей.

Когда они с Данте спустились в сад, то обнаружили — Октавия прячется за беседкой.

— Наконец-то! Я вас жду, — она схватила юношу за руку — по мнению Данте чересчур страстно — и втянула его в беседку. — У меня новости о моей сестре Софии, — протараторила Октавия. — Я всё знаю. Я нашла в столе у Игнасии ваше письмо, адресованное Софии, и поняла: Игнасия что-то затеяла. Она не любит Софию, думает, что не может найти жениха по её милости.

— Она украла моё письмо?! Мерзкая… — сжал кулаки Салазар, но Октавия не дала ему закончить мысль.

— А потом вы явились ночью в наш сад, и Игнасия увидела вас. Она наябедничала бабушке, естественно всё приукрасив, и теперь бабушка считает Софию падшей. Как видите, её нет с нами на балу — бабушка наказала её. Поэтому я решила с вами поговорить. Бабушка — мастер наказаний, её фантазия безгранична, никогда не знаешь, что придёт ей в голову. Поэтому я молю вас не искать встреч с Софией в ближайшее время. Это может навредить ей.

У Салазара вырвался нетерпеливый жест, волосы его заискрились, а из ладоней потянулся дымок — так бывало, когда он злился. Октавия отстранилась, шокировано глядя на него. Потом воскликнула:

— Неужели вы маг? — в голосе её не было страха, только любопытство. Она смотрела на Салазара, как на редкий артефакт, свойства которого хотела изучить.

— Допустим, но я не намерен сейчас обсуждать мои способности, ведь Софии угрожает опасность. Мы должны подумать о ней!