— Хочу с тобой поговорить, — Леопольдо постарался быть вежливым и сделал вид, что грубости не заметил.

— У нас общих тем для беседы нет, — отрезал непреклонный Салазар.

— А я думаю есть. Речь о Софии Мендисабаль, — сделал ход конём Леопольдо, и бледные щеки Салазара порозовели (Леопольдо, кажется, это заметил и улыбнулся кончиками губ). — Я пройду? Глупо разговаривать о личном, стоя в коридоре.

Салазар убрал руку с притолоки, и брат вошёл в его комнату. С любопытством огляделся.

— Занятная обстановка, — он покосился на шкуру крокодила на полу.

— Давай ближе к делу, — поторопил Салазар — Данте изумлялся тому, насколько он ненавидел брата; его колотило лишь от одного присутствия Леопольдо.

— Ты, наверное, в курсе, что наша мать хочет, чтобы я женился на Софии Мендисабаль? — ровным голосом поинтересовался Леопольдо.

— Ну и?

— Я знаю, она тебе нравится. И не отнекивайся, я заметил это на балу. А мне нравится Октавия, — добавил он поспешно, не дав Салазару ляпнуть гадость, хотя тот уже открыл рот. — Не смотри на меня, как сова на мышь. Это не моя вина. Это каприз мамы. А я не хочу жениться на Софии, но с удовольствием женюсь на её сестре. Поэтому мы с отцом разработали план, — Леопольдо нервно хрустнул пальцами.

Салазар молчал, скрестив на груди руки.

— У меня к тебе просьба. Я неспроста утром сказал, что ты не должен идти завтра к Мендисабалям. Мы с отцом хотим реализовать наш план, и твоё присутствие там… эээ… несколько этому помешает. Поэтому, если ты хочешь, чтобы я женился на Октавии, останься завтра дома, очень тебя прошу, Ландольфо.

Однако эта просьба, сказанная будничным, но доверительным тоном, вызвала у Салазара неоднозначную реакцию. Данте прочёл над его головой мысль: «Лжец!».

— Меня зовут Салазар, — процедил он сухо. — Запомни это, наконец. И позволь спросить: это что за план такой, которому помешает моё присутствие? — добавил он с ехидством. — Если тебя интересует Октавия, так пожалуйста, женись на ней. Я-то здесь причём?

— Это долго объяснять. Потом ты всё сам поймёшь. Я знаю, почему ты хочешь туда пойти, — спохватился Леопольдо, видя недовольство на лице брата. — Ты хочешь её увидеть, я тебя понимаю. Но мы теперь будем частенько видеть Мендисабалей. Я уверен, мама станет нас к ним таскать каждый четверг. Ты ещё налюбуешься на свою Софию. Но завтра, один единственный раз, прошу тебя, останься дома. Ради нас обоих.

— Нет! — выпалил Салазар с надрывом. — Я тебе не верю! Ты лжец, и вы с папашей и мамашей задумали что-то против меня — это очевидно. Поэтому иди к чёрту! — он распахнул дверь и гаркнул на весь коридор. — Вон из моей комнаты! Нечего корчить из себя милого братика! Ты украл у меня всё! Ты не даёшь мне жить и быть счастливым! Я тебя ненавижу и не буду тебе помогать! Убирайся! Пошёл вон! И запомни — София моя! Если ты к ней подойдёшь, я с тебя скальп сниму!

Леопольдо ничего не оставалось как уйти. Напоследок он обернулся, и тут Данте понял — реакция Салазара — не только следствие его нелюбви к брату. Над затылком Леопольдо отчётливо красовалась надпись: «Ты об этом пожалеешь».

***

В четверг к обеду семейство загрузилось в экипаж, дверцу которого венчал фамильный герб Фонтанарес де Арнау — ястреб с сапфировыми глазами. Солнце жарило с раннего утра, буквально сводя с ума, поэтому Салазар яростно задёрнул шторы на окнах.

Начхав на протесты родственников, он взял Гуэну с собой, и Кассия, утянутая в охровое платье со множеством бантов на стомакере, выразила недовольство. В её мыслях Данте прочёл угрозу — она мечтала о том, как вонзит сыну кинжал в грудь, а потом свернёт шею его фамильяру. Салазар этого не видел — перед отъездом он выпил Блокатор чужих мыслей.

Леопольдо и Ладислао, переборщив с пудрой и румянами, все в шелках и драгоценностях, благоухали модным ароматом пачулей. Чуть раскрыв штору, Ладислао пялился в окно на мелькавший за ним пейзаж. Леопольдо, похоже, сердился из-за вчерашнего и брата игнорировал, на что Салазар внимания не обращал.

Всю дорогу Кассия монотонно бубнила: Салазар — неблагодарное животное, поскольку ведёт себя неприлично. Хотя он (по мнению Данте) по части манер давал фору и Леопольдо, и другим светским юношам, но его жажда выделиться всё портила. Румянить лицо и пудрить волосы Салазар не стал, но нарядился в роскошный тёмно-фиолетовый аби, унизал перстнями руки и надел плащ длиной до пола — аристократы такие не носили (именно короткий плащ указывал на именитость родословной). На претензии матери Салазар только ухмылялся — он специально подчёркивал свою магическую сущность, в таком одеянии напоминая чёрного колдуна из сказок.

Полчаса ругани и тряски в душном экипаже, и перед Данте и его спутниками вырос каменный замок, обнесённый оградой с острыми штырями — спасением от разбойников. Мшистый фундамент говорил о древности строения. На гигантском камне-валуне у калитки была выбита надпись: «Замок Мендисабаль. Построен в 1592 году с лёгкой руки аделантадо [1] Элисео Мендисабаля».

Больше всего Данте изумило отсутствие сада. Калитка открывала вид на длинную подъездную аллейку, выложенную булыжниками и засаженную по бокам пахирами — деревьями со стволами, целиком покрытыми шипами. Аллея вела к трёхэтажному замку и упиралась в его парадный вход. Ни цветов, ни кустарников, ни живности — всю территорию заполонили камни всяческих форм и размеров.

Данте покоробил и вид дома — тёмная кладка, острые углы; башни замка напоминали частокол; на фасаде отсутствовали балконы, а окна, маленькие, с наглухо закрытыми ставнями были точно вдавлены в стены.

У парадной гостей встречал дворецкий — старичок в белой ливрее. Когда Салазар и его семейство вошли в замок, дворецкий забрал у мужчин плащи, а у дам — манто и объявил о прибытии «третьего министра вице-короля маркиза Ладислао Фонтанарес де Арнау с женой и сыновьями».

Навстречу им тотчас вышел Аурелиано Мендисабаль, а скоро в гостиную вплыла и его пожилая мать — вдовствующая герцогиня Буэнавентура, сеньора Лоида Мендисабаль в строгом платье из коричневого громуара; оно так стягивало её фигуру, что грозилось вот-вот лопнуть по швам.

Замок внутри отличался классической роскошью: тёмная мебель, бархатные портьеры на окнах, вычурная лепнина и множество картин в старинных рамах. Настоящий музей антиквариата!

Как Данте и полагал, четверг Лоиды Мендисабаль оказался на редкость унылым мероприятием. Гости — в основном дамы замужние (деловые отцы семейств обещали прибыть к ужину) восседали на диванах, расставленных по зале, просторной, но мрачной. Они угощались английским чаем и закусывали его тарталетками и пирожными, болтали о соседях, листали журналы мод или вышивали. Они хвалились покупками, жаловались на детей, мужей, прислугу и рассказывали маленькие секреты о том, листья какого растения нужно класть в мясной бульон, или сколько раз кусать губы, чтобы они порозовели. Эти люди словно не жили, а играли в жизнь, настолько пустыми и надуманными увидел Данте их проблемы.

Когда Аурелиано представил всем новоприбывших, как «будущих родственников», Салазар приметил комнату, отделённую от центральной залы круглой аркой, — оттуда раздавался хохот.

— А там у нас молодёжь отдыхает, — пояснил Аурелиано шутливо. — У них своя компания, свои разговоры, игры. Они ещё не вошли в статус семейных людей, им скучно с нами, стариками. Полагаю, пока мы с вами, Ладислао, будем обсуждать дела, юношам стоит присоединиться к близкой им компании и провести время с пользой, — он многозначительно подмигнул Леопольдо, и Кассия вынужденно уступила, хотя рассчитывала держать сыновей при себе.

Аурелиано вовлёк её и Ладислао в беседу, а Салазар с Леопольдо прошли в символическую арку, что будто отделяла чопорный мир зрелости от мира кокетства и развлечений.

Малая зала напоминала восточный шатёр — круглая, со стенами, обитыми красной, с турецким орнаментом парчой. На диванчиках-подушках, вокруг низкого стола расположились молодые люди и девушки. Они играли в буриме [2], оглушая неприступный, суровый замок раскатами смеха. На появление Салазара и Леопольдо все подняли головы, а возле братьев тотчас нарисовалась Октавия, нежно-фисташковое платье которой украшали атласные зелёные листья.