Они ступали тихо, под ногами стелилась мягкая трава. Через пару минут Оксана привела его к тому месту, где росла высокая магнолия. Вокруг и вправду не было ни души. С одной стороны их закрывал высокий забор, с другой старый амбар. Под цветущим деревом красовался ковер из опавших лепестков. Луна светила сквозь корявые, усыпанные цветами ветки. Андрей внутренне ахнул от всей этой красоты. Оксана, смущаясь, стала расстилать под деревом колючее шерстяное одеяло. Было видно, что она нервничает. Он подошел к ней и, ухватив со спины за бедра, притянул к себе. Она прижалась к нему внушительными ягодицами. Его рука скользнула в широкий ворот ее ситцевой рубахи. Пальцами он нащупал волнительную мягкость ее огромных грудей и сжал соски. Она застонала от наслаждения. Даже спиной он чувствовал, как стучит ее сердце. Губы ухватили влажные губы женщины. Поцелуй длился долго.

– Потрись попкой, – прошептал он. – Видишь, как он стоит, уже. Словно кол.

– Коханий мий, – отвечала она. – Як я тебе хочу. Зроби мени дитину.

– А муж?

– Я вже говорила тоби. Він не може. Я хочу такого, як ти – синьоокого.

– Ну, гляди, Оксана… Сейчас я тебя выебу, и ты понесешь.

Он развернул ее к себе и прижал в крепких объятиях. От Оксаны пахло свежей сдобой и яблоками. Он принялся осыпать ее лицо нежными и страстными поцелуями. Одной рукой Андрей стянул с нее рубашку, юбку она сняла сама. Та упала ей под полные ноги, словно опавший лепесток магнолии. В свете луны она стояла нагая, крепкая, налитая жизненной женской силой. И темный мысок ее лобка выпукло торчал под круглым мягким животом.

– Ляг, я хочу посмотреть на тебя всю.

Она послушно легла на одеяло. Он стоял и смотрел на нее сверху.

– Оксана, раздвинь ноги, я хочу полюбоваться на твою красивую пизду.

Она смущенно закрыла глаза, но исполнила его просьбу.

– Шире, разведи ноги шире и согни. Так… Ты просто божественна.

Он быстро стянул с себя брюки и лег прямо на нее. Без всяческих прелюдий и ласк он загнал своего толстого друга глубоко в ее распахнутое лоно. Она немного вскрикнула.

– Терпи. Я сейчас сильно буду всаживать. Чтобы у тебя родился хороший мальчик, я должен тебя выебать так, чтобы тебе было больно. Терпи…

Она кивнула, закусив нижнюю губу.

Он ухватил ее за бедра так, что его член упирался глубоко, ощущая плотную сердцевину ее женской сути.

Он вколачивал в нее всю свою силу, она принимала его с наслаждением, не сдерживаясь в стонах. Пока он мерными и широкими выпадами качался над податливым телом, его губы блуждали по мягкой груди женщины. Он по очереди целовал плотные темноватые соски. Пока они качались в любовном танце, его спины несколько раз коснулись легкие лепестки магнолии. Дерево отцветало, даря земле и двум любовникам свои розовые цветы.

А после он перевернул ее на живот и велел стать на колени.

– Оксана, я ебу всегда долго. Терпи… Ты уже вся течешь…

– Я вик готова бути з тобою, Андрію.

Когда на востоке просветлело небо, он кончил в нее со словами: "На!"

Кончил, больно ухватив руками ее бедра, словно нанизывая женщину на свой крепкий член.

– Перевернись на живот, – скомандовал он. – Семя так лучше попадет в матку.

Она послушно перевернулась. Черные волосы струились по молочной спине и плечам.

– Какая ты красивая, Оксана, – устало выдохнул он.

Она лежала и смотрела на него любящими глазами. По ее щекам струились слезы.

– Ну что ты, девочка… Не плачь. Я думаю, что у тебя родится славный мальчуган.

Она заплакала еще сильнее, утирая слезы прямо ладошкой.

Он прилег рядом и стал целовать ее плечи и спину.

– Пойдем на море, – предложил он. – Там хорошо с утра. Мы искупаемся. И я приласкаю тебе всю пиздочку и клитерок. Ты кончишь еще раз. И я еще раз возьму тебя.

Она огорченно покачала головой.

– Ни, Андрій. Незабаром ранок. Мени требе готувати сниданок. И чоловик може прокинутися. Може снодийне слабе.

Она встала. Он вновь поцеловал ее в губы долгим поцелуем.

– Ти заидеш до мене на зворотному шляху? – с надеждой спросила она.

– Постараюсь, – кивнул он.

Он больше никогда не видел эту женщину, но часто вспоминал о ней и гадал, зачала ли она той ночью синеглазого мальчика.

Утром вместе с Сашкой, подхватив немногочисленные пожитки, они уже бежали к знакомому пирсу, возле которого покачивался на волнах двухмачтовый баркас.

Владельцем баркаса оказался малоразговорчивый рыжий капитан Пасечников. Во время войны, когда он служил мичманом на линкоре-дредноуте, ему оторвало снарядом правую ногу почти до самого колена. Теперь вместо ноги он опирался на деревянный протез, крепко притянутый к голени широкими кожаными ремнями. Его голову украшала мичманская фуражка с треснутым околышем. Он курил трубку с длинным мундштуком и всем своим видом напоминал старого пирата. Помогал ему семнадцатилетний сын, который изображал из себя ловкого матроса.

Солнце уже вовсю затопило собой сине-зеленое море, по которому гулял легкий бриз, натягивая паруса двух гибких мачт.

Здесь, вдали от холодной и голодной Москвы, с ее извечными колоннами красноармейцев, с ее революционной неразберихой, усталостью последних дней, вечных дум о предательстве Ирмы, Андрей внезапно почувствовал себя необыкновенно счастливым. Ему вновь захотелось жить. Бог с ней с Ирмой. Жизнь нас рассудит, думал он.

Ветер гнал баркас довольно быстро. Они и оглянуться не успели, как пирс, от которого отчалило судно, скрылся из виду. Сашка стоял рядом с Андреем на небольшой палубе и улыбался во весь рот. Андрею казалось, что этот лысый лор-врач из Серпухова полон несгибаемого оптимизма. И этим оптимизмом он делился со всеми, кто попадался на его пути. И только спустя год Андрей узнал о том, через какую страшную трагедию прошел этот человек. Бандиты изрубили шашками всю его семью – отца, мать и двух сестричек. Андрей неоднократно поражался силе воли и жизнелюбию этого веселого и такого сильного человека.

Их путь лежал вдоль морского побережья на восток и северо-восток. Выйдя из акватории, баркас легко обогнул мол и следовал вдоль старейшей части города. Мелькнула вершина Поликуровского холма с Массандровским парком, ниже которого раскинулся городской пляж.

Андрей и Сашка крутили по сторонам головами. Справа от борта прыгали антрацитовые красавцы – афалины, слева шли террасы зеленого цветущего виноградника, несущие свой аромат на многие километры. Огромным исполином встретил их обрывистый Никитский мыс с Никитским ботаническим садом. В непосредственной близости от парковых насаждений находился мыс Мартьян.

Андрей с жадностью вбирал глазами все многообразие крымских красот. В легкой дымке, переливаясь изумрудной зеленью, на протяжении почти двух километров вдоль берега моря, стелился реликтовый лесной ландшафт средиземноморского типа.

Постепенно им открылась панорама Гурзуфского амфитеатра. На западной половине располагался знаменитый Гурзуфский парк. Андрей знал, что этот старинный парк посещал еще сам Пушкин. С восточной стороны шла Генуэзская скала и Аюдаг.

Баркас обогнул Аюдаг, который с восточной стороны напоминал жадно припавшего мордой к воде гигантского медведя. Через какое-то время они покинули пределы Большой Ялты. Затем пошла Алушта. У подножия Аюдага с баркаса были отлично видны бывшие графские дома и целые дворцы, ныне экспроприированные и переданные во власть народу. Там, где ранее в зарослях кипарисов, пальм и платанов возвышались мраморные царские санатории и лечебницы, ныне власть советов решила создать оздоровительные учреждения для рабочих и крестьян, пострадавших от эксплуатации царского режима.

– Там было много военных госпиталей, – негромко сказал Сашка, покосившись на хозяина баркаса, который стоял возле кормы и, казалось, не слушал о чем говорят меж собой эти двое молодых врачей.