«Я – человек-желудок, – пишет Юля. – Я стремлюсь к жизни, которая приносит удовольствие, а так как это не получается, я страдаю. А ведь другие стремятся к самореализации, достижению высоких идеалов. А я хочу только удовольствия, даже не радости, а комфортного существования. Я лентяйка – и баста».

Не понятно, что она имеет в виду. Она не занимается сексом, не посещает салоны красоты, не объедается шоколадом, а только рассуждает на философские темы. О каких удовольствиях она говорит? Вот у меня есть вполне конкретная, но далеко не оригинальная цель. Я хочу выйти замуж, чтобы жить в своей квартире и каждое утро просыпаться рядом с мужчиной. И чтобы он помог моему сыну встать на ноги, стал примером успешного человека.

Юля меня тоже не поняла. «У меня от твоих целей аж сердце заболело, – сказала она. – У тебя слово «мужчина» в описании цели встречается три раза. Он для тебя не цель, а средство». Не понимаю, что здесь не понять. Моя цель – дом и секс. А мужчина – это средство. Что тут такого? В ее понимании все легко, надо просто выбрать мужика и не париться. А я не могу, у меня от всего этого стресс. Сорокалетних воспринимаю как стариков, с малолетками каши не сваришь. Короче, у меня конфликт возрастов.

Сегодня мне приснилось, что в моем кошельке появились деньги. Я заглянула в него, денег не очень много. Я пытаюсь посчитать их, но не могу к ним прикоснуться. Хорошо, что моя квартирка сдается по какой-то смешной, нерыночной цене. Денег катастрофически не хватает, но на развлечения я всегда наскребу. Завтра иду в театр с тренером по йоге. Растягивая на тренировке мое тело, он смеется. Я раздвигаюсь в любые стороны и фиксируюсь в самых замысловатых позах.

Во сне мне страшно, но я спасаю повешенного. Он болтается на дереве за моим окном, я перерезаю веревку. На землю упал мой сосед. Пришла его жена, плакала и почти падала от ужаса, а я ее успокаивала. Мол, не переживайте, он живой. В реальности его не спасли, он спрыгнул с балкона двенадцатого этажа. Он был милый, добрый и спокойный мужчина. Мне кажется, он улетел вниз, потому что никто в семье не считал его за человека. Ему затыкали рот и его мнение никого не интересовало. Странно, что у меня никогда не было мыслей о самоубийстве.

Еще год прошел. Ничего не помню. В очередной ночной иллюзии я поменяла образ. Я смотрю на себя со стороны и вижу свое превращение в коротко стриженную брюнетку с очень густыми и кудрявыми волосами. И правда, пора что-то менять. Но я боюсь высказать свою точку зрения, боюсь заявить о себе, после того как меня выкинули с первой работы по непонятной причине и мне пришлось голодать, я стала пугливой и тихой. Кажется, я недостойна ничего хорошего, я какая-то недоделанная, плохая. И мне не надо ничего больше, только бы меня хоть немного любили. Мне часто снится моя начальница, я обнимаю ее, как маму. Мне катастрофически не хватает любви.

Захожу в сон, а в нем – в туалет. Сажусь на унитаз и вижу, что на дверной ручке висит говно. Я поднимаю голову с немым вопросом: «Какая же сволочь такое наделала?», а из дыры в потолке на меня льется поток из мочи и фекалий. Я пытаюсь уклониться от него, прыгая по туалету без трусов, но он меня постоянно настигает. Выбегаю из туалета с голой попой и в дерьме и, конечно, собираюсь качать права. Я шагаю по лестнице вверх широкими уверенными шагами. Выясняю, что это какой-то мужик меня так «облагодетельствовал», причем нагло и специально! Я ору: «Кто ты такой? Я на тебя в суд подам! Ты у меня получишь!»

Только Боженька всегда помогал мне. Бывало, смотрит на меня сверху, качает головой и думает: «О-хо-хо-шеньки! Как же плохо быть тупой». Но говорит он это с любовью и как бы в помощь подкидывает разные сложные ситуации, чтобы меня расшевелить и заставить поверить в собственные силы. В этот раз хозяйка подняла плату за жилье, и она почти сравнялась с моей зарплатой. Не было другого выхода, как идти к начальнице. Страшно, ведь я недостойна. Но Боженька не оставил меня в таких трудностях. Чтобы укрепить мою веру в себя, подкинул работу с зарплатой в два раза больше нынешней. Это усилило мои позиции.

Начальница, если дело касалось денег, была виртуозом говнометания. Ее система мотивации – внушить сотруднику, что он никто и звать его никак. И пусть скажет спасибо, что ему позволили работать с нашей интеллектуальной консалтинговой компании. Примерно так она и вела со мной разговор. И тут настал мой звездный час. «Вы можете считать как хотите, но другие считают по-другому», – я положила на стол заявление об увольнении, а сама подумала: «Пошла в жопу, старая сучка!» Она удивилась моей дерзости, а я вонзила ей нож в самое сердце, добавив: «Мне предложили зарплату в два раза больше». Господи! Как же это прекрасно понимать, что ты чего-то стоишь.

Переехала в двушку на Профсоюзной. Моей хозяйке дали другую квартиру, и она перевезла меня вместе с мебелью. Я на какое-то время превратилась в женщину без образа. В бесцветной помаде и бледной кофточке каждый день возвращалась в серый дом на безлюдной улице и поднималась на второй этаж, наступая на хвосты бегающим по лестнице крысам. Крысы визжали, а я шла мимо с равнодушным видом. В те времена я была еще человеком без чувств. Мне было все равно, если меня кто-то трахает. Квартира чистая, светлая, но пустая и холодная. В спальне брошенный на пол широкий матрас. Кто на нем только ни лежал. Барабанщик из театра Вахтангова. Студент-дирижер, подрабатывающий в хоре мужского монастыря. Саквояж. Главный врач отделения неврозов. Подполковник отдела по борьбе с наркотиками. Танцор аргентинского танго, он же Мужчина, который любил сыр. Три массажиста. Потомственный математик, ставший гонщиком и изгнанный с позором из семьи математиков. Человек-ритуал. Известный композитор. Парочка генных инженеров. Все аккуратно записаны в дневнике и пронумерованы. Одним мужчинам я отдала несколько страниц своего дневника, других лишь упомянула. А двоим отвела особое положение. Они никогда не лежали на этом матрасе и значились в списке как Вовочка № 2 и Владимир IV.

По ночам мне слышатся голоса и видятся инопланетяне. Мне страшно. Но у меня и мысли нет, что я достойна чего-то другого. Сегодня ночью в углу комнаты сидело существо, ростом не более полуметра с головой, похожей на яйцо, из макушки которой торчал длинный шнурок. Оно просто сидело и смотрело на меня.

Так и живу среди крыс и инопланетян. Кроме Саквояжа появился студент-музыкант, единственная приличная находка с сайта знакомств. Я убавила, а он прибавил себе пять лет, и мы встретились. Он был высок, строен, мил и воспитан, учился на дирижера и пел в церковном хоре мужского монастыря. Будущий Дирижер заходил ко мне иногда, всегда приносил красную розу и спрашивал, что мне купить. Я просила принести детское фруктовое пюре. Такие вопросы умиляли меня, Саквояж всегда приходил с одним пенисом. На свидание к нему я ходила без трусов. Есть в этом что-то беззаботное. Только рядом с Саквояжем я ощущала себя божественно красивой, шествуя с ним за руку по вечерней Москве в развевающемся атласном платье телесного цвета. Благодаря его любовным истязаниям сама стала истязательницей.

Эпиляторша, огромная тетка за пятьдесят, в роговых очках и белом халате, вела меня к себе. Мы шли долго, сначала по широкому светлому коридору, потом по узкому темному. Уставившись на ее макушку с накрученным на ней пучком и широкую, почти мужскую спину, я думала, что она точь-в-точь мой классный руководитель, редкостная сука. По-моему, ненавидеть человека только за то, что он молодой – это низко и недостойно учителя. Чего хочет добиться взрослый человек, снижая подростку оценку за отсутствие школьного фартука или поливая его при всем классе водой из бутылки? Она ждала уважения, ко всему прочему она была еще и тупой. Когда мы подошли к лестнице и спустились вниз, я дико ненавидела эту тетку. Увидев кресло, похожее на гинекологическое, на которое мне было предложено лечь, и услышав щелчок дверного замка, передо мной из недр памяти возникли тетки-гинекологи, настоящие садистки. Одна такая перед осмотром зачем-то сказала снять всю одежду. Мне было четырнадцать, и я до сих пор помню какое это ужасное чувство – стоять голой при ярком солнечном свете, когда тебя осматривают с ног до головы, словно ты корова на базаре. После унизительного стоячего осмотра она положила меня на кресло и, увидев, что я была с мужчиной, сжала рот и засунула в меня огромное зеркало с такой силой, что я закричала. Не обращая на это внимания и с наслаждением приговаривая: «Что кричишь? Не нравится? С мужиком-то хорошо было?», погрузила мне в живот руку в перчатке и перевернула там все вверх дном. С тех пор я уверена, женщины – ужасные существа. Не только гинекологи, все женщины. Женщины гораздо хуже мужчин, так как в них совсем нет сострадания. Они злые и любят унижать тех, кто не может им ответить. Химичка говорила, что мы все дебилы. Классная руководительница за то, что я была выше всех ростом, смотрела ей прямо в глаза и не боялась говорить свое мнение, назвала меня главарем банды, расписавшей плохими словами ее подъезд. Первое место в это рейтинге занимала врач комиссии по преждевременным родам, куда меня отправили, чтобы я не смела рожать. Она настаивала на выскребании и ей, представительнице самой гуманной профессии, было не стыдно говорить мне в лицо: «Возможно, ты останешься бесплодной, но так тебе и надо, будешь знать в следующий раз». Другой врач, мужчина, старался меня поддержать и даже предполагал, что можно оставить ребенка. Мужчины добрее. Это была унизительная процедура, в результате которой мне было выдано разрешение на прерывание четырехмесячной беременности. Выйдя на улицу, мы с мамой заплакали, потом стояли, обнявшись несколько минут и выбросили это долбаное разрешение.