Лысый провел рукой по влажному виску и пошел в сторону раздевалки.

Когда мы с Генным инженером вышли на улицу, была почти ночь. Мы зашли в метро и договорились на следующей неделе выпить кофе. На текущий момент это было самое необычное знакомство в моей жизни. У всех мужчин после знакомства со мной дела обычно катились вниз – одного уволили, другого лишили наследства, а бывший муж вообще заболел раком крови. Через неделю после знакомства мы выпили кофе, еще через две сходили в кино, потом в ресторан, и я решила больше не встречаться с ним. Он был такой милый, слишком хороший для того, чтобы лететь в пропасть.

Наступила зима. Решив сделать себе новогодний подарок, я купила черные лаковые танцевальные туфли на шпильке, резиновые сапоги, расписанные под хохлому, и улетела в Амстердам на фестиваль аргентинского танго. Они для меня символ свободы на целых две недели. Я на грани усталости и мне плевать на любимую работу. Свобода на целых две недели!

Кроме известных достопримечательностей – каналов, плавучих домов, велосипедов, мельниц, красных фонарей и магазинов для взрослых, этот город запомнился двумя моментами: полным отсутствием дождей, космическими пирожками и Генным инженером № 2. Он пригласил меня на танец со всеми вытекающими из него последствиями. Здесь грех не вспомнить Ноев ковчег, где каждой твари по паре. Мужчины появлялись в моей жизни парами. Ведь и музыкантов у меня было двое – до Дирижера был еще Барабанщик, просто воспоминания о нем полностью стерлись из моей памяти.

В перерывах между танцами мы слонялись по Амстердаму. Блуждая по переулочкам старого города, не избежали искушения попробовать местные космические пирожки. Это было мое первое и последнее знакомство с наркотиками. Более омерзительного состояния у меня не бывало – иду по городу со стеклянными глазами, все понимаю, но сделать ничего не могу, просто иду-иду-иду как полное ничтожество. Очухавшись и сравнив себя с наркозависимым, впервые в жизни почувствовала себя гармоничной личностью. Это как же надо себя ненавидеть, чтобы по доброй воле принять эту дрянь? Вернулась в Москву. В тридцатых числах декабря позвонил Генный инженер № 1, я не сняла трубку. Он написал сообщение с приглашением на каток и совместную встречу Нового года. Я не ответила.

Вовочка № 2 написал, что послал мне на день Святого Валентина красное сердце, а отправилось почему-то черное. Я искала его в почте, но не нашла. Мы опять разговорились. Вот так просто, ни о чем, будто мы добрые друзья и все хорошо. Болтовня. Я спрашиваю, шутя, делает ли он жертвоприношения на алтарь приличий. Он отвечает, что ведет крайне спокойный и благопристойный образ жизни. Спросил, есть ли у меня мужчина. Я что-то наплела ему, но на самом деле мне было не до мужчин. В прошлом году меня перевели в другую практику и повысили. Я работала, то есть пахала как лошадь и на данный момент была выжата как лимон.

Я сидела на кровати и перебирала в памяти события ушедшего года и кроме аргентинского танго ничего радостного не могла вспомнить. Я хорошо зарабатывала, но все деньги спускала на костюмы, рубашки, косметику, профессиональную литературу и аренду дорогой квартиры. Курсировала в дорогих туфлях от офиса домой, еженедельно заворачивая в салон красоты, чтобы восстановить измученное работой тело, потом моя голова опускалась на подушку и засыпала без памяти. Мне ничего не снилось, меня покинули даже змеи, крысы и инопланетяне. И так повторялось снова и снова. Это повторение красивое, точное. Но если оно бесконечно наступает и бесконечно проходит, то чувствуешь себя белкой в колесе, и хочется из него срочно выпрыгнуть и поскакать по разным деревьям, высоким и низким, с листьями, ягодами, иголками и шишками, прыгнуть в кусты, на траву и, может, полежать на ней, почесав за ушком. И это разнообразие невероятно интересно. А бегать по замкнутому кругу, даже если по пути можно есть бесконечно вкусные орешки – это надоедает, да и вспомнить в итоге нечего. Несколько лет такой жизни высосали из меня все, оставив внутри темно-синего костюма абсолютную пустоту.

Сегодня я, как обычно, опустила голову на подушку и поняла, что сплю в своей комнате, на своей кровати, только передо мной на расстоянии полуметра между полками моего белого стеллажа появляется женщина в черном. Ее торс висит в воздухе, она смотрит на меня и говорит: «Ну!» И подбородком помогает, как бы впечатывая это слово мне в мозг, а мои руки засасывает в нее. Я испугалась, но не сильно для такого случая, стала открывать глаза и будто открыла их. Мои руки взлетели над кроватью и тянулись к ее черным одеждам сквозь белые стеллажные полки. А левая рука исчезала в черном бурлящем составе, похожем на смолу. Она кипела, двигаясь от кончиков пальцев по ладони, и остановилась на запястье. Там, где она прошла, рука испарилась, а выше моя обычная рука в шелковой пижаме. Я открываю глаза. Белая полка, на полке – предложение. Три слова розовые и сделаны из зефира. Я их читаю и улыбаюсь. Кажется, это мои мечты.

Утром я решительно шла к кабинету своего начальника.

– Знаешь что, Дима? – стеклянная дверь распахнулась от моего легкого удара коленом. – Ты опять за свое? Хочешь, чтобы я одна переделала всю работу этого мира?

Высокий красавец средних лет в идеально скроенном синем костюме посмотрел на меня с интересом.

– Если бы у меня сейчас были тухлые помидоры, знаешь, что бы я сделала?

– Что? – густые брови владельца кабинета взлетели вверх, лацкан пиджака возмутительно вздрогнул.

– Я бы закидала ими весь твой кабинет! – я взвесила в правой руке воображаемый овощ и сделала несколько размашистых бросков, подражая метателю ядра.

Дима оцепенел. Несколько моих сотрудников развернулись и уставились на нас сквозь стеклянную перегородку офиса. Я доставала из карманов воображаемые помидоры, целилась, бросала и с упоением наблюдала, как они шлепаются о стены, стекая вниз бурой вонючей слизью. Дима первый раз видел такой трюк в исполнении ведущего менеджера. Не успел он опомниться, как я положила перед ним заявление на увольнение. Душное офисное пространство наполнилось свежим воздухом настоящей жизни. Я вдруг поняла, что прожила свою жизнь в тени синих костюмов и актов выполненных работ, и теперь хочу стать другим человеком. Я развернулась, переступила порог, и стеклянные двери офиса захлопнулись за моей спиной.

Иду по асфальту, такому чистому, словно его мыли шампунем и поливали из шланга. Из витрин на меня смотрят костюмы и платья без людей. Тишина. Я больше не чувствую боли. Я захожу в шкаф и брожу среди одежды, которую я не знаю. Вот легкое белое платье, но я стесняюсь даже мыслей о нем. Пышногрудая пластиковая продавщица смеется, широко раскрыв надутый рот. Это не от радости, просто у нее такой имидж. Пока она хохотала, я схватила платье и бросилась бежать. Я неслась прочь от этой жизни, от сухих синих костюмов по мокрому асфальту, душистому и свежему, как после дождя, от шаблонов и презентаций, от актов выполненных работ. Передо мной мелькали страницы неизвестного или забытого мною мира. Небо. Солнце. Море. Пышная белая пена. Точно такая была на папиных щеках, когда он брился. Передо мной снова и снова вставало это видение, не в силах оторваться от его легкости, свежести от его пены я заглядываю в дверную щель. Его торс, его песенка, его квадратные скулы. Белая пена на моих щеках и любовь, которой у меня никогда не было. Я бегу в другую жизнь. Я очень хочу услышать три слова, сделанные из розового зефира.

Я открываю чемодан, кладу в него новое платье и лечу в Ялту. Иду по белой набережной, море пенится в предвкушении праздника, как шампанское. Брожу туда-сюда. Почти ночь. Высокий незнакомец заметил взмах шелковой юбки и пошел следом.

– Девушка, почему вы ночью одна?

Я рассказала ему о своей работе, а он рассказал о своей.

– И все же! Почему вы одна? – у него в голове что-то не складывалось.

На террасе русского ресторана заиграла слезоточивая песня. Он пригласил меня на танец. Сердце бешено колотилось, я провела пальцем по его спине. Мы сели за столик. Стало прохладно, и мы выпили.