— Я прошу мою девушку Мэри, подойти и сеть в первом ряду, я буду петь для нее.

Я увидел как Маша торопливо встала и пошла по проходу. И я запел песню «Отель Калифорния», это был убойный вариант, я не знал человека в прошлой жизни, которому бы эта песня не понравилась. Здесь она пока еще не написана, но люди которых я вижу, те самые, которые потом были от нее в восторге. Я видел как Маша так и осталась стоять возле сцены, люди перестали разговаривать между собой. Одной гитары, конечно, очень мало, но мой теперешний голос имел гораздо большие возможности, чем прошлый, и я «вытягивал» песню одним голосом. Подходили другие люди, сначала редкие одиночки, потом они стали подходить целыми группами, свободных мест уже не было, и люди стояли в проходе. Я закончил петь, стало очень тихо, потом зрители разразились какими — то криками, я сумел распознать только несколько:

— Мы не слышали начало!

— Спой еще раз!

— Повторить!

Какой — то парень с пронзительным голосом сложил руки рупором, повернулся к зрителям и начал скандировать «Повторить!», и люди его поддержали: «Повторить!».

Машу совсем зажали у сцены, я подошел и протянул ей руки, она уцепилась и я вытащил ее к себе, потом обнял ее, и мы подошли к микрофону.

— Хорошо, хорошо — сказал я — сейчас повторю, успокойтесь пожалуйста!

— Я поднял руки вверх и народ стал успокаиваться. Я сказал в микрофон:

— Для тех кто не слышал начало, повторяю: это Мэри, моя девушка, и песня посвящается ей.

Маша меня обняла и поцеловала, толпа восторженно заревела, я опять поднял руки и народ быстро затих. Я спел снова, на этот раз, заслужил аплодисменты, как говорили в Союзе, бурные и продолжительные, потом взял Машу за руку и мы еле протиснулись через толпу. Идя по дороге к выходу Маша оглянулась и сказала:

— У тебя появились фанаты!

Я тоже посмотрел назад, часть зрителей действительно шла за нами, и я сказал:

— Нет, они просто смотрят на твои ноги.

Маша засмеялась, громко и заразительно, взяла меня за руку, и мы пошли на автобусную остановку, она совсем забыла мою попытку ее «воспитать», но я ничего не забыл.

— Майкл, откуда эта песня?

— Маша, это трудно объяснить.

— Ты не хочешь говорить?

— Не то чтобы не хочу, просто в это трудно поверить.

— Майкл, я тебе поверю, если можно расскажи мне, я ведь давно заметила, что ты не такой как все.

— Я ведь тебе говорил, что был очень близок к смерти, часть меня осталась там навсегда, ко мне никогда не вернется память, взамен я получил что — то другое, и эта песня лишь малая часть того, что я получил.

— Ты знаешь, я даже боялась, что к тебе вернется память, тебя я очень хорошо знаю, мне даже кажется, что я тебя знаю всю жизнь, а вот того, другого, который мог вернуться, я очень боялась, вдруг, это окажешься совсем не ты? А песня… хорошая песня, это всегда хорошо!

— Теперь можешь не бояться, некому больше возвращаться.

Не спрашивая разрешения, Маша поцеловала меня в губы, но на этот раз это был короткий поцелуй, она больше ничего не хотела мне доказывать. Подошел автобус, Маша потянула меня за собой, проехав три остановки мы вышли, и Маша, уже привычным движением, взяла меня под руку, и мы пошли к дому Кендалов.

Ворота оказались закрыты и Маша повела меня через боковую калитку. Она нажала кнопку и где — то далеко прозвенел звонок, через минуту нам открыл мужчина лет сорока, одетый в рабочий комбинезон, он склонил голову и сказал:

— Мисс Кендал.

— Привет Патрик, я ключи забыла. Я думала мама уже вернулась, — пояснила мне Маша — но ее наверное задержали в администрации.

— Мы прошли через сад и попали в дом через открытую заднюю дверь.

— Ты хочешь есть?

— Не откажусь — я действительно уже был голоден.

— Пойдем на кухню, не охота с сервировкой возиться.

Мы пришли на кухню, Маша нарезала ветчину и хлеб, нарезала огурцы длинной соломкой, добавила перышки зеленого лука и сложила сандвичи на большую тарелку.

— Пойдем в мою комнату, — сказала Маша — вот мама вернется, будем ужинать по настоящему.

В комнате Маши мы заморили червячка, потом она опять взялась меня причесывать, я опять ушел в нирвану. Маша, довольным взглядом, посмотрела на меня в зеркало и сказала:

— Майки, давай сфотографируемся вместе, мне мама фотоаппарат подарила, вот только я еще фотографировать не научилась.

— Принеси, посмотрим что за аппарат.

Маша открыла двери своего шкафчика, покопалась там и принесла мне фотоаппарат в упаковке и целлофановый мешочек, с упаковками пленок. Я осмотрел аппарат, вроде ничего сложного, что — то типа нашего «Зенита», но нужно его зарядить, выбрал пленку со светочувствительностью на сорок единиц, опустил жалюзи и, прямо под одеялом Машиной кровати, перемотал пленку на светонепроницаемую кассету аппарата. Потом зарядил аппарат, сделал несколько «пустых» снимков, что бы перемоталась засвеченная пленка.

— Все готово — сказал я — пойдем в сад, здесь мало света.

В ранней юности я увлекался фотографией и, поскольку мне это было интересно, прекрасно помнил все нюансы этого дела. Сначала я фотографировал Машу, потом она меня. Когда пленки осталось на десяток снимков, Маша решительно прекратила съемку.

— Теперь нам надо сняться с тобой вместе, давай я попрошу Патрика, он наш садовник, ты ему все покажешь, и он нас снимет!

— Это не обязательно, — сказал я — на аппарате имеется механический таймер, он сам нас снимет через заданное время.

— Подожди, подожди, — сказала Маша и глаза ее хитро заблестели — через какое время он нас снимет?

— Ну, можно выставить десять секунд, можно двадцать, крайний срок одна минута.

— Ставь на десять! — Решительно сказала Маша.

Я пристроил аппарат на перила беседки, пустил таймер. Потом подошел к Маше и встал рядом с ней. Маша загибала пальцы, а потом неожиданно повернула меня к себе, обняла за шею, приподнялась, и стала целовать меня не соблюдая никаких договоренностей. Не то что бы я разозлился, но желание проучить распоясавшуюся девчонку у меня возникло, я обнял ее так сильно, что она застонала и губами ответил ей по взрослому, объятия ее разжались и руки бессильно повисли вдоль тела. Я прекратил «наказание» и с тревогой посмотрел ей в глаза, встретившись со мной взглядом, она сказала слабым голосом:

— Майки, не отпускай меня, а то я упаду…

Через некоторое время она утвердилась на ногах, руками обхватила меня за спину, прижалась, устроив свою голову у меня на плече. Мы постояли так с минуту, потом она подняла голову и нашла мой взгляд:

— Что это было? — спросила она слабым голосом.

— Ты сама меня спровоцировала!

— Это я знаю — сказала Маша — и что ты решил меня проучить, я тоже поняла. Что случилось со мной? Я испытала такое сильное чувство,… мне захотелось умереть в твоих руках!

— Не знаю — сказал я, хотя уже подозревал, что с ней случилось — я ведь не знаю, что ты чувствовала.

— Это было настоящее наслаждение, очень сильное, вот здесь — она приложила свою ладонь к низу живота.

«Доигрались! — сокрушенно подумал я — Оргазм у нее случился, обычный оргазм! Слишком сильно прижал ее еще не оформившуюся грудь к своей, объятья, конечно, чрезмерный поцелуй, вот все и наложилось».

— Майкл, — сказала Маша — отнеси меня в мою комнату, мне нужно полежать, такая слабость…

Я закрыл кожаный футляр фотоаппарата, повесил его тонкий ремешок на шею. Пристроив его за спиной, взял Машу под спинку одной рукой, а другой, под сгиб коленей, она ухватилась одной рукой за мою шею и мы пошли. Когда я поднимался по лестнице, я удивился ее легкости «Приврала насчет веса? Какой смысл? Девушки своим весом никогда не хвастают, скорее, она бы возраст себе прибавила, а не вес». Я аккуратно уложил Машу на ее кровать, сел с ней рядом с ней, положив фотоаппарат около зеркала. Маша посмотрела на меня каким — то новым взглядом.

— Майки, — голос Маши был очень нежным — я знаю, что это случилось из — за твоей ласки. Ты знаешь, что это было?