— И что, никто из вас даже в больницу не попал? — рыжая зануда спросила это с явным недоверием.
— Вы что, мне не верите?! — потрясенным голосом спросила Маша — Стойте здесь, я сейчас!
— Маша скорым шагом направилась к газетным автоматам. «Ничего удивительного — подумал я — девочки, по утрам, газет явно не читают». Маша вернулась с газетой Нью — Йорк Таймс.
— Вот — торжествующе показала она нашу большую фотографию.
Девчонки сначала обступили газету, и, недоверчиво, переводили взгляд — то на фото, то на Машу. Потом все вместе переместились на скамейку, и я пошел вместе с Машей, поскольку Маша простить такой «наезд» никак не могла. Через несколько минут они уже обсуждали газетную статью.
— Ну надо же, — вздыхала шатенка Мелани — герой, рискуя жизнью, спас девушку и получил заслуженную награду. Саму девушку. А он тебе делал искусственное дыхание?
— Только что делал — вставила свои пять центов ехидная Долли — и мы все это видели.
— Не завидуй! — сказала Маша — Не пройдет и трех лет, как твой недоразвитый соберется с силами и тоже тебя поцелует!
— Да мы уже целовались! — Возмущенно воскликнула Долли — И не один раз!
— Неужели? — удивилась Маша — А Дик Кроули говорил, что твой мальчик еще в постель писает! Ты уж поберегись, подруга, а то переспите, а потом будете разбираться, у кого из вас недержание, слухи по школе пойдут…
— Маша, — сказал я — может мы пойдем?
— Пошли, Майки, — Маша снисходительно посмотрела на подруг — пусть хоть в газете почитают, какие бывают настоящие парни!
Маша взяла меня под руку и мы пошли к выходу из парка.
— Маша, — сказал я — ты не слишком к ним сурова? Все таки подруги.
— Подруги, — презрительно бросила Маша — ты бы знал, как они надо мной насмехались. «С твоим выдающимся ростом, ты себе парня найдешь только лет через пять!» Передразнила кого — то Маша.
— Так может, и не стоит с такими дружить?
— Где же я других найду? — удивилась Маша — Там все такие. Как будто, ты в школе не учился. Ой, прости Майки, все время забываю, что ты потерял память! Простишь?
— Конечно, Маша, зачем мне обижаться? Я действительно потерял память.
— Понимаешь, ты ведешь себя так естественно, что я постоянно забываю, что у тебя нет памяти. И все равно, ты самый лучший. Можно Я тебя поцелую? Я тебя еще не целовала ни разу!
Она забежала вперед, заступая мне дорогу, видя ее решительный настрой, я решил уступить, ну не сопротивляться же мне, в самом деле. На этот раз она ухватила меня одной рукой за шею, а ладошкой другой руки надавила на затылок, я опустил голову и встретил ее ищущие губы, полумер она не признавала и ее поцелуй не был поверхностным, пришлось ей ответить движением губ, она целовала меня пока у нее не перехватило дыхание. Наконец она отпустила меня и, ей богу, я увидел торжествующую женщину! Ее глаза стали хитрыми, и вопрос прозвучал с нотками превосходства:
— Ну что, у кого лучше получилось?!
— У тебя, конечно.
«Ты же не связана внутренними барьерами, памятью прошлой жизни. Пожалуй, я зря обозначил границы так явно, она теперь специально будет их нарушать, что бы доказать свою женскую состоятельность. Эта извечная, женская страсть покомандовать своим мужчиной, ей уже вполне свойственна. Держись, Майки! Скоро из тебя будут вить веревки — вот этими самыми, прелестными, тонкими, пальчиками.»
Мои мысли, очень скоро, получили подтверждение — мы шли под ручку и Маша стала меня притормаживать. Когда мы шли к аттракционам, этого сооружения я не видел, просто не обратил внимания — это было что — то похожее на нашу летнюю эстраду. На сцене бесновался мужик с микрофоном, очевидно, это было что — то вроде конкурса, ведущий заманивал на сцену участников, соблазняя их ценными призами. На площадке перед сценой стояли ряды обычных пластиковых стульев, на них сидели девушки и парни, подзуживали друг друга к выступлению. На сцену, как раз, вышел парень и попросил гитару. По краю сцены лежали различные музыкальные инструменты. Парень запел под гитару что — то в стиле кантри, слегка пританцовывая. Маша посмотрела на парня, потом на меня, и ее глаза стали озорными.
— Майки! Ты поешь гораздо лучше него, почему бы тебе не выступить?
— Маша, зачем мне это? Тебе я пел с удовольствием, а на публике выступать, это совсем другое, к тому же, гитара у него совсем не «строит».
— Не строит?
— Не настроена.
Маша энергично начала обшаривать мои карманы, я с изумлением наблюдал за ней, очевидно, она уже считала меня своей безраздельной собственностью, и разницы между нашими карманами не чувствовала. Она нашла, наконец, камертон и ключ для грифа и вложила мне их в ладонь, потом обняла меня за талию и прижалась всем телом и я увидел ее большие глаза очень близко, выражение ее глаз так напоминало кота Штрека, что я не выдержал и расхохотался. Очевидно, она такой реакции не ожидала, отпустила меня и я увидел ее обиженную физиономию.
— Нам надо поговорить — сказал я. И пошел к свободным стульям, подальше от сцены. Честно говоря, я думал что наглая девчонка может выкинуть фортель, и мне пришлось бы ее догонять, надумай она пойти в другую сторону, но она пошла за мной. Я вздохнул с облегчением, я не был у нее под каблуком, что бы она об этом не думала. За предыдущую жизнь, у меня выработался иммунитет на женскую диктатуру, но мне пришлось бы ее догонять только потому, что я не чувствовал себя вправе оставить ее одну в парке. Мы устроились в уголке на стульях, здесь было потише, и я заговорил:
— Маша, ты должна понимать, что любые отношения в паре, это союз. Равноправный союз двух человек. Строить отношения по принципу «раб и господин» у некоторых получается, но тогда ни о каком счастье не может быть и речи. Ни раб, ни господин, не могут быть счастливы. Не бывает таких пар, когда один счастлив, а другой несчастлив. Бывают оба несчастливы, но каждый по своему.
— Значит мне ничего нельзя у тебя просить? — спросила Маша.
— Не притворяйся, ты все прекрасно поняла. Ты попросила, я тебе отказал в вежливой форме, тогда ты обыскала мои карманы и продолжала настаивать на своем — поправь меня, если я в чем то ошибаюсь.
— А если мне очень что — то нужно, вот очень — очень!
— Убеждай, объясняй зачем тебе это нужно, в конце концов предложи обмен.
— Что значит обмен?
— Обмен, это значит, что в обмен на свое желание, ты сделаешь, что нибудь для меня.
— Майки, — с болью в голосе сказала Маша — но я и так готова сделать для тебя все, что ты хочешь, отдать тебе, все что у меня есть!
Честно говоря, сердце мое кольнуло жалостью и стыдом. Разумеется, не считая разных мелочей, отдать ей было нечего, но она говорила правду. Если бы было что отдать, отдала бы не задумываясь. А с этими карманами получилось совсем скверно, она сделала это потому, что искренне считала, что и я могу сделать тоже самое, когда мне понадобится. Жаль, что я так поздно это понял. Я обнял ее за плечи и сказал:
— Извини, я был не прав, я напрасно затеял весь этот разговор, ты гораздо лучше, чем я думал о тебе, прости меня Маша, прощаешь?
— Майки! — радостно сказала Маша — я не все поняла из того что ты говорил и, за что ты просишь прощения, я тоже не понимаю, но я конечно тебя прощаю, раз тебе это нужно.
— Спасибо Маша, я, конечно, спою для тебя, но мне просто любопытно, зачем тебе это?
— Ну… я просто хотела, что бы все увидели, какой у меня парень…
Я коротко поцеловал ее в губы и пошел на сцену, «Старый циник и идиот, ну что бы просто не пойти и не спеть, ведь помню же несколько английских текстов, а теперь даже понимаю, о чем там поется. Ведущий бесновался на сцене, уже минут пять зазывая участников и, поэтому, обрадовался мне как родному.
— Мне нужна гитара — сказал я — самая лучшая
Он показал мне в сторону боковой стены и я, не обращая внимания на зрителей, пошел выбирать инструмент и сразу обратил внимание на большую концертную гитару с глубоким резонатором, щипнул ее за струны и мне она понравилась. Я достал камертон и проверил первую струну и тут же ее настроил, в общем на настройку ушло не больше двух минут. Я подошел к микрофону и нашел взглядом Машу, она осталась там, где мы сидели и была далеко от меня. Я постучал по микрофону пальцем, он работал, опустил его пониже, чтобы мой голос и гитара звучали с одной громкостью. Потом я сказал в микрофон: