Меня опрокинуло лет на пятнадцать назад. В какой-то из дней, многий из многих, я только вернулась со школы, ушла на кухню, умылась там же и не устояла - взяла из открытой корзинки печенье. Ко рту не поднесла, как услышала: "И-рис-ка... что я тебе говорил о важности приема пищи в одно и тоже время?". Дедушка, такой с виду грозный и большой, перешагнул порог и упер руки в бока. "Обед в три, по расписанию. Яичница и макароны. А потом уже будешь лопать свои печенья". И после вот точно также, разочарованно, вздыхал и ставил чайник "не в сухомятку же"...
- Санечка, это полный провал... - донеслось с кухни. - Я ждал союзника, а что получил - пополнение в ваших рядах, разбойников и преступников против дисциплины.
- Так тебе и надо. Молоко на минуту в микроволновку поставь, не надо ледяное с холодильника.
Он вернулся, подал полный стакан молока и кивнул:
- Вот стоя есть точно никак не позволю. Садись.
Я и села. А он сел напротив. Александра Витальевна принесла третью тарелку и хлеб, поставила, развернулась еще за чем-то, и тронула мужа за плечо. Мимоходом, не специально, не подавая какой-то знак, а просто, потому что рядом.
- И как жить? Один опаздывает, вторая ставит вазу со сладким, потому что "красиво", а третья жует шоколад вместо мяса с грибами. Я окружен, но не сломлен.
- В больнице ты вволю настроишь всех своих подчиненных, там тебе и режим, и порядок, и каждый инструмент на своем месте. А дома, это дома. Всполошился надеждами, смирись!
- Дай побушевать, я тут глава или не глава?
Она с улыбкой вернулась и, наконец, тоже села:
- Соль забыла поставить. Пять минут подождем, и начнем. Ури разогрею, если сильно задержится. Так где он?
- Не знаю, - честно ответила и даже пожала плечами.
Родители Юргена не посвященные, им про вызов не объяснить. А так - кто его знает, куда закинул ход, по какому адресу? Он мог быть в любой точке города.
- Безобразие.
Минут тридцать прошло. Ужин почти доели, я отказалась от вина, оставив стакан молока вместо бокала. Александр пил воду "а вдруг экстренно в больницу?" и, судя по всему, по этой причине он не выпивал вообще никогда. А Александра Витальевна наслаждалась розовым "Бьон" и сама розовела от алкоголя.
Звонка не было - сразу ключ, звук открываемой двери и голос:
- Это я!
Юрген почти влетел в зал. Быстро поцеловал меня, наклонился через стол к матери, и получил отповедь отца:
- Так, оболтус! С немытыми руками, над едой, опоздавший и виноватый, куда лезешь в зал?
- Привет, пап. - Юрген, чуть наклонившись, чмокнул того в макушку. - Я быстро. Тебя тут не съели, Ирис?
- Нет. Даже наоборот.
- В смысле?
Он аж застопорился на бегу и с удивлением вскинул брови. Я засмеялась и только махнула рукой.
Юргену - двадцать шесть лет. До двадцати семи - считанные дни. Браку его родителей еще больше, а оба любят друг друга до сих пор. Этого не скрыть ни за ворчанием, ни за замечаниями, ни за чем другим - все проявляется в мелочах. Тон голоса, взгляды, легкие касания. И суровость старшего Шелеста не вводила в заблуждение только потому, что я все детство познавала нюансы схожего характера у своего дедушки. Александр - хирург, профессия вносила свои правила "муштры и порядка" или нет, но перекличка с военным прошлым деда была.
Родители Юргена любили друг друга, и любили своего сына. И потому, что я - его, он выбрал и привел в семью, любили и меня. Просто так, авансом и доверием. Невероятно, и... неожиданно. Иные мать и отец, не родные, отраженная родительская любовь согревала так сильно, что мне казалось - я буду плакать. Вечером, уже дома, как останемся одни с Юргеном - я буду плакать...
- В этом доме, - Александр поднялся с места, посмотрев на часы, - кофе варю только я и завариваю чай только я. Потому что я делаю это превосходно, не торопясь и по всем правилам. Саня не умеет - вечно торопится, никогда не соизмеряет воду с зернами кофе или листами чая, а Ури вообще лентяй и пьет растворимую и пакетированную гадость.
Александра Витальевна осталась за столом, и меня за руку удержала, когда я собралась помочь с тарелками - все унести на кухню:
- Я накрываю стол, а Сашка убирает и моет посуду. Я ужас как не люблю возиться с тарелками после. Когда Ури с нами, он и помогает, сиди. Сейчас нам еще и десерт подадут и горячие напитки. Дамы отдыхают, а ты, к тому же, сегодня и гостья.
Я послушно осталась:
- Все очень вкусно. Спасибо.
- Приятного аппетита. Но все, в следующий раз жду твоего приезда на час пораньше, будем готовить вместе.
- Хорошо.
Александра Витальевна чуть накренилась ко мне дохнув вином и сливочным шоколадом, она уже третью конфету закусывала под глоток розового. За вечер один бокал и растягивала, больше для вкуса, чем для хмеля, но в глазах у нее озорные огоньки загорелись:
- Ури все еще тянет с предложением?
Кажется, порозовела и я. Ответила тихо:
- Нет.
Губы у нее растянулись в улыбке, но странно - словно изо всех сил сдерживается, чтобы не оголить зубы. Так вышло, потому что она спросила, и тут же отпила вина, а проглотить не успела. Фыркнула, прикрылась рукой. Этот жест, мимика, выражение глаз - во всем молодость. На лице морщинки, на висках не закрашенная ничем седина, не скрытый физический возраст женщины на шестом десятке, но она - молода. Я еще с больницы помнила Александру Витальевну тихую, сосредоточенную, заботливую и незаметную, а теперь...