Глаза еще болели от прошлых слез, а тут накатило снова. Но я сдержалась.
- Юрка... - я шевельнулась, подняв голову и тихо заговорила у самого его уха. - Это ты дай мне... время. Я хочу тебя узнать, и жить хочу. Как смогу, как получится поначалу... знаю, что холодная и неотзывчивая, дотерпи, дождись. Я постараюсь стать прежней.
- Не надо. Будь какая есть. Ты мне нужна не прошлая и не будущая, а вся, что сейчас. Что изменится, то изменится, вместе переживем. Понимаешь?
Если бы Юрген ждал этот год целиком, - меня бы не стало. Я бы не дотянула. Хаос исчез, вихрь чувств, как листопад после ветра, улегся, сделав чистой и ясной жизнь. Если бы не он. Если бы не его внезапное вторжение в мой черный и глухой мир, я бы сорвалась и исчезла. Он, тот, кто держит меня на земле своими чувствами? Последняя нить? Я сама себе не нужна, я рвалась из жизни, а вчера сердце вскрылось из-за того, что я тащила Нику через границу. Оттуда поток. Оттуда пришла буря. Откат, эхо, голос грани "оборви" - унес бы без якорей, которых не осталось.
Но вдруг оказалась любима. Себе не нужна, а ему - больше жизни.
Мы долго потом молчали. Юрген потихоньку меня приотпускал - я то на цыпочках держалась, то уже стояла, обнимая все также крепко, только голову положив не на плечо, а по росту - щекой в ключицу уперлась.
- Ирис, ты переедешь ко мне? Если тут не нравится, другое жилье поищем, где уютней будет.
- Перееду.
- Здесь все, что нужно поменяем, подвинем, купим. Кровать?
- Ни за что. Мне понравилось спать на полу.
И опять замолчали, наслаждаясь спокойствием и тишиной. Остались рядом, но уже не так близко и тесно. Смотрели друг на друга. Юрген чуть улыбнулся, но глаза остались серьезными:
- Мне не верится, что ты не сбежала от меня сразу же... У меня не было сильнее страха, чем тебе признаться и поэтому потерять, - и тебя, и надежду. Что вчера произошло? Кто или что довели до такого состояния?
- Юр... мне вчера пограничник помог. Я на рубеж шагнула, как на канат, а он успел удержать.
- Как?
Одними губами спросил, без голоса, оцепенев от того, что я сказала. Вместо ответа я дотянулась до анимо на кухонной стойке, открыла сообщение и показала Юргену. А в мыслях, сама себе, ответила - "Тобой, Юрка. Тобой удержал"...
Жизнь изменилась
Утром Юрген не разбудил меня. Я не слышала ни будильника, ни его сборов. Вчера легла рано, - ужинала батоном, выпила крепкого чая, отмылась по человечески и отключилась на свежей постели, как мертвая.
Чтобы согнать утреннюю одурь и слабость, опять залезла под душ, закрутила один кран и выдержала под ледяными струями секунд тридцать. Голова стала ясная, и задышалось еще легче. Возможно, я привыкла за последние месяцы к своему состоянию, но только когда отпустило - поняла в сравнении, насколько пережимало горло и грудь. Постоянно. Не сильно, не в спазм и невозможность протолкнуть воздух, но были "обручи". Легким не расправиться дальше границы, а теперь - глубина вдоха распирала, наполняла силой и приносила облегчение.
Жизнь изменилась. Память никуда не ушла, но душевный рубеж пройден - в нужную сторону. Самой становилось удивительно, но от признания Юргена я почувствовала, что где-то в глубине сердца, еще не открытого, таится много нерастраченной любви. Подземный источник, и почему бы не повернуться с этой робкой надеждой на возрождение к нему? Он ласковый, любящий, добрый.
Анимофон звякнул сообщением, и я подумала, что это от Юргена. Я только залезла в кресло с ногами, заварила чашку растворимого кофе, собралась съесть последнюю четвертинку батона, занимаясь вещами простыми и повседневными и витая мыслями во вчерашнем дне, как сигнал отвлек.
От Роберта Тамма: "Как поправитесь, напишите, согласуем время встречи в отделении". Да, нужно отодвинуть в сторону чувства. "Забыть" вчерашнюю бурю и не вникать в собственный случай с пограничником. Это не моя личная слабость, это суженое сознание и та сторона затягивали под колесо монорельса, сделав мысль о самоубийстве единственно правильной. От того, что могло бы быть, - не делалось страшно сейчас. Я спрошу обо всем у Августа, когда придет время, а теперь нужно вернуться к делам и обещаниям.
Роберту ответила, что уже на ногах и могу быть в любое назначенное время. Заглянула в чат, ориентируясь по событиям, обсуждениям и восстанавливая картину. Вспомнила о Катарине, о старосте и несданных листках, о том, что еще не закончила сортировку ходов Сольцбурга. Готов был список только восточной части города, а за остальные так и не взялась.
- Невкусный...
Несчастному батону дня три, хранился он в холодильнике, служил основой для бутербродов, и еще вчера я ела его же не различая особо - съедобный он или так себе. Неужели вместе со вторым дыханием, вернулась способность замечать вкус еды? Впихивать в себя пищу, давиться по причине "нужно" - это не тоже самое, что отложить в сторону хлеб потому что у него неаппетитный вкус. Я глубоко втянула носом запах хлеба, отщипнула и вдумчиво прожевала мякиш. Старый, холодный, отсыревший конденсатом в полиэтилене. И кофе горький. Пах горелыми орехами.
Да, жизнь изменилась.
Помыв кружку, стала искать свою одежду и нашла в прихожем шкафу на вешалках все - и пальто, и выходные кофту с юбкой и даже белье, - с бирками прачечной, когда сдано и во сколько получено обратно. С доставкой от двери до двери. На полочке рядом - новые в упаковке колготки и пара носок. Юрген умудрился позаботиться и о таком. И я погорячела щеками, только представив, как он занимается тем, что сдает женские вещи в стирку, покупая с доставкой такую деликатную вещь. Я сама должна была позаботиться об этом... но об одежде я не думала совсем! Не смущало, что в тот вечер раздевал, как несамостоятельного ребенка, догола, напяливая свое - сухое и чистое. Но жутко смутило, - это.
Оделась. Подметила, что Юрген угадал, купив на смену нужный размер. Только выбрал не тонкие и капроновые, какие были, а теплый вариант - черные, плотные, зимние - не проморозить и не продуть.
