Она только чуть успокоилась и оторвалась от коленок, как я не смогла удержаться от расспросов. Викинг разбил ей сердце? Катарина продышалась, утерлась желтым меховым рукавом, растерев красноту на одной половине лица и осторожно касаясь той стороны, где был синяк. Сипло сказала, заикнувшись на всхлипе:
- А ты д... думала, будет иначе? Я тоже тебя люблю. Собери, что нужно, на первые пару дней, я за тобой заеду. Остальное дома обговорим...
До меня не сразу дошло, что она напрямую передает слово в слово ответ Роберта.
- Катарина, будь ты проклята! И так реветь?! Я думала уже... плохое.
И она опять заплакала, безудержно, словно ребенок, не способный удержать эмоций. А я вспомнила и себя в истерике. И Юргена в лихорадке с красным румянцем на скулах, когда он делал свой решительный шаг к признанию. Обняла Катарину крепко, радуясь за нее. За ее настоящее и такое соленое счастье.
Утро
Сон снился легкий. Я даже во сне поняла, что все не по настоящему, и дедушки давно нет на свете. Вспомнила об этом и продолжала идти рядом с ним по улице Сольцбурга. Он такой большой, а я маленькая, держала деда за руку и морщилась от щекотки тополиного пуха, попадавшего на лицо.
- Мы далеко?
- Нет. Ножки устали, а, эльфенок?
- Чуть-чуть.
Кожа на ладони сухая, морщинистая, и пальцы прохладные от плохого кровообращения. У меня в сознании странно сливались несколько возрастов - и самый маленький, когда я не знала о таких вещах как "кро-во-об-ра-ще-ни-е", подростковый, когда я остро воспринимала слабость и нездоровье деда, тревожась за него, за каждый кашель и головокружение. И мое взрослое состояние, что сейчас, когда я знаю о его смерти.
- Я скучаю, дед.
- И я скучаю, Ириска. Но ты не переживай, это всем людям свойственно - скучать, печалиться, радоваться и смеяться. Всему есть место, всей радуге в сердце.
Я почти сравнялась с ним по росту. Поддерживала его под локоть, а не держала за руку, как маленькая. Откуда-то со двора закричали знакомое и обидное: "Костыль! Костыль со своим старым пердуном идет!".
- Не слушай. Злые мимо пройдут, а твои настоящие никогда не обидят.
- У меня есть друзья, дедушка, - радостно кивнула я, помнив, что он так об этом и не узнал, в мои тринадцать я была одиночка. - У меня есть любимый человек, мой Юрка. У меня был...
- Знаю, родная, знаю, Ириска. Озорной ветерок, Васек-внучек. Я присмотрю за внучком, он один не останется.
- Дед...
- Дошли. Спасибо, что проводила. Так легко шлось, так радостно.
Улица внезапно оборвалась, прямо по линии, уперевшись в поле с зелеными колосьями какой-то высокой травы.
- Дед...
Он поцеловал меня в лоб, погладил по волосам, и жестким пальцем стер со щеки слезинку.
- Раз-два, спину прямо, носик выше! Чему я тебя учил? Зачем муштровал маленькую служаку?
Я проснулась. Почувствовала, как затекла нога, и сменила положение. Темно, тихо. Как же было чудесно увидеть такой сон! Понимала, что это все в моей голове, а сердце радовалось так, словно я на самом деле смогла повидаться с родным человеком и снова поговорить.
Бросила взгляд на Юргена рядом. Он откинул одеяло и спал на спине. Густые сумерки в комнате то ли ночи, то ли уже утра, рассеивались ближе к панорамному окну и я могла вполне отчетливо его видеть без света. Не стала тянуться к анимо, чтобы узнать время. Экран ослепит, а глаза, привыкшие к темноте, не хотелось напрягать.
Какая же я счастливая... мысли о нем, о Катарине с Робертом, о пограничной службе, даже о предстоящей работе через несколько часов - не дали снова заснуть. Я несколько минут ворочалась, а потом смирилась. А ощущения душевного счастья вдруг стали перетекать в телесную жизнерадостность. Энергия легким и приятным током прошлась по мышцам...
Вытащив руку из под теплого одеяла, я положила ладонь на юркин живот и подождала - не проснется ли? Головой он чуть отвернулся от меня к комнате, одна рука у него лежала вдоль тела, а вторая на груди. Не вздрогнул, не пошевелился, спал глубоко. А мне стало одновременно и забавно и интригующе - погладить его тело, пока он об этом не знает. Разве это преступление, касаться собственного мужа среди ночи? Разве преступление выразить свое внезапное желание так? Это не скромно? Я на самом деле развратница? Катарина отвесила мне именно этот "комплимент".
Юрген едва заметно вздрогнул плечами и шевельнул рукой, один вдох сделал глубже - я услышала. И замерла. Пусть еще хоть несколько секунд не просыпается, доставляя мне радость быть скрытной, а не пойманной с поличным. У меня самой сердце забилось чаще и волнение закралось от спины к животу возбуждающим чувством. Спокойно лежать уже не смогла, приподнялась на локте, придвинулась ближе, покрылась мурашками от понимания, как быстро и охотно тот откликается на мою ласку. Он повернул голову, задышал неровно, еще немного продержался в плену сна, а потом открыл глаза. Шепнул:
- Ирис...
Я его поцеловала, а Юрген попытался вскинуться, обняв меня и приподнявшись с подушки. Прервала поцелуй и тоже шепотом попросила:
- Нет, останься так. Лежи. - Торопливо коснулась губами его щеки, шеи, ключицы и бугорка шрама на груди. - Я не умею, но хочу. Если что-то буду делать не так, скажи...
Есть неповторимое упоение в том, чтобы дарить любимому человеку удовольствие. Даже в таком безответном варианте, на который решилась я. Но... не совсем безответном, - у меня было свое наслаждение и я не чувствовала себя обделенной. Через мои касания и его отклик, через слух, ловящий тихий стон, через его пальцы - Юрген то гладил мне плечо, то сжимал, давая ненарочный сигнал на то, что ему было особо приятно.
