- Зачем тебе?

   - А если это не она, или что там подразумевается под этим словом, а "пространство" человека? Если он - море до горизонта и гроза с раскатами, тяжелые и бьющие волны, то кто я? Кто Август? Кто ты сама, Катарина?

  - Мля, ты махнула, подруга... - она вдруг угрожающе спустилась со ступенек поближе и встала, нависая надо мной. - Я тебе про море и раскаты ни разу не говорила. Ты откуда про Роберта такое знаешь? Откуда ты в курсе?

  - Ощутила случайно, когда он меня в машине подвозил.

  - Случайно? В машине? И куда подвозил, к себе домой?

  Катарина аж прошипела и зло, с ревностью, скривила губы. Я улыбнулась ее чувствам и объяснила:

  - В понедельник мы с Юркой поженились. Он помог, договорился, меня от дома подвез, а Юргена с больницы его коллега. Я твоего Викинга, правда, случайно уловила, - как у моря стояла в грозу, на пару секунд всего.

  Девушку отпустило, и она переменилась в настроении также быстро, как и вспыхнула злостью. Воскликнула:

  - Правда, что ли? Все, не вечный жених, а муж? И как оно?

  - Замужем?

  - Роберта почувствовать, дура. Скажи, с ума сойти можно?

  - Ну...

  - Да, Конфетка. Не со всеми, но иногда получается словить человека. Аура, это, типа, свечение, - не то, конечно. А вот на какой-то миг я перемещаюсь в "пространство", ты правильно слово подобрала. Вот прям будто внутри души стою. Я не "ку-ку", не чокнутая. И даже под пытками никому другому об этом не признаюсь.

  - И когда Август попросил тебя сказать что-то о комнате, ты ощутила не особенности "бетонной коробки", а нас. Я угадала?

  Катарина покрутила кистью руки, чуть-чуть головой и нехотя согласилась.

  - Да, но не очень, не совсем. Только попыталась. Про себя и Августа не спрашивай, не знаю, не пробилась еще. Одна догадка есть - получается, если человек с сильными эмоциями будет. Ха! - Торжественно выпрямившись, снизила тон и добавила злорадного превосходства. - Прынца твоего зато хорошо чувствую. Съела? Ревнуешь?

  - Чуть-чуть.

  Слукавила. И даже укусила себя за губу, чтобы удержаться от широкой улыбки. Катарина - наследница, тоже обошла "старшее поколение" в том, что умела больше. Она - талантливей Августа, тоньше, улавливает не только физические пространства, но и душевные.

  - А вот возьму и не скажу, а ты мучайся!

  - Катарина!

  Она наслаждалась секретом, моим любопытством и предвкушением того, как признается:

  - Он ветер. Долина и ветер, - сильный и сбивающий с ног, когда злится, и ласковый, когда все хорошо. И рядом с ним иногда вот так, у-у-ух! - Раскинула руки, привстала на цыпочки, качнулась вперед, словно хотела упасть. - Насквозь и в полет.

  Меня уколола зависть. И да, на самом деле чуть-чуть - ревность. Я поняла, отчего Катарина вспыхнула, услышав о "шторме". Заглянуть в такое, все равно что влезть в сердечное, интимное, только для любимых. Мы обе замолчали. И в тишине повисла неловкость, словно мы признались, что поцеловали наших мужчин: я - Роберта, а она - Юрку.

  - Я на него гнала, что сначала он ураганом налетел. Вот и хотела десять раз перепроверить - псих он или как. Хороший у тебя Юрген, Конфетка. Я за вас рада. А мой Викинг был мечтой, мечтой и останется. Не болтай про меня никому, я поделилась, потому что ты подруга, поняла? Вот ни словечка!

  - Поняла.

  Что я не человек, а шкатулка чужих секретов и тайн.

  Ничто не повлияло на наши планы "свадебного путешествия". Мы с Юргеном уехали в пятницу утром сначала в Мельхен, оставшись там с ночевкой в гостинице, потом в Чекант, где провели время до вечера, и в Виилу - там остались на ночь и весь следующий день.

  Последний городок был крупнее первых двух, и там можно было погулять не только по улицам, но и прокатиться до замковых руин, побывать на воскресной ярмарке мастеров, купить по плошке настоящей походной похлебки "Виила", - известной даже у нас в Сольцбурге.

  Нарочно не говорили ни о чем, что касалось пограничной службы. По всем правилам вызовы не могли нас найти там, но иногда я ловила себя на ожидании, что случится что-то из ряда вон и придется убегать в панике и поиске заброшенного помещения. Нет, никто и ни что не похищали нас из нашего счастливого мира.

  В Вииле мы купили кольца. В местном соборе, когда вечером зашли послушать "пение заката", устроились на самой последней лавке и украдкой обменялись ими. Не церемония, а все же торжественность тронула мурашками. Высота, полумрак, тонкий и чистый детский голос с песней о радости. Холодок серебряного колечка на пальце и вопрос Юргена шепотом:

  - Жених может поцеловать невесту?

  Когда возвращались на поезде в Сольцбург, я все время смотрела на женщину в купе напротив. Понимала, что невежливо, но глаз не могла отвести от нее и ее маленькой девочки на руках. Крошечная, всего несколько месяцев от роду, вся спеленатая и укутанная в розовое. Малышка кряхтела, сопела, а мама говорила ей что-то тихое и ласковое, чуть покачивая на руках.

  По тому, как Юрген сжал плечо, поняла, что он уловил мое настроение. Чуткий, внимательный - мой самый горячий солнечный ветер.

  Весь оставшийся путь я думала о детях - смогу ли прожить жизнь без них? Сможет ли он? Или, пройдут годы и мы решимся усыновить или удочерить сироту, от кого отказались или кто потерял родителей? Проснется ли любовь к не родному ребенку? Я не знала, и не могла сказать за себя будущую - что стану чувствовать через год или десять лет. Смирюсь с судьбой, или стану искать выхода материнским чувствам? Сейчас знала одно - в принятии смерти своего сына мне не хватало только одного - прощания с ним. Телесного прощания, тактильного, осязаемого! Подержать на руках, ощутить крошечный вес и плотность тельца. Сердцем уже отпустила, - пусть будет и его душе и моей легче от этого. Но была незавершенность. Мне нужно, всей моей сущности нужно - не только шепнуть ему "до свидания, Василек", но и поцеловать в лобик. Поцеловать его закрытые глазки.