Но вот была ли она готова к тому, чтобы познать насколько сложен тот, другой мир, невидимый, и как самой не стать добычей или трофеем, утонув в лабиринте таинственного, не найдя обратного пути из него?

Готова ли к взаимодействию с атмосферой призрачного, проникнуться иной гармонией, возвыситься и внутренне обогатиться?

Да-да, мир таинственного – это, прежде всего познания. До тех пор, пока в жизнь земного существа не врывается неясно-темное, непостижимое, он и понятия не имеет, как просто живется ему.… И как он защищен от всего…

Глеб сначала нагнулся, затем присел на корточки. Теперь его занимал субъект, находившийся в нише, и его история. Он выпрямился, засунул руки в карманы брюк и оставался в таком положении, задумчивый и насупившийся.

– Как-то мне рассказывали о том, что в 1877 году в Берлине, нашли скелет зайца и куриное яйцо в фундаменте здания, построенного в XVI веке, – разрушая длительное молчание начал Глеб. – Несомненно, строители решили, что яйцо допустимо рассматривать, как эквивалент птицы. Но такое… в реальной жизни, самому увидеть… – он покачал головой. – …Не доводилось.… Почему-то, мне кажется, что это наш Опекун…

– А кто такой Опекун? – спросил Руслан, почесав затылок, словно это помогало остановить круговорот мыслей и неприятных ощущений.

– Клим знает, он просветит, – отмахнулся Глеб.

– Потом приду. Не могу на это смотреть… – отозвался тут же Клим, развернулся и покинул место событий, хотя правильнее было бы сказать место былого преступления.

– Что у вас здесь? – неожиданно возник среднего роста мужчина, по возрасту одинаковому с Маевым. – Добрый день, кого не видел.

Мужчины обернулись, кивнули в знак приветствия.

– О! Серега! Серега, ты почти вовремя, – откликнулся Казарцев, который, обрадовался, что наконец появился кто-то, кому можно передать свои впечатления и выплеснуть ушат переполнявших его эмоций. – Ты, только глянь! Мы не ожидали…

Слегка переваливаясь из стороны в сторону, широкоплечая, грузная фигура Сергея Вьюнкова, размашистым шагом крепких, кривоватых ног, в кирзовых сапогах, тяжелой поступью, прошла мимо Деи. Ни на кого не глядя и не дожидаясь ответа, он подошел к нише. Нависавшие, как шоры, верхние веки придавливали и без того маленькие, прищуренные серые глазки, утопавшие в своих орбитах, которыми он внимательно осмотрел кладку вокруг. Опустившись на колено, стал пристально вглядываться в несчастного, которого пока никто не посмел беспокоить, и он по-прежнему оставался в том же положении. Вьюнков был из местных. И Маев, и Вьюнков, оба гордились тем, что являлись потомками живших в этой деревеньке много поколений. Он не понаслышке знал о происходившем в этом доме.

Молодая хозяйка, разглядывая вновь прибывшего, пыталась составить свой портрет.

Его круглая, как шар голова, была покрыта короткими рыжими волосами, с большой залысиной посередине, походившей на аэродром в густом лесу. Крючковатый нос, слишком заметный элемент, почти тонул в рыжих зарослях щетины, с проблесками более светлых тонов, на мясистых, отвислых щеках. Достаточно беглого взгляда, чтобы понять, робость не только не была свойственна его натуре, а вообще о ней не было и речи. Несмотря на то, что внешностью он походил скорее на кельта, в нем чувствовалась та самая богатырская сила, на которой держалась всегда Древняя Русь.

– А я-то думал, что он в болоте сгинул… М-да… – сказал он, ничуть не удивившись находке, скрипучим голосом. – Тогда, где же Самойла с женой?!

– Сергей, ты уверен, что это Сенька? – Глеб наблюдал за Вьюнковым.

– Мм….

– Почему такая уверенность?

– Да-а-а-а, ну дела…. Уверен, не уверен, думаю это он.… На нем был деревянный крестик, с обратной стороны, вместо «Спаси и сохрани» написано было его имя… – Сергей потянулся к скелету. – А вот и он, смотрите….

Вьюнков, аккуратно, чтобы не задевать кости ухватил и слегка потянул темную нить, которая тут же рассыпалась, оставив в цепких пальцах Вьюнкова почерневший от времени небольшой деревянный крестик.

Все присутствующие подошли ближе, чтобы разглядеть очередную находку. С обратной стороны маленького деревянного крестика, действительно, была надпись «Simeon». Каждый получил возможность рассмотреть ее. Убедившись в правоте слов Вьюнкова, основная часть исследователей, отошла в сторонку, и только Дея осталась возле того, кто был когда-то, теперь уже точно, Сенькой Безумным.

Никто не слышал, как она тихо прошептала: «Ах, ты мой бедный друг…»

Вселенская печаль переполнила сердце молодой хозяйки усадьбы. На глазах её навернулись слезы. Дее пришлось приложить немало усилия, чтобы сдержать их поток. Она редко плакала, да и особенного повода для этого никогда не было, только однажды, когда…. Дея, с грустью на душе, отошла ко всем остальным.

Мужчины, если не понурые, то, во всяком случае, задумчивые стояли в тишине. Признаться, было над чем!

– Вот тебе и «услышанный богом в молитве», – тихо нарушил шумное молчание Вьюнков. – Я уже шел к вам, когда на встречу вышел Клим и в двух словах рассказал о находке. Еще мальцом, когда бегали вокруг этого дома, было у меня предчувствие, что он здесь, но я никогда и никому об этом не говорил.

– А что-нибудь из фактов есть, о чем мог бы мне рассказать? – спросил Глеб. – Такое ощущение, что вся деревня знает по абзацу из одной большой истории, и из всех надо это тянуть клещами.… Не хотят говорить….

– И правильно делают! Глеб, ты не сердись на них. Это не от того, что вы тут люди новые, а дело связано с ведьминым колдовством. За болотом, когда-то жила одна ведьма, так говорят, что она на этот дом наложила заклятие. Вот деревенские и боятся, не то, чтобы об этом говорить, даже подумать. Знал бы ты, как нам доставалось от родителей, пока малыми были, если сюда тайком пробирались. Помню, отец меня, как-то ремнем выпорол, а мать даже не заступилась, слова не сказала. Так, что, мотай на ус!

– А что значит «услышанный богом в молитве»? – вмешалась, наконец, Дея, «обнаруживая» свое присутствие.

– Так, ты это, к отцу Луке сходи, он объяснит все. А я вдруг, что не так скажу или не так объясню. Он все же священник…

– Священник? Здесь есть церковь?

– Ну, да! Тут, недалеко, за усадьбой, как раз.

– Я ни одной маковки церковной не видел вблизи, – удивился Глеб.

– Оно и понятно. Ты же со стороны города ехал, а она за усадьбой, в глубине леса, – махнул рукой Вьюнков, как указателем, повернувшись лицом в направлении юго-востока. – Деревья, сам видишь, здоровые, высоченные, густые, а церквушка, она небольшая.… Да, поди ж, с полкилометра отсюда будет. Мы все ходим туда.

– А дорога есть? Может, кто-нибудь проводит?

– Не заплутаешь! Тропинка рядом с усадьбой проходит, мимо парка евонного. Она не петляет, прямёхонькая. По ней сразу и дойдешь.

– Ну, спасибо Сергей.

Вьюнков кивнул и направился к выходу.

– А мне тетка рассказывала легенду, она в Нижегородской области живет, так та история сродни нашей. Старинная легенда о Коромысловой башне Нижегородского кремля, – заговорил Руслан, присев на корточки. Самообладание к нему вернулось. – Говорят, то трагическое событие произошло вовремя замены деревянных стен кремля каменными. Чтобы башня надежно стояла, строителям необходимо было принести кровавую жертву. Поэтому сразу по завершении постройки они стали ждать свою жертву – первое живое существо, которое появится возле нее. Не повезло Алёне – молодой жене купца Григория Лопаты. Она шла за водой, с коромыслом и ведрами, на реку Почайну. В то злополучное утро Алёна проспала и спешила принести домой воды и решила возвращаться на верхний посад не окружной дорогой, огибая городскую стену, а более коротким путем – тропинкой по склону горы. Возле крепостной стены ее окружили строители. Для вида попросили напоить их водой. Схватив молодую женщину, крепко привязали к доске и спустили в яму. Туда же бросили и коромысло с ведрами. Говорят, что обычай требовал замуровывать жертву со всем, что при ней было. Бросить то бросили, а потом сами же пожалели несчастную и отказались зарывать беднягу. Тогда главный мастер сам выполнил эту ужасную работу. Вот так-то…