– Агаша, так его звали Сенька? – спросила Дея.
– Да… Я уверена, что Самойла убил его…
– А кто такой Самойла?
– Так звали Кирьяновича.
– Как я понимаю, никто доподлинно не знает, – твердо произнес Глеб, – когда и в каком месте учинили злодейство над бедным юношей, также, как нет достоверных свидетельств того, что это дело рук Кирьяновича, и причастен ли он вообще ко всему тому, что о нем говорят… Возможно, Самойла Кирьянович сам стал только жертвой наговоров и сплетен…
Агафья промолчала. Дея мельком взглянула на Горчевского, теперь ее занимала эта история.
– Как отнеслась к исчезновению Сеньки жена Кирьяновича? – спросила она.
– А жена его тосковала о бедном своем друге. Он единственный, кто тепло относился к ней.… Говорят, будто с того дня, как Сеньку безумного мертвым нашли, Самойла стал еще суровее чем был, как услышит от жены имя Сеньки так зверел на ходу, и так бил ее сильно, что она по несколько дней с постели не вставала.… А душа Сеньки частенько стала возле жены Кирьяновича появляться.… Как у нее что-то хорошее должно произойти, так он тут же явится, если плохое – она опять его видит. Вот и стала подмечать, каким он к ней является: если смеется – то все хорошо, если грустит – остерегалась…
– И я его смеющимся видела.… А потом с Глебом эту подвеску нашли…
– Значит, правду люди говорили…
– Агаша, я, что-то не совсем понял. Если его нашли мертвым, то душа не должна была бы появляться перед живыми людьми. Его же похоронили, верно? Душа, успокоенная должна быть?
– Если бы так оно было, то и я бы согласилась с вами, да тут все не так…
– Или… не совсем по-людски?
Словно собираясь с мыслями, Агафья встала. Молча, поставила разогревать, заново, чайник. Глеб и Дея наблюдали за ее движениями. Пучкова вернулась на место и продолжила:
– Сказывали, не по-людски, однако, похоронен.… Вот душа и летает, неприкаянная. Поговаривали, будто Кирьянович пригрозил всем, кто про Сеньку заговорит и самого, и семью его в болоте утопить.… А перед трагедией, жена Кирьяновича, Сеньку в слезах увидела…
– Так, что же здесь произошло? – спросил Глеб, пристально глядя на экономку.
– Ой, не знаю, не знаю.… Может, что и произошло, а может и слухи только…
Засвистел чайник. Агафья быстро встала, выключила и налила кипятка в заварник. Глеб не спускал с нее глаз. Дея переводила взгляд с Глеба на Агафью, с Агафьи на Глеба.
– И все же вы знаете гораздо больше, чем говорите.
– Да, ничего я не знаю… – отмахнулась Пучкова. – Если и знала бы, не стала говорить.
– Почему?
– Да, потому что незачем жить небылицами!
– Но, ведь мы его видели?! – не удержалась Дея. – Видели!
– Ну и что! Подумаешь! Каждый старый нежилой дом имеет своих духов.
– Я тебя не понимаю. Сначала – рассказываешь, потом говоришь, что ничего не знаешь! Или ты все же знаешь?
– Да, Агаша, а откуда вы про все это знаете?
– Тетка Клима Маева, плотника вашего, сказывала. Их семья уже не одно поколение здесь живет…
– Может, проведаем ее завтра, Глеб?
– Зря только время потеряете… – остановила порыв искателей Агаша, затем встала и налила всем горячего чая.
– Она уж три года, как на том свете. Царствие ей небесное… – перекрестилась Агаша. – Хорошая была старушка. – А сам Клим, что-нибудь знает? – нахмурив брови, спросил Глеб.
– Вам его расспросить нужно. Если и знает, попросту молоть про то не будет.
В комнате воцарилась тишина. Так много событий произошло сразу, что одни мысли мешали другим.
Дея наблюдала, как из чашки поднимались тонкие струйки. Глеб тоже молчал, подперев щеку левой рукой, правой – помешивая маленькой ложкой горячий напиток. Затем быстро его выпил и резко встал.
– Я думаю, на сегодня впечатлений достаточно… Агафья, большое, вам, спасибо и за ужин, и за рассказ…
Глеб вышел из-за стола.
– Да, что вы?! Было б на чем.
– Дея, встретимся утром.
– Да-да, конечно. Поедем в архив?
– Утром разберемся…
Пожелав всем доброй ночи, Глеб быстро ушел. Дея продолжала молчать, глядя в темноту за окно.
Только ночь.… Всего-навсего небо, усыпанное миллиардами звезд, различных по яркости, цвету… Темно синий бархат одновременно и манил, и вызывал непостижимый страх своей, необыкновенно глубокой таинственностью. Вместе с тем, именно глядя на него, с древнейших времен, интеллектуально развлекался человек, бесконечно размышляя о прошедшем и будущем Земли, происхождении планет, о рождении звезд и границах Вселенной. Да и по сей день этот интерес лишь повышается, не оставляя без внимания ни единой детали. С любопытством всматриваясь в необъятное звездное небо, людское воображение рисовало причудливые формы. Это в них древние видели контуры животных, птиц, людей, и группировали светила в созвездия, давали им названия и имена ярким, примечательным звездам. Неведомые человеческому разуму божества, своим блеском и движением почитались особо, оставив для потомков различные мифы, сказки и легенды о небе и звездах, созвездиях и планетах, сохранив их древние названия на века. Однако, Дея кроме черного очертания горы на фоне темно-синего неба ничего не видела. Все её мысли были заняты находкой и, пожалуй, всплывающее перед глазами лицо Сеньки, мешалось с мыслями о… бригадире.
– Дея, иди, отдыхай, – прервала молчание Агаша.
– Боюсь, я не усну…
– А ты не бойся. Почитай молитву и закрой глазки – сон сам к тебе и придет. Хочешь, я тебе ромашки заварю успокоительного чайку?
– Спасибо, Агаша.… Пойду…
Дея поднялась к себе. Расстелила постель, надела ночную рубашку и подошла к открытому настежь окну.
На, почти черном, небе, не переставая, ярко горели все те же звезды, которые существовали не одно тысячелетие, и сопровождавшая их звездную жизнь, огромная луна, сейчас ярко заливала своим мягким светом всю комнату…
– Что же здесь произошло.… Не хочется думать о жутком, …о трагедии…
Дея отошла от окна и легла в кровать. На душе, было как-то тревожно. Время от времени всплывало перед глазами лицо Сеньки. В его улыбке, непосредственной и детской, просматривалась нескрываемая грусть… От чего же???
Дея долго не могла заснуть, но, в конце концов, силы иссякли и сон сморил ее…
Глава 3
Я не то, что боюсь умереть, просто не хочу при этом присутствовать. Г. Эсса
Несмотря на грустное завершение вчерашнего дня, утром Дея проснулась в прекрасном настроении, привела себя в порядок и спустилась вниз. Агаша уже суетилась возле печи, на плите все кипело и пыхтело. Федор еще завтракал. Увидев Дею, он заулыбался:
– Вот и хозяйка. Доброе утро!
– Доброе, Федор Никифорович!
Бригаду Агаша кормила рано, часов в восемь. Федор завтракал позднее, когда они уже приступали к работе. Дея спускалась в столовую, обычно, когда все уже расходились по делам, и лишь изредка встречалась с мужем экономки.
Чмокнув в пухлую щечку Пучкову, Дея уселась за стол.
– Вот и ты, – отозвалась Агафья. Ей нравилось их взаимоотношение. – Вижу, выспалась?
– Ага… Глеб еще не появлялся? – так между прочим спросила Дея.
– Глеб… Глеб уже часа три ходит, все с какими-то приборами возится, устанавливает где-то…
– А-а, понятно… Он, что, не завтракал?
– Нет еще.… Сказал, как все соединит, придет.
– Ясно. Фёдор Никифорович, а вы, почему спать не ложитесь, устали, наверно, всю ночь ходить?
– Сейчас пойду…
– У вас в комнате, наверное, жарко ближе к обеду?
– Да не то слово! Духота!
– Возьмите вентилятор у меня в комнате, я же днем не сплю.
– Вот спасибо! В этом году июнь слишком горячий.… Ну-с, я пошел.… А, чуть не забыл.… Тут, недалече, видел я следы большие когтистые… то ли медвежьи, то ли.… Хм,… да и сравнить-то не с кем больше… – развел руками Федор. – Медведь…, не медведь… Черт его знает…
Дея удивленно взглянула на него.
– Не чертыхайся, Федь! – строго сказала Агаша.
