– Мадам Лямотт? Но это же самая мягкая из всех женщин в мире.

– Да… Это действительно так, но устройство тараторило только на португальском, и она вынуждена была мне все переводить. Естественно, она постоянно ошибалась, и кончилось все тем, что мы заорали друг на друга… Почему вы улыбаетесь, патрон?

– Да так просто, хотя… Я просто представил себе эту сцену. Короче говоря, вы чуть не развелись из-за другой женщины. Не правда ли, в этом скрыт некий романтический смысл.

– Не смейтесь, шеф. А знаете ли вы, что, согласно статистике, эти женщины из GPS-навигаторов являются причиной очень многих разводов… И даже нескольких убийств…

– Хорошо, забудем об этом, Морис. Это моя вина… Отдадимся теперь целиком нашей работе… Итак? Что мы имеем на этот раз?

– Леденящая штука, шеф!

– Скажи мне, Лямотт, что это за фраза? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, а что?

– Ничего… Ничего… И что же там такого леденящего?

– Замороженный.

– Что значит – замороженный?

– Труп в виде гигантской сосульки.

– Сосульки?!

– Да, рабочие скотобойни нашли труп сегодня ночью, заступая на свой пост.

– И это похоже на сосульку?

– Да, на гигантскую… В форме гроба.

– В форме гро… Обалдеть можно! Я хочу сам это видеть, Лямотт.

***

– Вот, патрон!

– Скажи-ка мне, Морис, как тебе это удается?

– Что удается?

– Оставаться без пиджака, в одной рубашке. Там же минус шестьдесят внутри, и рабочие вынудили меня надеть два свитера и еще эту куртку весом в восемь килограммов, специально предназначенную для больших морозов… А ты, ты идешь в одной рубашке… И тебе не холодно?

– Да, шеф, я бы солгал, утверждая обратное. Но я вырос возле Сен-Флура. Это департамент Канталь, что в Оверни. Еще ребенком мама меня мыла каждое воскресенье в реке, которая протекала недалеко от нашей фермы. Она это делала и зимой, и летом.

– Каждое воскресенье?

– Независимо от того, грязный я был или не грязный.

– И ты продолжаешь сохранять эту частоту?

– Вот именно, патрон.

– Хорошо, пусть это наше расследование и затянется, но я буду, по крайней мере, знать тайну твоего запаха, Лямотт…

– Не понимаю вас, шеф!

– Это не важно… Итак… Если я правильно понимаю, у нас перед глазами место преступления?

Напротив двух мужчин, рядом с еще тремя полицейскими из научно-исследовательского подразделения, стоял длинный блок льда, поставленный на две опоры. Сквозь прозрачную глыбу льда можно было разглядеть тело внутри – тело обнаженное и совершенно белое.

– Как ни крути, это покойник. Но ещё слишком рано утверждать, был ли он убит тут или где-то в другом месте.

– А все это вокруг?

– Это форма.

– Форма?

– Форма, сделанная из куба льда, шеф. Они его… То есть я думаю, что для подобного непотребства их должно было быть несколько человек… Они вырубили лед ударами топора после того, как он застыл.

– Оставь свои поспешные выводы, которые ты так любишь, Лямотт. В них нет никакой пользы. Нам нужны только факты. Разве это не гроб?

– Нет, шеф, это просто форма… Чтобы придать льду вид гроба.

– Очень интересно!

– А то! И… Скажите, господин комиссар… Если я могу себе позволить? У вас уже есть?

– Есть что, Лямотт?

– Ну, какие-то выводы…

– Нет, абсолютно никаких. Так что быстро выходим из этого холодильника, в противном случае ты замерзнешь и останешься тут навсегда.

– Я же из Сен-Флура, я вам рассказывал…

– Да, да, Морис, ты замечательный… Хорошо, пусть наши премудрые закончат свою работу, а затем проследи, чтобы это все перенесли в морг для оттаивания.

– Вы уверены, шеф?

– В каком смысле?

– Хорошо, но в морге, как правило, хранят трупы в холоде, а не в тепле. Можно было бы, например, поставить это таять на улице?

– Твой мозг иногда такой удивительный, Лямотт. Если… Не дай бог, конечно, с тобой когда-нибудь случится несчастный случай со смертельным исходом, я думаю, что попрошу Вердье позволить мне присутствовать на твоем вскрытии.

– Это меня трогает… То, что вы говорите, патрон… Действительно… Это…

– Я пошутил.

– Ах? Это все же так любезно с вашей стороны, господин комиссар. Кстати, если вы хотите…

– Хорошо бы, но уже слишком поздно, чтобы снова ложиться спать. Давай-ка, я лучше угощу тебя кофе. Ты знаешь где-нибудь тут поблизости бар или кафе?

– Один или два – да, но все же будет лучше, если мы вернемся в Экс. Кафе тут еще закрыты в это время, да и район этот – не самый безопасный.

– Но, черт возьми, как это не безопасный! Мы же полицейские, Лямотт! Мы служители закона, и безопасность – это наше с тобой общее дело, будь то оживленная улица города или окраина какого-нибудь поселка!

– Ну, это я и имел в виду. Именно для таких людей, как мы, он и не безопасен.

***

Примерно через две недели комиссар Барде увидел у входа в участок поджидавшего его инспектора Лямотта.

– Привет, Морис! Что это такое? Ты уже поправился!

– Да! Извините, патрон, но вы сами – свидетель, я не слишком часто болел, но там…

– Там, на этой проклятой скотобойне, мне кажется, я тебя предупреждал. Ты прошел от более чем плюс двадцати пяти градусов к минус шестидесяти, и причем раз пять за час… И все это практически в пляжном наряде!

– Нет, это совсем не так… Это аллергия… Реакция организма, болезнь века, как пишут в журналах… У меня от нее насморк, кашель и хрипы в легких, а в этот раз была даже экзема на коже… Во всем виновата пыльца липы, я к ней очень чувствителен.

– Если ты это утверждаешь…

– Так что?

– Что что, малыш?

– Что там наша гигантская сосулька? Как идет расследование?

– Все закончилось, Лямотт, ты прибыл как раз вовремя. К самому эпилогу. Ребята из лаборатории проверяют еще две-три вещицы, все окончательно раскладывают по полочкам. Я вижу, что ты, похоже, отлично отдохнул, так что я собираюсь оставить тебя дежурить, ибо мне срочно нужны выходные.

– Не проблема, но скажите мне, шеф… Если это не будет слишком, если я вас спрошу… Как у вас получилось, что все решилось так быстро с этим расследованием?

– И, заметь, без твоей помощи, Морис! Ты отдаешь себе в этом отчет?

– Ах! Не дразните меня, патрон, я же тоже кое-что раскрыл и не один раз…

– Это правда, Лямотт, твой опыт в беготне мне порой и правда оказывался очень кстати…

– Да, но что же там оказалось… Что там наш куб льда?

– Форма, Лямотт, форма! Ты оказался прав. И, конечно же, личность работодателя нашей жертвы.

– И что это за работодатель?

– Это оказался Эрнесто Вазарелли, так называемый «король мертвых». Владелец семнадцати магазинов похоронных принадлежностей в Провансе. Он открывает новую точку каждые три или четыре месяца. И закрывает столько же, ибо его конкуренты не в состоянии противостоять его ценам.

– Это надо признать… Он хорошо устроился, этот Вазарелли. Он в своем деле действительно король. Он держит всех в ежовых рукавицах и давит всех своим авторитетом. Мы с мадам Лямотт как-то контактировали с ним, когда отправилась в мир иной тетушка Аделия. В итоге мы оказались очень довольны, хоть мы порой и терялись немного во всех его предложениях.

– Ну, те самые конкуренты, о которых я тебе говорил, похоже, были не в таком восторге, как ты, Лямотт. И вот тут-то и кроется причина. Два месяца назад менеджер фирмы «Конечная остановка», франшизы Вазарелли, был найден мертвым в Вантабране, на небольшом кладбище его родной деревни. Он был похоронен в еще свежей могиле, ожидавшей своего арендатора. Согласно протоколу вскрытия, составленному Вердье, когда его хоронили, он был еще жив.

– То есть его закопали живьём? Какой кошмар!

– Да, он умер, задохнувшись. У него обнаружили землю в легких. Катафалк с номерами из Экса был замечен там, и это позволило предположить, что след этого преступления тянется сюда к нам. Короче говоря, сначала произошло это, а затем была гигантская сосулька, и менеджеры Вазарелли начали понимать, что дело пахнет керосином. Их охватил ужас, и кое-кто тут же прибежал к нам поделиться угрозами со стороны братьев Кабриес, бывших лидеров рынка. И тогда, Морис, несмотря на твою простуду, прекрасно отлаженная машина французского правосудия, в которой мы с тобой – лишь два небольших, но весьма эффективных винтика, заработала на полную мощь…