– Директор команды. Я ничего не знаю. Не я же покупаю велосипеды.
– Почему вы так защищаетесь? Вы что-то скрываете или боитесь? И потом я говорил об электродвигателях, а не о покупке велосипедов. В вашей знаменитой команде есть электрические велосипеды?
– Я говорю вам, что это не я. И потом сегодня утром я еще не встал в пять часов.
– Так это случилось в пять часов? Этот самый Симон Монье был в грузовике в пять часов? Вы это подтверждаете?
– Но я ничего не сказал. Это неправда. Я ничего не знаю! Директор команды, месье Лаори, разрешил ему уехать, а не я.
Теперь пот с допрашиваемого стекал большими каплями.
Комиссар не стал настаивать. Он отпустил технического менеджера и дал новые указания инспектору Лямотту. Услышав отчет об убитом контролёре Алексе Волински и о пропавшем технике Симоне Монье, он снова вызвал к себе директора команды.
Тур тронулся в путь уже полчаса назад. Директор влетел, опрокидывая стулья, явно пребывая в ярости.
– Это недопустимо! За кого вы себя принимаете, чёртов флик из этой провинциальной дыры! Сукин сын, вот вы кто! Вы ещё услышите обо мне, я вас уверяю!
– Месье Лаори, я отмечаю оскорбление сотрудника полиции, исполняющего свои служебные обязанности. Я приказываю вам стоять и не двигаться, если вы не хотите оказаться в наручниках.
Директору, похоже, словно стукнули кулаком по голове. Его кипящий от злости взгляд в миг превратился в вопросительный, а затем в его глазах появилась тень страха. Он тут же успокоился. Как могла эта деревенщина позволить себе так с ним разговаривать?
– Скажите мне, что вы делали в грузовике сегодня утром в пять часов с контролёром Союза велосипедистов и Симоном Монье?
– Но меня там не было, – сказал он, пораженный этой прямой лобовой атакой. – Я не знаю, о чём с вами говорить.
– А я вам скажу: вы покупали молчание контролёра.
– Но нет, я не понимаю.
– Вы отдали деньги Симону Монье до или после убийства?
– Я невиновен. Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Я говорю об электродвигателях, спрятанных в осях педалей. Я говорю о том, что контролёр шантажировал вас, и что вы сочли это перебором. Я говорю об убийстве, которое вы совершили, чтобы покончить со всем этим. Я говорю о трупе, который вы попросили Симона Монье, уроженца этих мест, спрятать под кучей камней. У нас есть все доказательства.
Услышав такое, Жозефа Лаори буквально рухнул на стул, а потом воскликнул:
– Это не я его убил! Это Симон!
– Ну, посмотрим. Мои люди только что обнаружили Симона на чердаке его дома. Кстати, он дал нам конверт, в котором было пятьсот тысяч евро, на котором мы наверняка найдем ваши отпечатки. Он уже почти во всем признался, – солгал комиссар Барде.
И тогда директор рассказал ему всё. Двигатели в велосипедах скрывались в течение двух лет. Накануне контролер Международного союза велосипедистов Алекс Волински случайно обнаружил новую систему обмана, изобретенную в этом году – это были электромагниты, вставленные по всему ободу заднего колеса. При контроле рамы его планшет оказался рядом с шиной и отреагировал.
Контролёр предложил финансовую договоренность, и Жозефа Лаори согласился после консультации с главным спонсором.
– Мне достаточно провести планшет более чем в сантиметре от рамы или шины и быстро пройти мимо, чтобы ничего не было обнаружено, – пообещал Алекс Волински.
Но во время доставки конверта в грузовик он потребовал второй за следующую неделю. Директор команды вышел из себя, толкнул его, и контролер упал, ударившись головой о край полки.
Директор попросил Симона Монье спрятать тело в обмен на конверт и исчезнуть на день-два.
***
Дело было раскрыто еще до завершения шестнадцатого этапа. Босс компании-спонсора был арестован в Ниме в тот момент, когда победитель этапа, гонщик из соответствующей команды, проходил финишную черту.
Комиссар Барде сидел перед телевизором в пивной с кружкой пива и тарелкой типичной для Прованса утиной грудки с инжиром и медом, когда позвонил дивизионный комиссар Бельмар:
– Браво, комиссар! Последствия этого расследования будут глобальными. Это настоящий скандал. Мы станем знаменитыми. Ведь гонка «Тур де Франс» – это самое престижное соревнование после чемпионата мира по футболу и Олимпийских игр. Ее проводят с 1903 года. Что вы чувствуете в настоящее время?
– Ох, господин дивизионный комиссар, что я чувствую… Не надо было им называть меня деревенщиной!
Реквием для послушницы
Зазвонил телефон. Комиссар Барде протянул руку и нащупал будильник, думая, что разбудил его именно он. Собственно, тот тоже звонил. Чёрт, сколько же сейчас времени? Комиссар почувствовал себя атакованным с двух сторон сразу.
– Они меня достали…
Жорж Барде сел на край кровати, зажег прикроватную лампу и взял часы. Факты вполне согласовывались с его предположениями: пять часов утра – час, когда ласточки только начинают свой дурацкий писк.
– Разве человек не имеет права вкусить по полной программе свой заслуженный отдых?
Комиссар Барде открыл окно, и тут же на него пахнуло свежим воздухом. Звук будильника продолжал перемежаться с короткими звонками телефона.
Он перевернул будильник, как в свое время поступал с черепахой своей сестры. Злобный аппарат прекратил трезвонить. Но у него принял эстафету еще один звонок, более резкий. Нет, – подумал комиссар, – вы все хотите моей смерти. А потом он крикнул:
– Все в порядке, иду! Но пусть только у этого будет важная причина, иначе я…
Он открыл входную дверь.
– Лямотт, малыш, чем я обязан подобному удовольствию?
– Шеф, только что обнаружили мёртвую девушку, – взволнованно ответил инспектор Лямотт.
– Да, конечно же, ничего оригинального. Люди рождаются и умирают даже по воскресеньям. Мы сейчас приготовим хороший кофе и все посмотрим в другой день, не так ли?
– Я уже проглотил три чашки кофе.
– Не всем дается такой шанс. А разве сегодня не дежурство Ламантена? Он что – приболел?
– Нет, – мотнул головой инспектор Лямотт. – Дивизионный комиссар Бельмар потребовал, чтобы вы лично занялись этим делом.
Комиссар Барде почувствовал нечто похожее на гордость. Но не нужно спрашивать у своего помощника, почему именно так. В последнее время он вообще придерживался принципа не забивать себе голову второстепенными соображениями.
– Значит, эта мёртвая еще свежая? – спросил комиссар в шутку.
– Она в монашеском одеянии, – ответил Лямотт.
– Чёрт, наверное, это господь призвал к себе одну из своих послушниц?
– Она вся изрезана, а это не слишком по-католически. И ей выбрили череп.
Комиссар Барде перемолол зерна и налил еще кипящую воду. Приятный запах кофе наполнил комнату.
– Хорошо, хорошо… Надеваю брюки, и я в полном распоряжении национальной полиции Франции. Хорошо ещё, что мадам Барде сейчас в отъезде, а то она дала бы нам жару за утреннее беспокойство. Для нее воскресенье – это святое, и раз в неделю я должен на одни сутки обо всем забывать.
***
С диктофоном в руках комиссар Барде задавал вопросы:
– Кто обнаружил тело? У нас есть заявление об исчезновении? В окрестностях есть действующий женский монастырь? К какой общине принадлежала сестра? Это действительно монахиня?
Вопросы следовали один за другим. И Жорж Барде запретил давать ответы заранее. Ответы, словно нить Ариадны, потащили бы за собой другие вопросы. А он оставил эту игру на потом.
Прибыли на место преступления. Это было тихое место на берегу реки Дюранс, в которой рябили длинные водоросли, похожие на лошадиную гриву. В некоторых местах можно было различить тихий плеск воды, проходящей через порог из камней. Она булькала, образуя заводь, где прятались форели.
– Надо как-нибудь вернуться сюда, чтобы порыбачить, – сказал комиссар и разжёг свою первую за день трубку.