— Что вы хотите сказать, сударь? — отвечал лорд Фельбруг, с таким удивленным видом и с такой утонченной вежливостью, что Роберт, сконфуженный и смущенный, не нашелся ничего ответить.

— Я хочу сказать… — заговорил он наконец, потом вдруг прервал сам себя: — Это невозможно!.. невозможно!.. — вскричал он, убегай.

— Этот молодой француз не совсем в своем уме, — сказал серьезно лорд Фельбруг, обращаясь к свидетелям этой сцены.

— При надобности он и совсем сойдет с ума! — прошептал сквозь зубы доктор Марбен.

В Америке пьют много.

Напрасно сосед Нью-Йорка, маленький штат Мэн, издавал законы против пьянства, опережая в этом отношении Францию. Напрасно грозил он штрафом и тюрьмою пьянице и кабатчику. Янки платили штраф, сидели в тюрьме, но не переставали пить. Не следует ли искать причину этого в сухости климата Америки?

Для удовлетворения этой необходимой потребности там возникло множество так называемых bar-room, нечто вроде лавочек наших виноторговцев, где среди бутылок и бутылей различного вида лежали куски холодного мяса. За напитки платят, а закуска дается даром.

Обыкновенно в этих заведениях нет ни стульев, ни скамеек. Американцы едят и пьют стоя. Время деньги, говорит американская пословица, и янки не теряют ни минуты драгоценного времени.

Но в одном из этих bar-room, расположенном в Бруклине, предместье Нью-Йорка, которое отделяется от города Западною рекою, против обыкновения была низкая зала, предназначенная для посетителей.

Толпа, наполнявшая эту залу, была самого пестрого состава. Тут можно было встретить представителей всех наций и народов, от негра до китайца.

— Эй! Мистрис Кораль! — закричал один из посетителей. — Моя порция водки не явится сегодня? Ваш достойный муж не отправился ли искать ее в ад?

— Вот! Мистер Боб, вот я сама принесу вам.

И мистрис Кораль, небольшого роста женщина лет тридцати и некрасивой наружности, торопилась подать требуемую водку.

Она собиралась уже вернуться за выручку, как вдруг Боб удержал ее за юбку.

Надо сказать к чести супружеской добродетели этой кабатчицы, что она ни на одну минуту не заподозрила в этом поступке Боба фамильярности дурного тона.

Впрочем, ужасная фигура Боба не допускала и мысли об этом.

Кораль остановилась и приготовилась слушать, опершись руками на стол.

— Не спрашивал ли обо мне кто-нибудь? — сказал Боб тихим голосом.

— Нет, господин Боб, я не видела никого сегодня утром.

— Сегодня я жду одного господина, — продолжал Боб, — он должен скоро прийти. Вы приведете его сюда.

— Рассчитывайте на меня.

— Примите предосторожности. Этот господин желает сохранить свое инкогнито.

— Не бойтесь ничего… Я вернусь за прилавок и буду внимательно следить за всеми вновь приходящими… Вы знаете, что я вам предана…

— Хорошо! — прервал Боб. — Теперь оставьте меня! — И он жестом указал ей на дверь.

Мистрис Кораль поспешно вышла и заняла свое место за прилавком.

— Чорт меня побери, — вскричал вдруг один из сидевших в зале пьяниц, — если Фанни еще не пьяна!

В это время в залу только что вошла, шатаясь, молодая девушка. Черты ее красивого лица были искажены развратом. Она бросила вокруг себя безумный взгляд. Вдруг ее лицо просияло, и в глазах сверкнул луч радости. Она увидела Боба.

— Я люблю Боба! — сказала она, подойдя к нему и обвивая руками его шею.

— Пусти меня, проклятая пьяница! — закричал, вырываясь, Боб.

— Я люблю Боба! — повторяла молодая девушка, — Потому что он похож на того, кого я любила… Как его звали? — продолжала она, стараясь припомнить… — А! я помню, его звали сэр Ри…

Она не окончила.

Боб, раздраженный без сомнения ее объятиями, ударом кулака заставил ее отлететь в другой угол залы.

Все присутствующие хохотали. Очевидно, это их очень забавляло.

Бедная девушка осталась распростертою на полу, однако у ней хватило силы потребовать у вошедшей мистрис Кораль стакан мятной водки.

— Мятной водки!.. Вот как! — сказал какой-то ирландец. — Очевидно, что сегодня вечером будут платить!

— Да, сегодня вечером! — подхватили остальные хором.

— Дети мои! — сказал, обращаясь к ним, Боб. — Это очень вероятно, но я не получил еще приказаний на этот счет.

Послышался ропот глухого раздражения. Буря начиналась.

— Нет денег — не буду работать! — закричал негр.

— Том прав! — раздались многочисленные голоса.

— У нас нет хозяина или хозяев, — прибавил ирландец, — мы не знаем, кому повинуемся… чтобы околеть от голода и жажды!..

— Успокойтесь, дети мои! — сказал Боб отеческим тоном. — Кассир был всегда аккуратен, и нет причины не быть ему аккуратным и сегодня. Мистрис Кораль, — продолжал он, обращаясь к кабатчице, — подайте нам джина и виски. Я плачу за это.

Эти красноречивые слова мгновенно укротили бурю, и разговор принял другой оборот.

— Скажите, пожалуйста, господин Боб, вы хорошо знаете того богатого голландца, которого мне было поручено заманить в Паркинсон-Гарден?..

— Том сделал свое дело! — прервал с выразительным жестом негр.

— Что же дальше? — сказал Боб шестнадцатилетнему янки, спросившему его о голландце.

— Я его видел снова, — отвечал тот после минутного колебания.

Услыша эти слова, негр разразился хохотом. Прочие последовали его примеру.

— Разве мертвые возвращаются? — спросил кто-то из шайки, когда смех прекратился.

— Иногда! — отвечал чей-то важный и звучный голос.

Поднимавшийся было смех при этих словах мгновенно прекратился.

Этот ответ и тон, которым он был произнесен, наполнили ужасом шайку.

— Ба! — сказал наконец какой-то скептик. — Это мнение индейца Мирко. Он сумасшедший!

— Я не сумасшедший! — отвечал индеец, вставая с места и вонзая нож в стол.

Тот, к кому он обратился с этими словами, сделал тоже, и таверна обратилась бы в сцену кровавой борьбы, если бы Боб не помешал этому поединку.

Индеец Мирко был самое странное лицо в этой шайке. Он был силен и неустрашим, и его употребляли для важных предприятий. Его никогда не видели смеющимся, он был мрачен и говорил мало.

О нем было известно только то, что он вступил в это общество мошенников и убийц для того, чтобы исполнить какое-то таинственное мщение.

Он был воспитан индейскими жрецами и говорил, что может вызывать мертвых и имеет дар второй жизни.

Вмешательство Боба было бы, может быть, недостаточно, если бы ему не помогло неожиданное появление какого-то человека, введенного мистрис Кораль.

Это был низенький, толстый человечек, старательно завернувшийся в плащ, скрывавший половину его лица.

Узнав Боба, он шепнул ему на ухо несколько слов и тотчас вышел.

Как были бы удивлены жители Бродвэя, если бы они узнали в этом незнакомце, говорившем с бандитом, почтенного торговца кожами, мистера Нильда.

— Дети мои! — сказал Боб после ухода Нильда. — Я не обманулся. Вам заплатят сегодня вечером в Красном доме.

Восторженное «ура!» приветствовало эти слова, и bar-room мало-помалу опустел.

Вскоре не осталось никого, кроме все еще лежавшей на полу Фанни. От времени до времени она бралась за стакан мятной водки, поставленный около нее кабатчицей, и подносила его к губам.

— Я люблю Боба! — повторяла она бессознательно, устремив глаза на потолок таверны.

В страшном волнении выбежал Роберт де-Керваль из дома адвоката.

Вернувшись домой, он несколько успокоился и начал перебирать в уме происшествия прошедшего вечера и анализировать свои чувства.

Но отдаленность событий уменьшает их значение.

Сидя в своей комнате и размышляя, Роберт нечувствительно изменил то убеждение, с которым он вышел из дома адвоката.

Утро застало его в этих размышлениях. Стук экипажей, шаги ранних пешеходов, глухой шум пробуждавшегося города возвратили ему его обыкновенное присутствие духа. Идя поздороваться с матерью, он уже стыдился своего страха и не решился сообщить ей свои сомнения.