Брин достала носовой платок с вышитым единорогом, шумно освободилась от остатков душевной боли и, немного подвинувшись, похлопала по пустому месту между собой и Нанду. Мара послушно втиснулась, нашла нужный файл и разместила телефон так, чтобы всем было видно.
Все начиналось, как самый обычный отчет о путешествии. Два старика спортсмена, вооружившись селфи-палкой, пытались снять себя на фоне Стокгольмской пристани. Изображение шаталось и сползало, пока пожилые яхтсмены шумно спорили по-норвежски. Видно, выясняли, удалось ли включить камеру и как зафиксировать гаджет.
Потом, наконец, выбрали нужные ракурс, чтобы не слепило солнце, встали у белых перил своей лодки, и широко улыбаясь, завели мемуароподобную шарманку для потомков и дальних родственников. Махали рукой, слали приветы… Шведский хоть и был очень близок к норвежскому, Мара понимала далеко не все. К тому же, ветер попадал в микрофон, заглушая половину слов свистом и шипением.
И когда начало казаться, что этот стариковский видеоблог не закончится никогда, раздался громкий хлопок. Брин вздрогнула и вцепилась в руку Мары, будто что-то взорвалось не на экране, а в комнате. Послышались какие-то крики, изображение уехало, уступив место красной ткани спортивных штанов. Горе-оператор опустил палку. Оставалось только слушать. Один из стариков возбужденно закричал что-то, скорее всего, велел продолжать съемку. Потом телефон открепили от палки, переключили камеру с фронтальной на основную, и на экране возникло море. От одной из лодок валил густой черный дым. Изображение приблизили, и Мара смогла разглядеть логотип Линдхольма. Солнце, которое всегда украшало «Сольвейг». Да, это определенно была она.
– Человек! – универсальное слово и в шведском, и в норвежском. – Человек!
Действительно, в клубах дыма, за первыми языками пламени угадывался силуэт человека. Тот сидел на палубе, словно вокруг него не разгорался пожар, а всего лишь уютно потрескивали поленья в камине.
– Густав, нет! – вырвалось у Мары.
Она знала, что случится дальше, знала, что ничего изменить не в ее силах… Но душу раздирало от бессилия. Увидеть своими глазами… Наверное, она подсознательно откладывала просмотр видео. Сколько раз собиралась, бралась за телефон… И цеплялась то за одно, то за другое неотложное дело. Думала, если пройдет время, будет не так тяжко, но… Вот же он, Густав! Милый, добрый Густав! Неужели он уже был мертв, когда все это случилось?! Ну, мадам Венсан, если это твоих рук дело…
– Аккуратно, ты сломаешь телефон, – голос Брин звучал глухо и отдаленно.
Мара обнаружила, что стиснула несчастный гаджет так яростно, будто это он был виновен в смерти.
– Огненное море, – вдруг сказал Джо.
– Бензин! – кричали за кадром.
Шарахнул новый взрыв и поверхность воды вокруг «Сольвейг» запылала. Точнее, горело разлитое топливо, но выглядело, как адское озеро. Огонь стал таким высоким, а дым – черным и густым, что силуэт пропал. Заверещали сирены, застрекотал вертолет, и видео остановилось. В комнате стало так тихо, что Мара услышала цоканье своих наручных часов.
– Да… – первым пришел в себя Нанду: тишина всегда его нервировала. – И что думаете?
– А это точно Густав? – засомневалась Брин.
Сейчас она как никогда напоминала испуганного ребенка: распахнутые ресницы, округленные в немой надежде глаза… Обсуждать с ней убийство казалось противоестественным, но Мара не могла выдержать этот груз в одиночку.
– Кошкина говорит, что да. Останки сильно повреждены, но что-то там в бедре… И зубы… Она считает, что он был мертв во время пожара.
– Или его чем-то накачали, – Брин обхватила себя руками и зябко потерла предплечья. – Так. – Она вскочила и принялась мерить шагами комнату. – Так, так, так…
– Не мельтеши! – не выдержал Нанду. – Интересно, с чего вообще вдруг «Сольвейг» взорвалась. Я баловался пиротехникой, и уж если началось со взрыва… Ну, одно дело, если бы сам Густав стоял на ногах. Шуровал на палубе… Может, он там барбекю решил сделать?
– А может, играл в боулинг с динамитом? – скривилась Мара. – Глупости. Явно кто-то испортил лодку.
– И почему она взорвалась именно там? – Нанду раздраженно цокнул. – Обидно, что эти динозавры с камерой пропустили самое начало. Но ведь дым шел не там, где бензобак. Бензин потек только потом, и второй взрыв… Нет. Если ты хочешь подорвать лодку и угрохать ее пассажиров, ты лезешь в бензобак. Или двигатель. Но тогда она бы шарахнула на ходу. Или когда он завел ее. Но он был в бухте. И заметьте – отдельно от остальных лодок. То есть больше никто не пострадал. Нет-нет. Это сознательный и точечный удар, и я не удивлюсь, если было специальное устройство и детонатор.
Все молча уставили на бразильца.
– А ведь и правда… – протянула Брин с таким изумлением, будто Нанду только что доказал теорему Ферма. – Это же логично! Но почему Кошкина ничего не сказала?
– Может, она не знает? Или полиция сознательно скрыла, что это взрыв, чтобы не поднялась паника вокруг терроризма? Эти чокнутые журналисты раздули такое… – Мара тряхнула головой.
– Если шведская полиция хоть немного похожа на нашу, они не найдут собачье дерьмо у себя под носом, – Нанду презрительно фыркнул.
И Мара не удержалась от смеха: кажется, Бразилия не так уж и далека от России, как учат на географии. Нанду, получив отдачу на свою шутку, тоже улыбнулся, и короткий момент солидарности чуть не растопил всю обиду, но… Нет. Не растопил. Нанду отвернулся, Мара сделала вид, что очень увлечена отковыриванием заусенцев.
– Так что ты там хотела рассказать? – напомнила Брин.
И Мара выложила свою версию насчет мадам Венсан.
– Правда теперь я не уверена, что это правда, – добавила она в конце. – Если Нанду не ошибся, и это не… как там это слово, когда что-то портят?
– Саботаж? – подсказала исландка.
– Ага. Так вот, если это не саботаж, то убийца был где-то поблизости. На одной из яхт, в порту… И это точно не мадам Венсан.
– Хотя она вполне могла быть сообщником. У нее был доступ к препаратам. Она могла заранее отравить Густава ядом замедленного действия. Или просто дать хорошего снотворного. Мелатонин тут бы не помог, он усыпляет сразу. А вот что-то другое… У нее есть полно ключей. Не удивлюсь, если от маяка тоже. А по острову могла передвигаться в любом облике. Хоть мисс Чанг, хоть Кошкиной.
– Значит, надо предупредить саму Кошкину, – Мара решительно встала.
– Нет-нет, – Брин неторопливо покачала головой. – Спешить не надо. Мы еще не проверили все варианты. И ни в чем не уверены. Как только преступника поймают, перед нашим носом захлопнется дверь.
– Ты о чем? – нахмурился Джо.
– Ну, смотрите, – исландка оживилась, и в заплаканных глазах зажглись знакомые огоньки. – Кошкина заберет подозреваемого в Совет. Задержит до выяснения обстоятельств, так? Допустим, мы правы, и это Венсан. Бац! – Брин громко хлопнула в ладоши. – Дело закрыто. Дальше суд, тюрьма… Все. Мы больше не увидим ни Венсан, ни Кошкину. И как тогда выяснить, кто стоял за спиной доктора? Кто входит в Союз Четырех? Ни-как, – торжествующе подытожила она. – Поэтому сначала мы выясним все, что можно, и только потом сдадим преступника детективу.
Мара понимала: Брин права. Но перед глазами еще стоял пожар, а в нем – маленькая беспомощная фигурка Густава. Человек, который это сотворил, не станет мелочиться. И самим лезть на рожон? Это было чересчур даже для Мары. И, судя по озадаченным лицам Нанду и Джо, для них тоже.
– Да не волнуйтесь вы, – отмахнулась Брин. – Мы придумаем безопасный план. Просто нужен свой человек. Больной. Про нас она, скорее всего, уже в курсе, нам светиться нельзя. А вот найти кого-нибудь, подложить диктофон…
– Нет, – Мара решительно замотала головой. – Даже не думай! С ума сошла! Подставлять кого-то еще! Мбари ходит к ней на перевязку, я поспрашиваю его. Но специально ни о чем просить не буду.
– Конечно, вдруг он пострадает, – хмыкнул Нанду.
– Хочешь быть его куратором? – напрямую спросила Мара. – Хочешь отвечать за его оценки, проступки, наказания? А? Или ты думаешь, что я набилась нянчиться с ним, потому что он такой неотразимый? Я ему нужна! И с учетом того, что скоро ритуал на его земле, он нам тоже нужен. Чтобы разузнать подробности. Может, его вождь один из Союза! Об этом ты думал?