— Я не голодна, — ее ответ больше походил на шепот.

— Я голоден и хочу, чтобы ты ела. Или делала вид, что ешь с аппетитом, поэтому будь добра… — улыбнулся, стараясь скрыть ярость. — Возьмись за голову и выложи все, что знаешь. Не буди во мне зверя.

Она подняла глаза, и от ее взгляда я снова растерялся.

Надежда мелькнула на миг в ее больших глазах и так же исчезла. И если бы не моя наблюдательность, мог бы не заметить замешательства Веры. Однако я видел!

— Итак?

— Я ни за кем не шпионю и никогда не шпионила. А куда Лена влезла — могу только предполагать.

— И?

— Стас, фамилию не знаю. Если только он. Или ради него она могла решиться на подлость, — хмуро произнесла Вера.

— Допустим, — я почувствовал, что «рыбка» клюнула. — Дальше.

— Это вам надо копать, — вздохнула она. Подняла глаза, и я увидел, что в них скопились слезинки. — И знаете, подавайте в суд. Пусть будет — как будет… — Поджала губы, чтобы не разрыдаться. Видимо, действие успокоительного еще не началось, вот и пробиваются настоящие эмоции.

— Обиделись на сестру?

Появился официант с подносом. Он суетился, расставлял все, что нужно, а я смотрел на Веру, не поднимавшую глаз со скатерти, и почему-то верил, что сестра действительно причинила ей боль. Что сговора не было.

Наверно, потому что когда-то сам так же реагировал на предательство.

Что ни говори, но рана от подлости близкого человека, влияет одинаково и на мужчин, и на женщин. Всем одинаково больно.

Вера старательно делала вид, что ест. Вот только ковыряясь вилкой в тарелке, забывала подносить ее ко рту. И ее осанка, когда уходила в себя, теряла горделивость. Настоящий напыженный воробушек, которого придавило, подкосило предательство.

Чуйка никогда меня не подводила, я, послушавшись ее, посмотрел на Веру совершенно иным взглядом. Вытащив телефон, набрал сообщение одному бесценному человечку. Пусть проверит старую работу Веры. Я же ничего не потеряю, если отложу план до следующего раза.

После принялся за мясо. Но ел без аппетита. Разве что смочил горло коньяком. А потом и вовсе захотел остаться один. Хрен с этой праздничной программой.

— Надо ехать? — бросил.

— Куда? — испуганно сжала она пальцы.

— Куда надо, — отрезал, поэтому в салон Вера села снова затравленная.

Молчала, пока мы ехали. И только когда узнала дорогу, ведущую к дому отца, подняла на меня глаза.

Я и сам чувствовал облегчение.

До особняка оставалось рукой подать, когда я дернул за сумочку и вырвал ее из рук Веры.

— Изучу — отдам, — пробурчал. — Или тебе все же есть чего скрывать?

— Нет. Но Виктору Михайловичу не понравится, что я осталась без телефона.

— П-ф-ф, — фыркнул я. Открыл дверцу, обогнул машину и открыл дверцу со стороны Веры. — Вечер завершен.

Наблюдать за ней все же очень интересно. Правда, уже начало действовать успокоительное, и Веру стало клонить в сон. Она боролась с зевотой, но, видимо, перенервничала и теперь, когда ее накрыло, засыпала на ходу.

— Все?! — удивленно переспросила она, через силу смыкая губы.

— На сегодня. На следующую встречу попрошу не употреблять седативных средств, иначе, — прищурился.

Кивнув, Вера пулей рванула на улицу. Запнулась, и мне пришлось поймать ее. Тогда-то я и ощутил, какие холодные у нее руки, несмотря на душный августовский вечер.

Она даже не поблагодарила. Медленно бредя, прошла несколько метров. Обернулась, будто не веря, что все на сегодня закончилось, и, ускорив шаг, рванула к воротам отцовского особняка.

Я сел в салон, достал из бара коньяк, сделал глоток и понял: как рад, что все завершилось.

Вера

На нетвердых ногах я поднялась к себе. Кое-как разделась, приняла обжигающе горячий душ и, завернувшись в махровый халат, плюхнулась на постель.

Максим и правда подлец. Подлец и мразь. А еще я теперь точно знаю, что не могу лечь с мужчиной под принуждением. К черту контракт, к черту деньги. Матушка готова продать квартиру ради Леночки, что ж, пусть. Я же буду думать, как обеспечить матери угол и самое необходимое. А сестричка пусть сама крутится. Умеет делать подлости — пусть и расхлебывает. Да, придется тяжело, придется тянуть лямку кредитов. Зато психика останется целой.

Иного выхода нет. У меня больше не осталось иллюзий — если бы Максим сегодня настоял… Если бы у нас был секс — это бы меня сломало. Однозначно. Я бы смогла перетерпеть унижение, даже боль, если бы что-то случилось с мамой, но ломать себя ради неблагодарной предательницы… — нет!

На меня и так обрушились проблемы, которые нужно срочно решать. Надо поговорить с Кёлером-старшим…

Стоило подумать о предстоящей беседе, как сообщу ему, что его тайна вскоре перестанет быть тайной… — от волнения скрутило живот.

Мне такого врага только не хватало ко всем бедам! И все спасибо Ленке.

Блин! Как решать проблему?

Поднявшись на ноги, я принялась метаться по комнате, придумывая варианты. Представив, как вот прямо сейчас буду вытаскивать его из кровати и тащить на важный разговор, истерично хохотнула. Идеально придумала, Вера.

Приняв снотворное, я рухнула в постель, свернулась калачиком и прикрыла глаза. Утром. Я поговорю с ним утром. Обязательно.

«Хорошие таблетки», — подумала, когда утром едва-едва разлепила глаза под «приятную мелодию, которая поможет вам проснуться счастливой». Надо отметить, что это уже пятая мелодия из этой подборки, и я ее уже ненавижу.

Удивительно, но этим утром я чувствовала просто нереальное облегчение. Решение принято, путь выбран — осталось принять последствия.

Завтрак, неспешный разговор ни о чем Анной Дмитриевной и выезд на работу.

Когда приехала в офис, спокойствие закончилось. На ватных ногах я прошла мимо Анечки — секретарши старшего-Келера, подошла к красивой темной двери и постучала.

— Вера, — удивился он моему поведению. Наверно по стуку понял, что я не в порядке.

— Виктор Михайлович, — зашла я в просторный кабинет, тихо притворив дверь. — У меня к вам сверх конфиденциальный разговор.

Он нахмурился, однако выдержано поинтересовался:

— Это терпит?

— Нет.

— Василий, — позвонил по селектору Виктор Михайлович, — через три минуты.

Это значит: у нас есть ровно столько, чтобы спуститься и сесть в машину. Отрываться от дел Келер не любил. Злился, если отвлекали по ерунде, однако сейчас он принялся верное решение. На работе поговорить не удастся, в кафе тоже не вариант. Не в нашем случае.

В молчании мы спустились. Потом в тишине ехали до небольшого скверика. Я уже успела запаниковать и пожалеть, что не взяла с собой успокоительное. Конечно, от пустырника и валерианы толку нет, но вот что-нибудь посильнее могло помочь. Благо, что у меня нет проблем с рецептами…

«Тихо, не хватало еще подсесть на таблетки», — рявкнула сама на себя.

Выйдя из машины, мы с Виктором Михайловичем углубились в сквер.

В начале сентября погода чудесная. Солнце ласкало кожу. Над головой шелестела зеленая, едва тронутая желтизной листва. Я глубоко дышала, пытаясь успокоиться, но не выходило. В костюме уже спина взмокла от перенапряжения.

Когда нас миновали две мамочки с колясками, Виктор Михайлович кашлянул поторапливая:

— Итак?

— Моя сестра воровала информацию в фирме вашего сына, — глядя строго перед собой, произнесла я. — Максим Викторович поймал ее, но наказать решил меня. Он считает меня вашей любовницей и одновременно шпионкой.

Келер-старший фыркнул. Я помолчала и продолжила:

— Он не стал вызвать полицию, решив, что лучше меня шантажировать.

Виктор Михайлович вздохнул.

— Вчера он пугал меня тем, что… — горло охватил спазм, и я начала задыхаться. Пришлось приложить силы, чтобы продолжить: — Он сказал, что я буду платить телом до тех пор, пока не выдам того, кому сливала информацию. Но я этого не делала!