Многие магазины все еще работали, выставляя напоказ пряности и шелка, одежду и товары для дома, жареных уток и куски свинины, сладости и еще множество восточных снадобий и других изделий, которые  не смог идентифицировать. Все это освещалось ярким светом фонарей-молний или гирляндами цветных электрических лампочек. Витрины некоторых магазинов были превращены в кухни на открытом воздухе с большими мангалами, от которых в ночное небо спиралью поднимались дымы и искры. Покрытые потом повара трудились над гигантскими котлами, бросая в них лапшу, кусочки мяса, овощи и опорожняя ковши с соусами. Пар от готовящейся еды смешивался с дымом, и время от времени капли масла, падая на раскаленные бока котлов, возгорались вспышками желтого адского пламени. Я вдыхал соблазнительный аромат экзотической пищи, смешанный с кислым запахом древесно-угольного дыма, едкой вонью сточных канав и благоуханием женских духов. Я был здесь много раз, но до сих пор сохранил в себе частичку того чувства удивления и радостного настроения, с которым я, молодым человеком прямо из Англии, встретил эти места.

Улица была закрыта для транспорта и заполнена столами и стульями, которые были заполнены множеством поглощающих пищу и напитки людей. Среди столов шныряли мальчишки, предлагая различные блюда, пиво "Тайгер" и другие, не так легко идентифицируемые, но более мощные, напитки.

Я сошел на берег с Брайаном Крампом, плотником. Есть такие, которые считают странным, что капитан водит компанию с плотником, но мне было безразлично, что обо мне думают, а у меня с Крампом было много общего. Мы оба родились на берегу устья Темзы. Крамп — на эссекской стороне — был наполовину цыганом и носил золотое кольцо в мочке уха. На его правом бицепсе был вытатуирован черный ворон, на тыльной стороне ладони правой руки — ухмыляющийся череп, и на тыльной стороне ладони левой руки якорь. А я родился со стороны Кента в семье потомственных рыбаков и контрабандистов. Один из моих предков разбойничал вместе с Диком Турпиным[16], и конец его жизни был предсказуемо ужасным. Мы оба стали сиротами из-за Великой войны и воспитывались в институциях, где, чтобы выжить, научились быть грубыми и жестокими. Но мне повезло больше Крампа. Мой дядя нашел мне место на баке каботажной шхуны, а затем заставил меня учиться на судоводителя.

Крамп же, оставив детский дом, окунулся в жизнь насилия и преступлений. Днями он работал матросом на неуклюжих баржах, передвигавшихся вверх и вниз по Темзе с помощью приливо-отливных течений и рулевых весел. По ночам он присоединялся к "береговым пиратам" — бандитам, которые грабили суда, ошвартованные в лондонских доках. Неудачная попытка ограбить лайнер компании "Пи-энд-Оу" отправила его в тюрьму Вандсворт. Выйдя из тюрьмы, он как-то ухитрился получить место матроса на старом убогом "Портнисе", где оказался и я. Капитан был слабым и таким же убогим, и на судне верховодил старший механик с бандой приспешников, которые обманывали и обкрадывали как владельцев, так и других членов команды. Одним из вожаков был Бегли, и он решил показать новому старпому, кто здесь хозяин. Произошла жестокая драка, но Бегли оказался не в форме, и когда я его нокаутировал, то убедил его остаться лежать, жестко обработав тяжелыми башмаками. После этого мне пришлось следить за своей спиной, и однажды на меня напали стармеховы прихлебатели. Если бы не Крамп, то не избежать бы мне жестокого избиения или чего похуже, судя по инструменту, который они использовали. По окончании рейса я был рад списаться с этого корыта, а получив командование "Ориентал Венчуром", дал знать об этом Крампу, и он с удовольствием воспользовался моим приглашением. Не могу сказать, что он полностью исправился, но мы понимали друг друга, и его хорошо было иметь за спиной в неприятных ситуациях, которые порой случались.

Мы сели за пустой столик и были моментально обслужены: только что приготовленный жареный рис, лапша, мясо и овощи, сопровождаемые ледяным пивом "Тайгер".

— Мак-Грат первый раз в Сингапуре, — сказал Крамп в промежутке между поглощением пищи. — В полночь он сдаст вахту, и я ему сказал, что буду здесь на случай, если он захочет попробовать заливного угря с портером.

Я усмехнулся:

— Ему должно здорово повезти, чтобы найти здесь это. Во всяком случае, заливного угря.

Странно, как из-за каких-то незначительных вещей всплывают в памяти болезненные воспоминания. Заливной угорь во времена моего детства в Ист-Энде был основным продуктом питания. Его ели все, в том числе и я, когда был голодным, но я ненавидел это блюдо. Куски отварного, словно сделанного из резины, угря в желатине, который вонял так, как будто был сделан из коровьих копыт с налипшим на них навозом. Крамп же оставался типичным ист-эндцем, гордящимся своим происхождением и говорящим на диалекте кокни, сдобренном воровскими словечками и рифмованным жаргоном. Например, "котлы" — это сокращение от котелка и полки камина, которая ассоциировалась с карманом, который служил сокращением для карманных часов, которые... Чтобы это понять, надо там родиться.

Я знал, что не должен стыдиться своего происхождения. Не было моей вины ни в том, что отца убили на войне, ни в том, что мать, оставшись без средств к существованию, скатилась до пьянства и проституции, которые вместе убили ее.  Я не мог ничего поделать с этим. Но мой кентский акцент, о котором учитель ремесленной школы, демонстративно зажав нос, говорил, что от него несет сильнее, чем от сточных канав Уоппинга — совсем другое дело. В средних классах я колотил одноклассников, которые насмехались над моим акцентом, пока до меня не дошло, что проще научиться подражать их округлым гласным и четким согласным. Это не делало меня джентльменом, но правильный выговор давал преимущество в виде сомнения — по крайней мере до тех пор, пока действия не говорили сами за себя. Даже теперь, разозлившись, я старался сдерживать себя от применения насилия.

Мы еще ели, когда Крамп заметил Мак-Грата и помахал ему. При виде Крампа лицо юноши озарилось широкой улыбкой, которая тут же погасла, когда он увидел меня за тем же столиком. Он осторожно присел на свободное место.

— Расслабьтесь, третий, — сказал я, подав знак одному из мальчишек. — Вы не на службе, так что наслаждайтесь приятным вечером.

— Что ты об этом думаешь, Джеймс? — спросил Крамп, обводя рукой окружающее. — Бьюсь об заклад, ты не видел ничего подобного в Сиднее, или откуда ты там.

— Конечно, там, откуда я, только овцы, скот, пшеница и фермеры. В Сиднее есть китайцы, но я с ними не пересекался.

Перед Мак-Гратом появились тарелка с едой и бутылка пива, и мальчишка вручил ему ложку. Юноша с опасением покосился на стряпню, где мелкие кусочки мяса и овощей плавали в дымящемся пикантном соусе.

При виде его ошеломленного лица Крамп громко рассмеялся:

— Да, для привыкших к мясу и картошке это выглядит необычным. Но не смотри на внешний вид, положи себе в тарелку риса или лапши, перемешай ложкой и ешь.  

Мак-Грат, осторожно водя ложкой по своей тарелке, широко открытыми глазами наблюдал, как Крамп палочками ловко доставляет еду с тарелки в рот.

— Палочки, — объяснил Крамп. — Китайцы ничем иным не пользуются. Не беспокойся, для гуайло они всегда подают ложки.

— Гуайло?

— Так они называют белых людей, это означает "круглые глаза".

Мак-Грат осторожно поднес ложку ко рту и начал задумчиво жевать содержимое. Я хорошо представлял, что он никогда ничего подобного не пробовал: смесь ароматов, сладкое, соленое и кислое одновременно, хруст свежеприготовленных овощей в сочетании с шелковистой мягкостью нежного мяса. Затем он широко открыл рот, глубоко вздохнул и схватил бутылку пива.

Крамп снова засмеялся:

— Извини, забыл тебя предупредить: соус очень острый, сильно жжет, но ничего, привыкнешь. Гаси пожар пивом.