Это был двухэтажный дом, и его строение противоречило логике. Ванная комната с туалетом находилась на первом этаже посередине, зажатая двумя комнатами, и только через них можно было пробраться к сортиру и раковине. Лестница на второй этаж вела исключительно из ванной. В доме будут жить 10–12 человек, и каждому нужно в душ или посрать. И пока они заняты своими делами, ни спуститься, ни подняться по-человечески невозможно. Есть только один способ: с лестничного пролёта пролезать через узкое окно, складываясь вдвое, и выпрыгивать в кухню. Точно также подниматься. Мне рассказали историю этого дома. До нас его занимала чернокожая старуха, помешанная на кошках. Она приютила сорок уличных кошек, а потом бездомного мужика, который помогал ей ухаживать за животными. Недавно старуха отдала концы, а бродяга продолжал гнить в пустом доме с кисулями, которые ссали где попало и линяли. Дом покрывался язвами, запах экскрементов выбивал стёкла соседских домов, так что срочно требовалось вызвать санэпидемстанцию и спасти район от кошачьей чумы. В дом явилась настоящая хозяйка и приказала бездомному выметаться к чёртовой матери. Мужик почему-то уверовал в то, что жилище оставили ему, это всё привело его в дикую ярость, и он устроил хаос, разбив всю мебель. Безумца скрутили и вывели вон вместе со всеми кошками, однако, запах кошатины стоял в доме до сих пор, что могло довести меня до аллергического припадка.

В саду перед мангалом развалился грязный оборванный диван, над ним с дерева свисал зонтик. Рядом с диваном примостились кожаное чёрное кресло, как у топ-менеджера в кабинете, и грязно-жёлтая сидушка, как у бомжа на улице. Места хватит всем. Уже ночью мы расположились в саду и жарили сосиски. К нам присоединились американцы Билл и Зое. Билл напомнил мне Валеру. Высокий, как секвойя, в интеллигентских очках, за которыми прячутся саркастические глазки. У Билла калифорнийский акцент. Он растягивает гласные, когда говорит «yeah, man, cool, man». Мы заговариваем о Генри Миллере, о битниках, и Билл предлагает поехать на Биг-Сур. Просто взять палатку, положить в тачку, и выехать в ближайшие выходные. Он пока здесь, но скоро отправится путешествовать в Норвегию, так что у нас остаётся совсем немного времени на задуманное.

В сад буквально запрыгивает Алекс, он идёт так быстро, словно под амфетаминами, идёт, раскачиваясь, будто в его мозгу дискотека. Алекс – комок грува и смеха. Его шляпа и жёлтые очки выдают в нём питерца. Алекс похож на рейвера, сбежавшего с Крестовского острова. Он только что пришёл с тусовки стартаперов, поэтому он такой заведённый, и рассказывает об уникальных возможностях втянуться в деловую компанию Сан-Франциско и получать заказы. It’s a big deal, guys9, говорит он, и его зрачки расширяются. История Алекса – безумие. Он уже шесть лет живёт в Америке нелегалом. Четыре года он прожил на Гавайях. Спал на пляже, серфинговал, жрал насекомых, превратился в туземца и затерялся между Кауаи и Молокаи, пока не переехал в Чикаго. Алекс не вспоминает о Питере и радуется, что оборвал с Россией все связи. Его место – здесь. Теперь его, как и многих других обездоленных или слишком весёлых, приютила Калифорния. Она вытянулась вдоль побережья Тихого океана, выпрямив стан, как женщина. Её лоно способно вместить в себя целый континент. Ноев ковчег с Арарата держал путь сюда и бросил якорь у Золотых ворот. В этом штате распылены воспоминания о рае. Запретный плод легализован. Благополучие человека зависит от его самоконтроля. Ты можешь ходить по улице голым и трахаться в подворотне, но не подцепишь сифилис, потому что калифорнийское солнце продезинфицировало твои чресла. Вливай струи жизни в танцующие улицы Сан-Франциско, города, где бродит вирус гедонизма. Open your mind10, говорят тебе здесь, это необходимо понять.

Суть искусства состоит в том, чтобы оказывать сопротивление хаотичному движению мировых сил в сторону окончательного разрушения, лечить тяжёлые болезни и обезвреживать заражённые точки. Искусство динамично и чувствительно тогда, когда в нём не остается понятия «искусственный». Противоречие в этом слове заложено для того, чтобы сдерживать направление того искусства, которое стремится преобразиться в движение, выйдя из статичного положения. Человеку необязательно писать картины, заниматься музыкой и литературой, чтобы быть художником – им может быть отец, вырастивший детей и отучивший их плевать на землю. Мир, который катится в западню, становится мишенью для подлинного искусства. Произведение искусства подлинно тогда, когда оно торжествует над страхом. Между боязнью войны и боязнью танцевать нет никакой разницы. Танец – победа над войной, даже если стреляют в соседнем квартале. Направляйте на нас свои танки, сбрасывайте бомбы, мы будем смеяться вам в лицо, мы будем эякулировать на ваши флаги. Мы затанцуем вас до смерти. Попробуйте настроить нас друг против друга, посмотрим, как у вас это получится. То, что случилось с русскими и украинцами, не означает, что вы можете самодовольно потирать свои потные ручонки. Давайте, попробуйте заставить меня ненавидеть Ханну, Вадима, Стаса, моих одесситов и харьковчан, попробуйте натравить на меня своих сепаратистов. История Донбасса – это история вашего собственного поражения. История Палестины, Абхазии, Приднестровья, Карабаха, Сирии – это заваренная вами каша, которую мы должны расхлёбывать, но хотелось бы обойтись без вашей помощи. Обращаясь с нами как с пушечным мясом, вы ставите себя в ужасающее положение в наших глазах. Мы смеёмся над каждым вашим нападением, только так мы можем обезоружить смерть, которую вы собой олицетворяете. Язва усталости разъедает почву, на теле земли все признаки бубонной чумы. Дворцы, построенные на костях, рано или поздно провалятся в преисподнюю. Мировые силы пожрёт лихорадка, скоро не с кем будет воевать. И пока вы будете истреблять друг друга, мы поднимемся на Священную гору и будем вылавливать тех, кого ещё можно спасти. Мы устроим великую оргию и зальём белым огнём все ваши города и страны, выросшие на крови. Вам просто будет нечем дышать, потому что воздух любви отсутствует в ваших лёгких. Вы зарядите пушки своими атрофированными яйцами и направите дуло в сторону Священной горы, но ваши яйца не долетят до нас, потому что они лишены семени. Они бесплодны.

История мира учит нас тому, что надо как можно скорее отказываться от культа личности и гордости. Нам больше нечего завоёвывать, потому что мы не обороняемся, общаясь друг с другом. У нас нет границы, различающей нас, и нет пограничников, проверяющих паспорта. Мы раз и навсегда порвали со всеми религиями, со всеми убеждениями, принципами, правилами, сводами законов, письмами, поучениями, со всей этой нечистью, которая заслоняет солнце от глаз. Поэтому нам незачем воевать. Вся суть войны в том, чтобы навязать свои убеждения. Мы отказываемся от убеждений, чтобы нам нечего было навязывать.

Ханна очень переживает из-за того, что происходит на Донбассе. Ханна прекрасно понимает, что русский не должен ненавидеть украинца просто потому, что он украинец – и наоборот. Вся эта ситуация – издевательство над человеком, которого ежедневно бросают на лопатки и заставляют испытывать ненависть. В человеке пробудили зверя, который запутывается в потоке информации как неопытный путешественник в лианах. Градус слишком сильно накалился. Русских снова запугали врагами. Вокруг одни недруги, и они хотят нас уничтожить, поэтому давайте закроемся в своих границах и будем смотреть на иностранцев с недоверием и злобой. Все хотят нам поднасрать, говорят по телевизору, к нам посылают агентов под прикрытием, чтобы расшатать наши славные домострои. Госдепартамент США хуже, чем дьявол. Заговор против русских, поэтому давайте давить зарубежные продукты на границе, ведь они заражены психотропным свинцом, пестицидами, инсектицидами, этиленгликолем, мышьяковистым водородом, аммиаком, фосгеном и угарным газом. Мы дышим отравленным воздухом, идущим с запада, разлагаемся и гниём, поэтому пора заместить его воздухом русским, очищенным через духовные фильтры. Мы – нация героев, а героям нужны противостояния, поэтому мы рождаемся с оружием в руках и ядерными боеголовками за пазухой. Не подходи, европеец, пошёл прочь, американец, мы раскрошим тебе голову радиоактивным крестом. Мы повесим портрет твоего президента на позорном столбе, вымажем ноги в дерьме и будем бить мерзавца по роже. А завтра мы собьём человека на трассе, подкупим судей и пустим его по миру. Послезавтра мы доебёмся до прохожего и отхуярим его в подворотне, потому что нам скучно, и чешутся руки. Через неделю мы заподозрим соседа в измене Родине и выколем ему глаза. Нам всё можно, и ненависть наша священна.