И во всем этом бурлящем коктейле эмоций не было ни капли смирения, ни крупинки страха... и уж точно не было даже намека на желание сдаться.

   Возможно, это потому, что послание, которое вложил Адам в этот спектакль, не содержало в себе никаких "сделайте так, а не то..." В нем было только одно: "Я уничтожу все, что тебе дорого". Точно такое же послание он передал всему миру во время Прорыва Гленн, убивая без разбора и людей, и фавнов, его же планировал отправить во время фестиваля Витал.

   Он остановился в трех шагах, когда Адам нажал на ножны чуть сильнее, заставляя Хонга склонить голову. С трудом оторвав взгляд от своего главного врага, он быстро взглянул на свою команду.

   Хонг, эта отравленная заноза в заднице, беспардонный, наглый, начисто лишенный любых тормозов... и который раз за разом отказывал высокому начальству в Атласе, предлагавшем ему свою команду, ресурсы и лидерство - потому что его мама сказала ему держаться Брауна. Его ярко-рыжая шевелюра превратилась в бесформенную кроваво-оранжевую массу, одного острого лисьего уха не было вовсе, на затылок давил ствол ружья, но залитое кровью лицо кривилось все в той же злой усмешке, что всегда словно сама собой проявлялась на нем в бою.

   Скарлет, фавн-койот, что с трудом уживалась даже со своей командой, найдя в Хонге собрата по разуму и товарища по бесконечной грызне по любой мелочи. Койоты были стайными животными - такой же была и Скарлет: не было для нее существ ближе, чем двое товарищей по команде и вожак, которого она выбрала сама. У нее даже Проявление такое было: она могла призвать себе на помощь копию тех, кого считала своей стаей. Копии не могли использовать Проявления оригиналов, но сам факт... Она, привязанная за плечи, локти и колени к стулу, тихо скулила от боли, не в силах даже зажать длинную рану, располосовавшую по диагонали грудь. Алый клинок Адама, прижатый к шее, не давал ей даже головой пошевелить.

   Курай, этого скрытного, невзрачного до полной незаметности фавна, чьим животным прототипом был гигантский паук-охотник, нигде не было видно. Браун, даже спустя два года знакомства, понятия не имел, что происходит в его голове и каков он на самом деле. Каждый фавн во многом походил на свое животное-прототип, по характеру и повадкам - это давало расистам повод называть его народ животными. Фавны-насекомые... отличались сильнее всех - слишком далеки были прототипы от человечества. Моррон прекрасно понимал, почему таких недолюбливали и сами фавны: даже у него поведение Курай, а особенно - четыре тонких мохнатых паучьих лапки, временами пускали стада мурашек по коже. Он молчал большую часть времени, внимательно слушал, что ему говорят, когда открывал рот - никогда не говорил глупостей... но когда выходил на охоту, безжалостнее хищника просто не существовало на свете.

   Где сейчас был тот, кому Браун доверил свою команду на время отсутствия? Убит и лежит вместе с остальными, превращенный в кровавые декорации этой отвратительной постановки? Сбежал, бросив всех, когда понял, что победы не будет? Прячется где-нибудь на самом видном месте, задействовав свое Проявление, с паучьим хладнокровием ожидая удачного момента?

   Неважно. Все неважно. Прямо здесь и сейчас не имели значения погибшие друзья, раненные или пропавшие члены команды, его собственная жизнь и даже Блейк и Фонарик. Важен был только враг напротив, будущее его народа... и равенство фавнов, будь оно трижды проклято!

   Адам был почти таким же, каким его помнил Браун с четырнадцатилетнего возраста. Высокий, подтянутый, в неизменной черно-красной одежде и белоснежной маске с алыми узорами, закрывающей верхнюю часть лица и двумя багровыми загнутыми рогами, торчащими из спутанных рыжих волос. Моррон помнил свой удар в последнюю их встречу - он бил в правый висок, а Курай позже сказал ему, что лидер Белого Клыка Вейл потерял в том бою глаз. Прямо сейчас он не видел никаких повреждений - маска скрывала все.

   Только сейчас он осознал, что Адам почти не снимал эту маску в последнее время - даже в лагере, среди своих. Белый Клык надел маски, напоминающие о Гримм, в качестве вызова: "Вы называете нас чудовищами, отвратительными химерами... что ж, значит, мы будем ими". Они притворялись монстрами, чтобы вселить страх... и пропустили момент, когда маска перестала быть таковой, превратившись в истинное лицо.

   Адам Торус давно мертв - его тихо и незаметно задушил во сне Гримм, маску которого он носил, существо без жалости и сострадания, единственным предназначением которого было нести смерть и разрушение. Прямо сейчас, замерев напротив, безуспешно вглядываясь в узкие смотровые прорези маски, он пытался понять: глаза за ним - зеленые, как раньше, или уже ярко-алые?

   Наверное, он должен был что-то сказать - это был самый важный бой в его жизни, против человека, которым он восхищался многие годы. Они были не одни на этом складе - Браун не уделил им внимания, но вокруг были десятки фавнов в стальных забралах Белого Клыка. Они слушали, они смотрели... они ждали развязки.

   Он пытался найти слова, произнести хоть что-то... но единственное, что приходило в голову, было:

   - На что ты рассчитываешь, Адам? Как это, - он обвел рукой склад, превращенный в одну большую залитую кровью декорацию. - Может привести нас к равенству?

   Гримм в облике его учителя ответил не сразу. Сначала - он чуть шевельнул ножнами, заставив Хонга повернуть голову, открывая вид на кровоточащую рану: чей-то удар, помимо уха, содрал скальп с черепа. После - дернул клинком, царапнув шею Скарлет, добавив еще одну струйку крови, почти незаметную на фоне остальных.

   - Равенство с кем? - наконец презрительно сказал он, почти выплюнув следующее слово: - с людьми?

   - В этом цель, - рыкнул Браун, не отрывая взгляда от белой маски. - Ты сам учил меня.

   - Я ошибался и был слишком слаб, чтобы сделать, что должно. Зачем нам равенство, когда мы можем получить превосходство? Зачем нам люди, если мы можем прожить и без них?

   - Зачем нам фавны, которые не хотят превосходства? - продолжил Браун. - Зачем нам фавны, что хотят просто жить в мире и спокойствии? Зачем нам все те шахтеры, рабочие и строители, что погибнут, когда ты начнешь вершить свою месть? Вне зависимости от того, победишь ты в Вейл или проиграешь, Королевства не оставят это без ответа. И страдать от их гнева, государственного и народного, будем не ты и не я, а те, ради кого мы начали все это - наш народ. Фавны.

   - Больше никаких полумер, мой трусливый ученик, - оскалился Адам. - Они или отступят, или сгорят.