***

Тсуна тяжко выдыхает, окидывая взором местность ещё раз. Родной город, родные улицы, родная земля. Так много старых воспоминаний, так мало настоящего счастья. И всё это исчезнет буквально через несколько минут. На пальцах от волнения полыхают крошечные огоньки янтарного пламени, готовые слиться и своей мощью уничтожить всё в округе.

Тяжёлый спёртый воздух грузно оседает в лёгких и в мыслях, не принося никакого успокоения. Невесомые пепелинки, летящие с неба на землю, растворяются в огоньках пламени, умирая навечно. И так же навеки исчезнет то, что Тсуна видит перед собой. Намимори уже давно не тот. Укрытый пеплом и снегом — будто усопший — белой тканью, готовящийся кануть в небытие раз и навсегда. В округе так тихо, словно они единственные в этом городе, в этом кусочке, что ещё немного напоминает о них самих. Но это ощущение обманчиво. Опасность таится везде и неизвестно когда сделает очередной удар.

Сердце в груди громко бьётся, заглушая мысли и переживания. Позади Тсунаёши стоят остальные ребята, которые тоже прощаются с этим островком памяти. Вместе с ним будут погребены и светлые воспоминания их беспечных дней. Лёгкие сжимаются, а в уголках глаз, впервые за долгое время, собираются слёзы, тут же скатывающиеся по щёкам. Больно. Совсем немного, но больно.

Ладони сжимаются в кулаки, ногти неприятно впиваются в кожу. Такая лёгкая мимолётная боль немного успокаивает, отрезвляет голову от ненужных и тяжких мыслей. Перед глазами больше не расплывается. Тсуна понимает, что был бы не против того, чтобы в самый последний напоследок хоть раз увидеть заходящее солнце на фоне города. Но сейчас день, а в вышине, над головой, только серое блеклое небо, с которого сыпется пепел и снег.

Ему тяжело собраться, решиться, наконец. Но это надо сделать. Времени немного и нельзя уже тянуть дальше. Тяжёлый вдох и лёгкий выдох, и в мыслях вроде как стало чуточку яснее. Ладони мягко обвивает янтарное пламя, в котором будто полыхает вся вселенная, переливаясь и взрываясь мириадами звёзд — такими далёкими и недосягаемыми. Скоро будет конец, и ему немного, но страшно, но это единственный выход.

Тсунаёши выставляет руки вперёд, размеренно дыша и поудобней упираясь ногами в землю. Пламя полыхает, колышется на ветру и, поддаваясь намерениям неба, растёт, увеличиваясь в объёме. Такое приятное тепло и такая ужасающая сила. Кулаки разжимаются, ладони направляются строго на город, и Тсуна в последний раз тяжко выдыхает, наконец, выпуская пламя на свободу. Кажется, свет от взрыва освещает всю Японию, всю их клетку, хотя кто его знает. Яркое янтарное пламя извивается, стремительно несётся вперёд, уничтожая всё на своём пути, сжигая дотла пепел и покорёженные, израненные катастрофой дома. Внутри Тсунаёши горят лёгкие, а сердце, кажется, тоже взрывается сверхновой. В голове лентой кинофильма пробегают воспоминания, связанные с этим городом, с этим островком рая, и клеткой, что заточила их тут. Его фигура юношеская, ещё не до конца сформировавшаяся, на фоне буквального янтарного зарева кажется такой сильной и стойкой.

Вокруг стоит гул и свист ветра, затравленный дальний вой тварей, что пугаются такой чертовщины. Пламенный купол накрывает большую часть города, выжигая его почти под основание, так что остаётся только асфальт и земля, с глубокими трещинами, словно ранами после землетрясения. Тсуна опускает руки, тушит пламя и выдыхает, борясь с собой, по щеке катится очередная хрустальная слеза. Город уничтожен.

Все молчат. И в этот момент молчание приходится как никогда кстати. В воздухе, кажется, всё ещё сверкают мелкие искорки звёзд, переливающиеся всеми цветами радуги. А с неба на очищенную землю новой тонкой вуалью опять ложится пепел и снег. Теперь перед ними пустырь, даже не напоминающий о том, что раньше тут стоял город. Вот только стоит обернуться, как сердце замирает у каждого. Их общий дом цел и невредим, стоит среди других домов, и вот оно последнее болезненное напоминание, что Намимори ещё жив, ещё существует не только в их воспоминаниях, но и в реальности.

И пусть так и останется. Пусть это будет последним ударом по их сердцам. Они уже готовы расстаться с этим городом, с этой землёй. Только бы сбежать, только бы спастись. Они сумеют, они справятся. Они сильные.

***

Спустя несколько недель боль и воспоминания почти не ранят души. У каждого по-прежнему есть своё дело, которому они полностью себя отдают. Киоко счастливо улыбается. После зачистки территории у девушек появилось немного больше свободного времени, которое они полностью потратили на костюмы. Теперь их творения ровной стопочкой лежат на диване, дожидаясь своих хозяев.

Девушка встаёт с дивана и берет несколько костюмов в руки. На дворе уже глубокая ночь, но никто не спит, кроме детей, которые провалились в сон, прямо в гостиной пока помогали заканчивать с одеждой. Она немного мнёт в пальцах тёплую тёмную ткань, улыбаясь сама себе — её безумная идея воплотилась. Причём, сшить оказалось намного проще, чем предполагалось с самого начала. Возможно, здесь сыграла роль того, что она не одна занималась этим делом. У неё было достаточно помощи. Но, в конце концов, результат оправдал ожидания, и у них вышли хорошие костюмы. Киоко окидывает взглядом всю ткань, что осталась и едва улыбается. Когда будет свободное время на корабле, можно будет сшить ещё. А пока хватит и этого.

Сасагава прикрывает дверь в гостиную, покидая комнату и сжимая в руках костюмы, направляется в сторону спален. В них сейчас никого нет, потому что все заняты работой, но скоро ребята устанут и отправятся отдыхать. Свободной рукой девушка проводит пальцами по стене, рисуя неровные невидимые линии. Первая спальня встречает её ожидаемым полумраком и полнейшей тишиной. Она раскладывает костюмы по кроватям, зная, что ребята и сами уже с нетерпением ждут, когда же можно будет посмотреть на работу девушек. С остальными комнатами она проделывает то же самое, что и в предыдущих, а после, возвращаясь в гостиную, по одному переносит детей в их спальню, укладывая спать.

Киоко потягивается, слегка зевает, но понимает, что сна нет ни в одном глазу. Усталость приятно разливается по мышцам и всему телу, но как таковой сонливости она не чувствует. В коридоре раздаётся хлопок входной двери, на который девушка тут же вылетает из комнаты, сразу же почти автоматически, кладя руку на ствол пистолета, висящего в кобуре на поясе джинсов. Но она тут же успокаивается, как только замечает брата и Кена, наконец, вернувшихся из соседнего города. Те отправились в него ещё рано утром и только сейчас вернулись.

— Как вы? — девушка тут же идёт на кухню готовить ужин, пока мальчики следуют за ней, разминая мышцы после тяжёлого дня.

— Могло бы быть и лучше, — устало выдыхает Кен, падая на стул в кухне, сразу же прикрывая глаза. — Я не представляю, как мы всё будем таскать сюда. Даже на машине это будет неудобно.

— Для машины нужно ещё дороги прочистить, а это займёт слишком много времени, у нас столько нет. Придётся всё вручную перетаскивать, но и на это потребуется уйма времени и сил.

— Но там же есть, что перетащить сюда? — тихо интересуется Киоко, обдумывая последние слова брата.

— Есть, еды там много, как и воды, всё, правда, мёрзлое, но так даже лучше, дольше сохранится. Поискать одежду будет не трудно. Вся проблема в том, что это перетаскивать сюда придётся долго, даже с нашей скоростью.

— В любом случае, нам не остаётся ничего другого, поэтому думаем приступать к работе уже завтра.

— Вы сначала покушайте и отдохните, — Киоко ставит тарелки с едой перед парнями, улыбаясь, когда те начинают с аппетитом восстанавливать силы. — Я понимаю, что времени у нас немного, но нельзя же себя доводить до болезненного состояния.

— Не волнуйся, Киоко, всё с нами будет нормально, — улыбается Рёхей. — К тому же, после взрыва сверхновой твари, похоже, попрятались, потому что в городе мы их не видели.

— Будет гадко, если они всё же вылезут из своих укрытий. Нам тогда придётся ещё и с ними разбираться, — добавляет Кен.