— Что нам делать? — тихий шёпот Киоко ничуть не успокаивает. — Вы же не отрубите ей ногу, чтобы присобачить новую!

Она впервые на своей памяти ругается, дрожит всем телом, но продолжает трясущимися руками обмывать рану чистой водой.

— А что нам делать?! Мы не знаем, что будет после укуса этих тварей! Хром, плевать! Быстро погружай её в иллюзию. Рёхей, подай жгут с того стола!

Крик Хаято пугает Хару. Она уже даже собиралась подняться, но её насильно укладывают обратно на ледяной стол чужие руки. Очень знакомые.

— Лежи и не рыпайся, Докуро, — Миуру всю трясёт от тихого голоса облака. Поэтому она пропускает тот момент, когда на её лоб опускается небольшая тонкая ладонь, а нежный голос начинает убаюкивать.

— Закрой глаза, Хару-чан, и смотри сон… — последнее, что Миура запоминает перед темнотой — сладкий запах цветов.

Гокудера мимолётно бросает взгляд на спящую девушку и с беспокойством оглядывает весь отсек. У них нет чёткого плана. Всего лишь Хром с её иллюзиями, Рёхей с пламенем солнца, Киоко, прибежавшая Бьянки и Кёя, который знает, что необходимо делать. И, конечно, сам Хаято. Руки страшно дрожат. Он даже боится думать о том, что собирается сделать. Но он это делает. Его начинает тошнить от запаха крови и металла. Тело двигается само по себе. Совершенно не ожидая от самого себя, Гокудера переливает в девушку немного своего пламени, хотя ураган не может такого. Но эта девчонка, что так сильно помогла им и стала намного сильней, не даёт успокоиться. Пальцы дрожат, когда касаются инструментов. Хотя, Хаято не против сейчас свалиться на пол и забыться, вот только никому от этого легче не станет. По всему залу неожиданно проходит дрожь, а до ушей доходит грохот от взрыва где-то на поверхности. Что же, в этот раз, похоже, им не везёт.

Киоко всё же перенапрягается и почти падает на пол, но её удачно ловит Бьянки и аккуратно усаживает возле тумб с запчастями.

Воздух стоит душный и отвратительный до тошноты. В помещении перемешано столько эмоций, что становится плохо и дурно. Но никто отступать, не намерен. Пусть сейчас им всем и страшно. Всё-таки удача не всегда на их стороне. Это напрягает и пугает до жути. Ведь Хаято не собирался поступать так с девушкой, как и Кёя. Это аморально, ненормально — одно сплошное безумие. И он намеренно тянул с решением этого вопроса. Пытаясь придумать, как помочь Миуре более человеческим способом. Но сейчас… У них просто нет времени на это. Поэтому, именно сейчас к живой плоти на бедре крепится металл. Живот скручивает от страха и неуверенности: всё ли они сейчас правильно сделали? В такой-то спешке и беспокойстве.

— Зовите Кена, я один не справлюсь! — голос Рёхея глушит своим эхом в почти звенящей тишине. Бьянки покидает помещение с такой скоростью, что кажется, будто из-под подошвы тяжёлых берцев вылетают искры. Она возвращается с Кеном буквально через считанные секунды. Зал опять начинает трясти из-за взрыва сверху. Джошима ошарашенно смотрит на металлический протез ноги, не веря, что они всё-таки сделали это. Рёхей начинает шататься и устало опускается на пол. Кен едва успевает заменить чужое пламя своим, как-то неожиданно быстро оказываясь возле стола. Ладони тут же пачкаются в чужой крови, сильно дрожат, но не перестают насыщать тело тёплым солнечным пламенем, которое почти режет глаза своей яркостью. Силы стремительно покидают его, и он надеется, что всё-таки справится со своей задачей.

Им ещё никогда не было так страшно. Даже в первый день падения метеорита, когда они остались совершенно одни в опустевшем городе, когда появились твари, а пламя стало изменяться. Никогда ещё не было так страшно. Потому что за это время, что они прожили вместе, они успели привязаться друг к другу. Кен нервно усмехается и думает, что Мукуро всё-таки где-то, да ошибся в своих рассуждениях. Но сейчас, это даже и не важно. Время не то, и они все сильно изменились. Да, каждый остаётся собой, но неизменно продолжает меняться. Тсунаёши негласно их лидер, и Кен даже рад, потому что все они оказываются совершенно другими: не такими, каким было первое впечатление. Поэтому, он готов выжать из себя все силы, чтобы вылечить Миуру.

По помещению раздаётся тихий стон, а Хром устало сползает на пол, держась дрожащими пальцами за стол.

— Больше не могу, ей слишком тяжело и плохо, если я продолжу дальше, то могу сделать только хуже… — девушка шепчет будто в бреду, не замечая, что всё уже окончено и нужды в её иллюзиях больше нет.

В отсеке повисает тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием. Хару нехотя открывает глаза, жмуря их из-за яркого света люминесцентных ламп. Она тихо стонет, ощущает жуткую тяжесть в голове и нарастающую боль. А после вздрагивает, когда ей помогают сесть две пары рук.

— Как ты себя чувствуешь? — голос Хаято до ужаса тихий, хриплый.

— Голова… болит…

— Как ощущения в ноге?

— А?

Вопрос Кёи выбивает воздух из лёгких, а перед глазами проносятся события вечера. Её начинает трясти от страха. И когда она собирается прижать левую ногу ближе к правой, то ошарашенно замирает, услышав металлический лёгкий звон и холод на коже. Взгляд плавно опускается на собственные ноги. Левая всё такая же родная, живая — из плоти и крови, правда, запачканная ею же. А правая — совершенно новая, немного тяжеловатая, металлическая, собранная из сложных запчастей, но уже точно её. Она двигает на пробу ещё раз и не замечает, как по щёкам начинают катиться слезы. Хару всхлипывает, размазывает по лицу пыль и позволяет обнять себя чужим рукам, которые её спасли. Она утыкается в плечо Хаято, всё ещё продолжая вздрагивать, и тихо шепчет.

— Спасибо… спасибо…

Она боялась этого, это было сумасшествием, но, как оказалось, жизнь не всегда оставляет другие варианты. Девушку начинает мутить от мысли, что в этом же помещении находится кусок её мёртвой плоти.

— Тебе нужно помыться и поспать, — сбоку раздаётся голос Бьянки, и Хару переводит уставший взгляд, замечая, сколько ребят находится здесь. Но отчего-то ей сейчас так спокойно. Они справились. И она не должна их подвести. Ей всего лишь надо вспомнить, как надо свободно ходить, а дальше будет легче. Тепло чужого тела успокаивает, и она проваливается в темноту, прямо там, на столе, в руках Хаято.

***

В гостиной полнейшая тишина. У каждого такой вид, будто они уже готовы умирать. События этого вечера и ночи всё ещё стоят перед глазами, поэтому заснуть никто не может. Тихо отворяется дверь и в комнату входят Бьянки с Киоко.

— Она спит, дети вместе с ней, — все облегчённо выдыхают, позволяя себе немного расслабится.

Девушки устало присаживаются на диван и, наконец, за весь вечер чувствуют облегчение.

— У вас всё получилось правильно? — задаёт всех волнующий вопрос Тсуна, смотря при этом на ураган.

— Вроде. Подходящий протез мы нашли быстро, вот только… Возможно, будут кое-какие трудности.

— Но их будет недолго исправить, — договаривает за него Кёя, сложивший руки на груди, слегка касаясь стены спиной. Не то чтобы всем теперь было не по себе от того, что у бывшего ГДК вновь две руки, но им всё же было интересно: останется ли Хибари прежним. Таким, каким он стал за время, что они выживают. Пока что никаких изменений не происходило, и все тихо радовались: по шапке никто ещё не получит. Вроде бы.

— С ней же всё будет хорошо? — тихо спрашивает Хром.

— Да. Хотя, она, возможно, какое-то время будет в шоковом состоянии. Она ведь не была готова к этому… Как и все мы… — последнюю фразу Хаято договаривает уже шёпотом.

— А, точно. Мы когда затащили её в ванну, она на время очнулась, — Бьянки с совершенно спокойным видом, начала накручивать локон на палец. — И всё что-то шептала. Называла имена Тсуны и Хаято, и ещё какие-то слова… взрыв… сверхвзрыв…

— Взрыв сверхновой, — тихо поправила Киоко.

Все заинтересованно замерли, переводя взгляд с Тсунаёши на Хаято, который, к слову, сидел с ошарашенным лицом.

— Сверх… новая? Тсуна, а… Ты… — подрывник не то удивлёнными, не то испуганными глазами смотрит на своё небо. А небо ли уже…? — Эти же супер сильные взрывы, твоих рук дело?