— Если я не смогу разогнать тучи, то мне остаётся так же почернеть, но я не уйду от своего потемневшего неба. И стану ураганом, которое сможет защитить новое небо, — ах, Хаято ты не представляешь, что говоришь.

Тсуна заворожённо смотрит на разгорающееся светлое чистое алое пламя, покрывающее кольцо. И там нет черноты. А внутри Тсуны есть.

— Идём к школе, — он все ещё боится, но сейчас пытается бороться изо всех сил. Ламбо неловко перебирается ближе к плечу юноши, цепляется пальчиками за рубашку и тихо шепчет, уже без слез, только голос дрожит.

— Тсуна… Я… Мне страшно…

— Мне тоже… Поверь мне тоже.

Он, наконец, делает шаг и идёт дальше, прижимая детей к себе. За ним так же медленно и тихо в тишине идут остальные.

Вокруг стоит тишина, накрыв своими объятиями весь почти мёртвый город. Не слышно ни птиц, ни кого-то ещё. Только их шаги слегка отдаются тихим эхом. Вокруг лишь пустота.

— Вам не кажется это странным? — Такеши равняется с Хаято и обводит взглядом полосу разрушенных домов. — Ни одного крика, ни одного живого человека.

— Людей почему-то совсем нет, — Джошима резко останавливается и смотрит куда-то в сторону. — А вот собаки где-то воют… Пока мы сюда шли, только вашу подругу и увидели. Трупов даже как-то маловато.

— Странно это все… — Такеши осматривает своё небо, переводит взгляд на Гокудеру и внутренне содрогается. Пламя неба действительно немного потемнело. Он отчётливо ощущает другую ауру урагана и его собственный дождь сильно выбивается из этой черноты. И он понимает. Он больше не сможет притворяться. Игры закончились, как бы ни хотелось, чтобы они продолжались. Он боится и с этим нельзя уже что-либо сделать. И он отпускает цепи, что сковывают его. За этими мыслями его пламя темнеет. От страха и от потерянности.

Дождь, темнеет вслед за своим небом.

Вот только ураган почему-то уже другой.

Разрушенные дома не прекращают тянуться вдоль дороги. Кое-где на асфальте и земле видны трещины, где-то больше, где-то меньше. В воздухе стоит противный смрад, а копоть, оседающая на земле, норовит залететь в лёгкие. Даже не ясно где может что-то так гореть, чтобы стоял такой дым, но вскоре под всеобщее удивление с чёрно-серого неба начинает падать пепел, а откуда-то со стороны ветер доносит, едва слышимый, едкий запах газа. Дышать становиться немного тяжело, но со временем дыхание возвращается в норму. Привыкли. У всех в голове бьётся мысль: «К чему они ещё успеют привыкнуть, пока здесь находятся?»

Редко кое-где встречаются, мёртвые тела людей. Они лежат под камнями, или просто на обочине. Из-под завалов близко к забору, где хоть как-то можно увидеть, видны только руки или ноги. Ламбо равнодушно поглядывает на это. Он рос в мафии, он родился в ней и его готовили к этому, но не предупреждали, что придётся привыкать к такому слишком рано.

Вскоре на горизонте появляется уничтоженное здание школы. Главный вход сильно разрушен, первый этаж полностью завален. Второй местами засыпан и забит камнями, а крыша слилась с третьим этажом. Где-то из-под обваленных блоков, торчат железные копья арматуры, кое-где обломанные. Забор перед территорией частично развален. Некоторые деревья повалены, некоторые продолжают стоять, при этом сильно склонившись к земле. Здание спортзала теперь уже нет, от него осталась лишь груда камней и дерева. Кажется, стоит коснуться, оставшегося здания школы пальцем, как оно окончательно ляжет на землю, сравниваясь с ней.

Тсуна закусывает губу. Ему не привычно видеть свою школу такой. В голове ещё мелькают утренние воспоминания о целом здании, чистых коридорах, косых взглядах одноклассников и своей немного разрисованной парте.

Теперь ему ясно, что были за припадки утром. Но его очень удивляет, что интуиция способна так воздействовать на тело. Или же там была не только она?..

— Тсуна-кун! — все вздрагивают от чистого, но слегка охрипшего девчачьего голоса. Савада испуганно оборачивается, видя, подбегающую к нему Киоко и идущего за ней Рёхея.

Девушка подбегает ближе, но постепенно переходит на шаг, испуганно рассматривая подростков. Её взгляд цепляется за Бьянки, Хром и, наконец, она видит Хару, отчего в уголках глаз собираются слёзы. Тсуна прекрасно её понимает, но все же решается спросить, удивляясь своему осипшему голосу.

— Киоко-чан, с тобой все хорошо?

— Да… — девушка собирается ещё что-то сказать, но начинает задыхаться в немых слезах. По щёкам она растирает пыль и начинает тихонько всхлипывать, закрыв лицо ладонями. Форма девушки немного порвана, волосы взлохмачены, а на коленках у неё несколько царапин.

— Рёхей… — Сасагава обняв сестру, печально качает головой. На удивление он прекрасно понимает, что имеет в виду небо. Родителей они не нашли.

— Хару-чан, Бьянки-сан, что с ними?.. — Киоко прижимается к брату и даже не смотрит в сторону девушек. Боится, она жутко боится.

— Они ранены, — Хаято смотрит прямо на девушку, на то, как она, наконец, смотрит на них, и в её глазах страх немного отступает, но приходит растерянность.

Рёхей отходит от сестры, пока та забирает у Тсуны девочку. Её рука почти касается Ламбо, но она замечает, как ребёнок сжимает рубашку юноши, не желая отстранятся. Киоко закусывает губу и обнимает И-Пин, которая на мгновение шевелится, но так и не приходит в сознание.

— Что с ними? — Сасагава старший, подходит к Чикусе и Хаято, и смотрит на девушек. Они не отвечают, зная, что вопрос был чисто риторический. Он и сам поймёт. Взгляд замирает на Бьянки, и он осматривает местность. — Её надо куда-то положить.

Хаято сдержанно кивает и осматривается. Подходит к полу разрушенному забору, и найдя более пологий, без острых камней участок, аккуратно укладывает на него сестру, убирая от раны окровавленную куртку. Киоко поражённо ахает, сдерживая дрожь. Она впервые видит такую рану. Она, в целом, многое видит впервые.

Рана проходит вдоль живота, выглядит так будто бы она проехалась по чём-то остром. Где она так могла напороться в доме, никому не ясно, хотя отдалённо закрадывается мысль о том, что девушка как-то зацепилась на втором этаже и оттуда упала с лестницы, успев не попасть под завал.

— Полностью рану залечить не получится, — Рёхей присаживается возле девушки на корточки и проводит руками над раной. — Её надо бы было промыть и хоть как-то обезвредить, но… — Сасагава твёрдо и уверенно говорит об этом, он не раз и не два сталкивался на боксе с ранами и похуже. — Можно попробовать и так.

Он испытующе смотрит на Хаято и тот неуверенно мотает головой. Каким бы не было пламя лечебным, но для такой ситуации надо бы было все сделать правильно.

— А, Хару-чан, что с ней? — Киоко не совсем разбирается в ситуации, но она доверяет им. Больше просто не кому.

— Похоже, ноги переломаны… — Рёхей недовольно осматривает девушек. Пусть у него и пламя солнца, но помочь он ничем совершенно не может.

— Ну и что теперь будем делать? — Кен укладывает рядом Хром и укрывает своей курткой. Однако он не уходит, а присаживаясь рядом, сжимает рукой её ладонь, переливая каплями исцеляющее пламя.

— В итоге у нас три раненых девушки и трое детей, да уж, непонятно, Тсуна…? — Хаято, упирает руки в бока, поворачиваясь к своему небу, которое вдруг начинает сильно кашлять. Ламбо испуганно цепляется пальцами за рубашку юноши, но его все же настойчиво, отдирает Киоко, давая Гокудере и своему брату, пространства. Те пытаются понять, что с Савадой. Он сгибается в три погибели и почти касается лбом земли, сидя на коленках. Из груди вырывается беспрерывный кашель, его бьёт дрожь и даже пламя солнца не помогает. Тут проблема похуже, тут проблема внутри. Не тела - сознания.

Припадок резко прекращается так же, как и начался. Глаза ещё продолжают слезиться, но дышать становиться уже легче.

— Тсуна-кун… — Киоко присаживается возле него, держа детей в руке и вздрагивает. Взгляд Савады чётко направлен на школу. Янтарный взгляд. — Ты ведь… ведь не пойдёшь туда…

Он не отвечает. Встаёт и упрямо, с горечью и ненавистью смотрит на развалины, находящиеся впереди. Его тянет туда магнитом. Ноги готовы сами сорваться с места и бежать прямо в руки смерти.