— Я… не знаю…

Больше его ни о чем не спрашивали. Он был бы этому даже рад, если бы ему не было настолько всё равно. Он слишком погрузился в свои мысли и даже не заметил, когда его успели усадить в машину скорой помощи, которая уже направлялась в больницу. Он всё продолжал перематывать в своей голове воспоминания произошедшего. И почему-то Стилински не мог вспомнить, что было до того как его взгляд опустился на кровавые руки. Как-то смутно и будто сон, он вспомнил, что, кажется, видел Скотта где-то там за ограждённой чертой, и вроде с ним был кто-то ещё из их стаи. Но почему-то ему не приносило никакого облегчения то, что в такой момент его друзья были близко к нему.

Стайлз устало откинулся назад, слегка ударяясь головой о металлическую стенку автомобиля. Свет резал глаза. Стилински так мечтал сейчас провалиться в темноту. Но ему этого не давало собственное сознание, раз за разом подкидывая воспоминание о мёртвом отце. Всё это было похоже на то, что он начал сходить с ума, потому что ни о чём кроме этого он не мог думать. Совершенно. В ушах стояло собственное сердцебиение и пульс. Постепенно поднималась головная боль, но она была такой слабой по сравнению с тем, что у него сейчас творилось внутри. Все внутренности скручивались в узел, грудная клетка сдавливалась болью, и к горлу подкатывал тошнотворный комок, который хотелось выблевать. Но всё что он делал, это, не двигаясь, сидел, пялясь в одну точку на потолке рассеянным взглядом.

В какой-то момент машина остановилась и ему помогли выбраться. Единственное различие, которое он заметил, это как воздух, пропитанный едким запахом лекарств, сменился свежим. Он вдохнул поглубже, но так и не смог окончательно прийти в себя. Поэтому дорога до палаты ему казалась какой-то слишком быстрой и невесомой. Будто бы он спал, и этого момента не запомнил. Сев на койку, он почувствовал какой-то дикий прилив усталости, и даже не заметил, когда ему успели дать какие-то лекарства. Боль всё ещё гудела в голове, тело от напряжения так же начинало болеть, и тьма в сознании подступала всё ближе. В какой-то момент он не выдержал и откинулся на подушку, прикрывая глаза и вслушиваясь в своё прерывистое дыхание. Но заснуть так и не получалось.

Сквозь пелену усталости он почувствовал, что кто-то его укрыл одеялом, и негромко что-то прошептал. Возможно, это была Мелисса. Но он не был уверен, так как не понял чужих слов, даже не разобрал голоса. В голове всё ещё стояла полная каша, а хотя бы обманчивое спокойствие не приходило. Но он чувствовал такую усталость, что был бы рад провалиться в сон, но этого не происходило и потому хотелось выть. Боль всё ещё наполняла всё его тело и даже и не думала отступать. Перед глазами резко пронёсся весь сегодняшний день, начиная с самого утра и до этого самого момента, где он лежал на больничной койке. Дыхание на мгновение прервалось, и Стилински, наконец, дал волю слезам, прикрывая глаза ледяной ладонью. Тихий всхлип нарушил тишину палаты, которая, казалось, давила на него.

Несколько минут, проведённых за попыткой рассмотреть что-то на тёмном потолке, совсем истощили его, и Стайлз совершенно не запомнил, в какой момент глаза закрылись, дыхание немного выровнялось, и он, наконец, погрузился в спасительную, успокаивающую темноту. Стало чуть теплее и немного спокойней. Палата обратно погрузилась в полнейшую тишину, и только слабый шум за дверью в коридоре портил её идиллию. Стало так спокойно…

Утро встречало его не приятным солнечным светом, а шумом за дверью палаты. В больнице уже вовсю шла работа и жизнь. Стайлз лениво разлепил глаза, пытаясь вспомнить, как он тут вообще оказался. Воспоминания вчерашнего вечера набатом ударили по голове, из-за чего юноша со стоном перевернулся на спину, надеясь выкинуть из сознания отвратительную картинку. Но ничего не получалось. То, что вчера произошло — нельзя было изменить.

Он с трудом нашёл на стене часы и нервно выдохнул, когда понял, что уже почти десять часов утра. Кажется, так долго он ещё ни разу не спал. Хотя Стайлз не уверен, во сколько вчера заснул. Подниматься с кровати и, в целом, двигаться, совершенно не хотелось. Не было никаких сил вообще что-либо делать. Поэтому он продолжал лежать, смотря на потолок, который при дневном свете оказался белого цвета. Он откинул одеяло немного в сторону, пытаясь хоть немного выбросить из головы неприятные сцены вчерашнего вечера. Но ничего не получалось.

Казалось, что его собственный разум пытался свести его с ума, не переставая подкидывать кровавые воспоминания. Ему на мгновение удалось выдохнуть облегчённо, но когда он начал вспоминать разговор со Скоттом и мысли о Ногицунэ, его будто накрыло новой волной боли. Кажется, что даже тело заболело, от того напряжения, которое он испытывал. Стайлз держался из последних сил, чтобы не разреветься, как девчонка. Как же ему не нравилось его состояние!

Негромко отворилась дверь в палату, на что Стилински резко отреагировал, поворачивая голову в сторону и совершенно не удивляясь Пэрришу. Мужчина прошёл чуть ближе к койке Стайлза и, найдя стул, присел на него. Выглядел он очень уставшим и даже немного растерянным.

— Как ты себя чувствуешь?

— Немного лучше… Ну… наверное, могло бы быть хуже? Не знаю, — не сразу ответил Стайлз, обратно переводя взгляд на потолок. — Вы всю ночь работали, так ведь?

Вопрос был немного глупым, так как Стайлз был уверен в том, что весь полицейский участок был на ушах ещё со вчерашнего вечера. Убийство шерифа слишком важное и даже немного личное дело для каждого, кто работал вместе со Стилински. Такого оскорбления полицейские потерпеть не могли, просто не имели права.

— Да.

Этот ответ совершенно не понравился Стайлзу. Слишком просто… Точнее сложно. Он приподнялся на кровати, опираясь спиной о подушку, и перевёл напряжённый взгляд на Пэрриша. Тот хмуро смотрел на него, и отчего-то Стилински понимал, что, похоже, дела у них шли совершенно ужасно.

— Стайлз… — мужчина тяжело вздохнул и немного опустил голову, прикрыв глаза от усталости. — Я не должен тебе этого говорить… Но ты его сын и обязан знать, как идёт дело.

— И ка… — он не успел спросить, как Пэрриш поднял голову, смотря прямо ему в глаза.

— Тупик.

Простите, что?

— Мы собрали все улики, какие только можно, чуть ли не всех соседей на улице опросили ещё ночью… — мужчина перевёл дыхание. — Но это ничего нам пока что не дало. Убийца, кто бы он ни был, явно знал, что делал.

Стайлз едва сдержал нервный выдох. Как так? Как можно кого-то убить и не оставить за собой никаких следов? Это же просто нереально. Должно же быть хоть что-то, что могло бы указать на убийцу. Идеального преступления совершить невозможно. Всегда будет просчёт в одну долю секунды, который и выдаст убийцу. Он был уверен, что любое дело можно решить… Но сейчас, когда эмоции брали верх, его просто разрывало от того, что творилось внутри. Боль, ярость, неверие… И, возможно, немного страха. Ведь он тоже может оказаться целью убийцы. Люди существа страшные.

— Стайлз, — обратился к подростку Пэрриш, пододвигаясь ближе и кладя ладонь на плечо. — Кто бы это ни был, мы его найдём.

Юноша посмотрел в лицо напротив. В чужих глазах отражалась уверенность, пусть немного смешанная с растерянностью и болью, но она стояла на первом месте. Стайлз едва кивнул, то ли показывая, что он верит Пэрришу, то ли внутренне убеждая себя, что не останется в стороне.

— Тебя ещё некоторое время оставят в больнице, а потом скорее всего ты переедешь временно к Скотту.

Отстраняясь, произнёс Пэрриш. А после спешно покинул палату, оставляя юношу наедине со своими мыслями.

Стайлз тяжело вздохнул, прикрыв глаза, и сполз по подушке обратно, принимая лежачее положение. В комнате почему-то было холодно и он, недолго думая, закутался в одеяло, направляя рассеянный взгляд в окно, завешенное белыми жалюзи. Сквозь полоски пробивались солнечные лучи, пытаясь заполнить помещение светом и хоть каким-нибудь теплом. Но Стайлзу было холодно. И вряд ли всё дело было в солнце.