Мина обернулась, на миг утратив всё титанически выдерживаемое самообладание. Слишком хреново. Даже для всего того, что она уже поняла и к чему была готова.
– Но, в конце концов, это справедливо. Теперь я могу идти сама, без его поддерживающих рук. И всё-таки - ты моя проблема, а не его.
– Проблема.
Интересно, слышит ли их сейчас Билл, понимает, о чём они говорят? Или он весь там - на полигоне и над полигоном? Хорошо, если он действительно не может слышать мыслей тех, кто физически рядом. Потому что это касается только их двоих. Несвоевременное эхо размышлений, каким мог бы быть парень, которого полюбила бы Магда (видишь, Мистик, ты ошибалась!), и, естественно - что Магда тоже могла думать подобным же образом о ней.
– Да, это не звучит как комплимент, зато это правда. Я не прошу понять, что я чувствовала, когда наблюдала агонию Куго, которая стала моим последним впечатлением перед бетонным мешком, в котором я сидела, забытая всеми, пока не пришёл он, и потом, когда я верила, что есть мир за пределами этих бетонных стен и какие бы то ни было другие люди, лишь потому, что был он. И потом, когда у меня отняли и его… Сразу, с первых слов, ты этого не поймёшь. Но у нас будет время, чтобы найти слова для всего.
Мина закусила губу, глядя, как Магда невесомо касается края белого, как смерть, покрывала. Умерла так умерла, вот если б ещё у этого слова не был такой уродливый и страшный смысл.
– Нехорошо говорить, Магда, что я смысл твоей жизни, даже если твой настоящий смысл уже не может слышать тебя. И тем более лгать, что он не может жить в твоём теле. Он живёт в тебе, навсегда живёт. Он остался в тебе, когда ваша связь разорвалась, пропитал собой, перекодировал твоё сознание. Стокгольмский синдром, возведённый в абсолют.
Уголки губ вампира нервно дёрнулись, словно он готов был обнажить клыки. Мина повернулась к лежащему - губы его слабо шевелились, будто пытался что-то сказать - склонилась, прижав ладонь к груди.
– Плачь, если хочешь. Ты не ранишь его жалостью. Он не был солдатом, но он как истинный воин до последнего остаётся в строю. И остаётся моим идеалом. А я была идеалом для тебя, это то, что я никогда не забывала, особенно в те дни, когда умирала эта связь, и я оставалась одна с этими мыслями - что я не смогла спасти его и не смогла спасти тебя. И каждый шаг без его поддержки отзывался болью от того, что ты далеко, ты - с ними. А я, твой идеал, твоя старшая сестра, упустила свой шанс.
И может быть, ты даже веришь сейчас в это, девочка моя. Веришь, что всё было под контролем… Чьим контролем? На кой чёрт ему-то, на самом деле, было б спасать твою подругу детства, некстати подвернувшуюся у тебя на пути? Он спокойно убил бы твоими руками, и ты, находясь под контролем, и это считала бы правильным, и радовалась бы его радостью так, как уже привыкла это делать. Разве что, вот это не лишённое логики соображение, что раз она играет в составе высшей лиги, значит, способности всё-таки проснулись, и можно будет попробовать поиграть двумя мутантами-марионетками. Не вместе - если это действительно было не по силам - так по очереди, в зависимости от нужды ситуации. Наслаждаясь отзвуками тоски при каждом воссоединении после разделения, неразделимым сплавом любви и соперничества. Да, она хорошо представила это сейчас. Маленький местечковый царёк со своим скромным маленьким гаремом. Разве могла Мина не полюбить что-то из того, что настолько сильно любит Магда? Ну, раньше, может, и не могла…
– Идеалы меняются, - Мина несильно размахнулась и вонзила вынутый из контейнера на груди шприц в горло Билла.
Хлынувшая фонтаном кровь хлестнула по лицу, по ушам хлестнул визг аппаратуры. С бьющегося в конвульсиях тела поползла простыня - это Магда осела на пол, сжимая в кулаке скомканную ткань.
– Что… что ты сделала… как ты могла…
И это выглядело, пожалуй, по-настоящему невероятно - это бледное лицо, эти дрожащие губы, эти искажённые страданием черты. Она никогда не была такой. Никогда. Когда они стояли перед лицом смерти в стремительно холодеющем от выбитого окна номере мотеля, когда в спину упирались автоматы, когда вслед неслись пули. Она держала себя в руках. А теперь - не могла.
– Всего лишь прекратила его страдания. Существование изувеченного оружия. Такова твоя благодарность тому, кто вывернул твоё сознание - не подарить ему эвтаназию?
Неужели это Магда так бессильно, яростно проскулила:
– Ты убила меня! Меня!
– Видишь ли, - Мина удовлетворённо улыбнулась прямой полосе на мониторе, - насчёт старого козла… Предыдущего, кто посмел его оскорбить, я убить не смогла. А сейчас мне повезло. Поздно меня спасать, Магда. Поздно.
Боль в и без того ноющем плече мудрено засечь, да ещё и тогда, когда в голове шумит пытающаяся улечься адреналиновая буря. Запоздало, заторможенно сознание, словно провалившееся в чёрный мешок, завязанный над головой, отметило чьи-то руки, швыряющие её на пол, скользящие по нему окровавленные ладони, в попытке удержаться, чьи-то голоса, в которых слов было уже не разобрать…
========== Часть 15 ==========
Ни на рай, ни на ад это не похоже. Значит, как ни абсурдно, она снова жива. Над головой серый пластик, слева тоже серый пластик, и сзади - она запрокинула голову - он же. Если это камера, с размерами явно пожадничали. Пчелиная сота какая-то.
Да, она жива. И даже не связана. Что это было? Что там на последних смазанных кадрах перед темнотой? Ну да, она и не рассчитывала после содеянного спокойно уйти. Хотя… Деморализованная Магда могла и не помешать забрать карту, а там, за дверью - её оружие, а там, снаружи - возможно, уже завершившийся бой… Ничего. Так тоже неплохо. Сеть уничтожена, мелочь, а приятно.
Нога ныла пульсирующе, надоедливо. Мина села, потянулась к контейнеру, где оставался последний шприц, но снова передумала. Неизвестно, что жизнь готовит. Вот теперь совсем неизвестно. Повернувшись, она вскрикнула, сперва не поверив глазам. Ни двери, ни решётки у камеры - камеры ли вообще - не было. В эклектичном среди этой цветовой гаммы салатовом дверном проёме виднелась примерно такая же серая стена, по-видимому, коридора. Да ну. Какое-то объяснение должно быть…
Слегка пошатываясь, Мина добрела до салатового косяка, подержалась за него, вполголоса спрашивая, предсмертный бред он или как. Косяк не ответил. Растерянно оглядевшись, Мина стянула с ноги ботинок и бросила в открытый проём. И ничего. Не завыла сирена, не полоснуло невидимой лазерной нитью, не отбросило незримое силовое поле. Да ну… Выдохнув, она переступила условный порог. Лёгкая абсурдность происходящего уступила место лёгкой оторопи, потом - злости. Вряд ли это кто-то по забывчивости не закрыл камеру. А если этот кто-то решил поиграть… как бы поскорее выяснить правила игры. Быстро огляделась, подобрала ботинок, сунула в него ногу, хлопнув по липучке.
Коридор был пуст и тих, по одну сторону дверей не было. По другую кислотно сияли такие же рамки. Не веря своему предположению, Мина бросилась в ближайшую. Тоже без всяких решёток, без всякого силового барьера, но это она отметила уже внутри и только краем сознания - не до этого, вообще не до этого…
Он лежал недалеко от входа, лицом вниз. Свалившийся шлем лежал поодаль. Она бросилась к нему, на миг, один безумный миг пропустив в сердце - неужели…
Нет, нет. Трясясь так, что теряла ощущение тела, она опустилась на колени, тронула его предплечье, сперва отдёрнув руку, словно обожглась, потом обхватила его за плечи, переворачивая, подтягивая головой себе на колени, аккуратно тормоша:
– Сэр, вы слышите меня, сэр?
Так желать этих объятий - и так получить желаемое… Её пальцы чувствуют пульс, ведь чувствуют, не чудится? Никакое «Господи, нет» никогда не звучало так, это совершенно точно, хоть и эгоистично. Она прижалась губами к серебряным прядям, чувствуя, как растягивается время, за которое секундная стрелка совершает своё движение, а потом он открыл глаза.
