Вот сильный же человек, думала Настя, день целый по лесу проходил, и теперь ещё такую даль - и словно не в труд ему… Совесть грызла и грызла, и хотелось Насте спешиться, дать провожатому верхом поехать, ногам отдыху хоть немного дать, да боялась, что с непривычки не сладит с Мужиком, унесёт он его с дороги неведомо куда, погибнут оба в тех болотах. Он, конечно, мужчина крепкий, да крепкие и обманываются как раз - мол, чего там хитрости, с конём этим, а с ним хитрости ой как даже… Даже во всегда весёлой и оптимистичной Розе сколько злости он будил…
- Что ж батю-то твоего такую даль от дома понесло? Ближе, что ль, не было?
Настя молчит, лихорадочно думает.
- Али промыслы такие… особые?
- Особые, - кивает всадница охотно, что бы это ни значило. Пусть там что хочет себе думает, его дело - довести, куда надо, её дело - идти дальше. За солнцем, за солнцем… Она б чистым золотом заплатила за услугу такую бесценную - хоть малую часть пути её провести, да нет у неё золота.
Ну что ж, не настолько и низко ещё солнце, есть у них время в запасе. Чтобы избежать расспросов, сама расспрашивает охотника - о местах здешних, об охоте и охотниках, его товарищах. Ну, а это ж любому только дай тему такую… Так что шли совсем не скучно. Мужик вот только скучал, совсем не нравилось ему шагом, даже быстрым. Что ж, вроде не так косится он уже на чужого человека, может, вместе могут поехать? Вместе-то дело быстрее пойдёт.
Лес редел, всё больше пустошами сменялся, хилели, мельчали могучие деревья, как бывает это в болотистых местностях. Настя духом воспаряла - это, конечно, не самые те болота ещё, далёк путь, а всё же маячит впереди цель, одна из малых целей-вех на её пути. Вот, не так и трудно это было… Больше пугала Роза…
Нет, конечно, это легкомыслие её, что не думает, ведь в сумерках ей путь через болота предстоит, уж там она такой жути насмотрится, что путь через лес и ночёвка со скелетом в избушке сладкими покажутся… Если вовсе не сгинет в трясине. Ничего, она уж как сможет, расспросит… Ветку найдёт подлиннее, это она уж знала. А уж сил она в себе чует, как отоспалась и горячей похлёбки глотнула, достаточно. Ходят однажды люди впервые через болота, и живыми проходят, не так чтоб хуже их она. Вспоминалось, какими храбрыми они были в детстве, какие сказочные королевства сочиняли с сёстрами в саду - а вот здесь будут у нас драконы жить, а вот здесь вроде как заколдованный лес… И самим верилось ведь. Особенно горазда на страшные выдумки Татьяна была… Ольга больше про любовь придумывала, про зачарованных принцесс и принцев, совершающих подвиги ради их спасения. А Маша доброе волшебство и всяких сказочных животных любила… Когда кому-то нужно было играть принца, всегда кидали жребий, но чаще играли принца Татьяна или она - то Ольга, то Мария губки надували - ууу, опять мне принца, не хочу… Татьяна и добрых, и злых колдуний с большим удовольствием играла, а Маше роль старого доброго короля больше нравилась… Что ж, спасибо детским играм, неплохой, кажется, принц из неё вышел, вот и конь богатырский вполне нашёлся. Жаль, тогда сложно было вообразить по-настоящему страшный лес - вот такой, с чёрными обломленными, обгорелыми стволами, стоящими над чёрными ранами в снегу - болотной водой - как обезглавленные всадники чёрного воинства злого колдуна, и алый свет заката заливает эту мрачную картину, словно кровь… Может быть, не такая бы оторопь брала… Синие тени пролегли от деревьев, красные отсветы между ними. Чёрные изломанные ветки - натурально, изогнуты будто в муках злого колдовства, чёрные голые кусты - словно тот самый терновник, что оплёл заколдованный замок…
Всякий, говорил покойный дед, кто в дальний опасный путь отправляется, он словно умирает и воскресает потом. Как древние герои, из старых сказок, дохристианских, в царство Кащеево за душой-невестой, за весной-красной, за матушкой родимой ходили. Вот и она сейчас через царство мёртвое, злое идёт. За солнцем, за солнцем…
Как начало всё ощутимее чавкать под ногами - спешился охотник, несподручно сверху-то путь казать, чуть поперёд идти надо, взял Мужика в повода - тот аж прянул от такой вольности, Настя прикрикнула на него. Сама спешилась, перехватила повода, тоже палку себе сломила, вместе с охотником путь проверять, да на Мужика замахнулась заодно - не балуй. Тот вдарил копытом по болотной жиже, только брызги полетели. А охотник не рассердился, рассмеялся одобрительно, по морде коня потрепал - осторожно, конечно, так, чтоб без руки-то не остаться.
- Слышь, малец, отдай ты мне коня этого.
Настя аж онемела от такого поворота.
- Отдай-отдай, - продолжал охотник, - не по тебе ведь конь. Куда тебе такого? Я тебе услугу сделал - к болоту провёл, и ещё проведу сколько-то, как всё же места эти хорошо знаю, а ты мне отдай коня в уплату. Больно уж хороший конь…
Так вот оно что! Вот почему он так легко согласился идти-то. Уговаривал остаться - сторговал бы тогда коня, а нет - так силой бы отнял, увёл бы, пока она б спала. Увидел, что она настроена решительно - решил с нею идти, а то ведь ускачет, вместе с конём этим завидным, и догони её своими-то ногами. Ох, к добру ей пришла мысль - не пускать его одного в седло…
- Извини, дядя, а конь мне и самому нужен. Что ж ты плату после сделанного просишь, а не перед? Сам же видел - нечем мне тебе заплатить.
Охотник зло рукой махнул.
- Денег твоих мне не надо, и в другом месте заколочу, сколько будет надо. За деньги твои и не пошёл бы я, не было б у тебя столько. А вот коня такого не видел я покуда… На что тебе конь такой, не сладишь ведь…
- Слаживаю покуда. Как хочешь, дядя, поворачивай отсюда, можешь последними словами ругать, а уговора такого не было, коня за проводы, и уважить такую просьбу не могу. Сразу б сказал - и нечего б было ноги бить.
- Давай смотри, ступай след в след, гордец, - как ни в чём не бывало, пошёл вперёд, щупает шестом густую грязь и серо-коричневые лохматые кочки. Уломать, видать, надеется. Паршиво было Насте. Кой чёрт доверчивая такая, чего не спросила сразу про плату за проводы, решила, что раз от широкой души проводили и накормили её деревенские охотники - так и другие все такие ж будут? Страшно… Страшнее, чем было, когда на переправе у Яйвы вспыхнули в темноте жёлтые волчьи огни. Плавится красное солнце между чёрных мёртвых деревьев, чавкает под ногами трясина - тихая, безмолвная смерть, раззявившая беззубую, но жадную глотку, спокойно, размеренно, насвистывая какую-то песенку, идёт впереди охотник, натруженная его рука играючись вонзает посох в густую, зловеще поблёскивающую грязь. А Настя, хоть и смотрит внимательно, чтоб посохом в то же место попасть, прощупать, каково оно - ощущение хорошего дна, и каково - ощущение плохого, а краем глаза видит - крепко сжимает он вторую в кармане… Что топорщится у него там? Не ножик ли?
- Ну вот, гляди-ка, не испортилась дорога… Тут вот даже посуше будет. Оно хорошо, а то остаться ж тебе без обуви…
Это с тем он, значит, что пешком ей дальше через болото идти… Крепче стиснула Настя повода - ну, это мы посмотрим ещё… Вот, значит, доброта твоя какая? Пожалел мальчишку-сироту, а сам на коня глаз положил… Лучше уж не жалел бы, подавись ты такой жалостью. Так ведь не жаль ему, если и сгинет она здесь, конь ему нужен, за коня тревожится, потому и идёт всё ещё.
- Глупая это затея - твоя, не моя. Болото - это не игрушки тебе. Сколько костей хранит эта трясина - не каждый погост столько…
Настя уже машинально палкой тычет - тут-то и не тыкать можно, видно, что дорога сухая. Вот как ступят снова в грязь - тут следить надо, ну как перескочит сам через опасное место, а она промахнётся… Хуже нет, как тонуть и смотреть в спину неверного провожатого своего, уводящего коня да посмеивающегося, насвистывающего… Фыркает над ухом Мужик, словно тревожные мысли эти с открытого листа читает - а вот шиш ему, ушлому мужику этому, мы и сами Мужик, мы какому-то мимопроходящему так вот запросто не достанемся. А Настя в оба смотрит на сжимающуюся в кармане руку. В какой-то миг выбросит руку с ножиком, вонзит холодное ей в горло, толкнёт её в жадную трясину? Кто ж за кровь спросит - скажет, зайца резал…