Год заканчивался спокойно. Алексей к декабрю вполне, как выражалась Лилия Богумиловна, ожихрился, и они с Ицхаком, а иногда и Леви и Миреле выходили под её присмотром во двор, после недолгой оттепели участвовали с ребятишками в постройке снеговиков, но к горке их старушка, не желая искушать судьбу, всё-таки не подпускала.

========== Зима-весна 1919, Ольга ==========

Зима-весна 1919, Нижний Новгород

Это было ещё в начале декабря, на одном из обычных сначала их вечеров, присутствовало только два новых лица - старый друг Андрея Леонид, вернувшийся в родной город из деловой поездки, затянувшийся долее, чем он рассчитывал, и его мать Анна Сергеевна, прежде на вечерах у Андрея никогда не бывавшая, хотя близким другом семьи прежде была. Но была она, по преимуществу, подругой матери Андрея, и после её смерти, и после кончины собственного мужа, замкнулась в себе и вела очень затворническую жизнь. Теперь же, когда единственный сын вернулся из долгой поездки, она, не желающая расставаться с ним сколько-нибудь надолго и понимая, что молодой человек, при всей своей сыновней любви, не готов был сидеть целыми днями подле неё и держать её за руку, волей-неволей стала выходить с ним в люди. Ольга, слышавшая некоторые отзывы об Анне Сергеевне, в основном сводящиеся к тому, что она «очень несчастна», была исполнена сострадательного нетерпения увидеть женщину, жизнь которой теперь составляют вечный траур, посты и слёзные молитвы, и по возможности выказать ей своё душевное участие. Анна Сергеевна, впрочем, оказалась женщиной совершенно обыкновенной, и не в трауре, а даже несколько принаряженной, довольно болтливой и, вследствие, верно, своей долгое время изолированной жизни, сентиментальной и глуповатой. Ольга её сразу очаровала по всем статьям, и она аккуратно (а иногда и не очень) выясняла у Аделаиды Васильевны возможность сосватать прелестную девушку за её Ленчика. Ольга улыбалась, размышляя, как удалось этой женщине сохранить такую чистую наивность и незамутнённость при том, что сын её - юноша более чем самостоятельный и со своими взглядами, куда, пожалуй, самостоятельней и резче Андрея. Приятной наружности, являющей довольно сильный контраст с Андреем - черноволос, кудряв, несколько худощав, гладко выбрит, умный, ироничный, порой, не отнять, несколько циничный во взглядах и выражениях, он привлёк к себе внимание существенной части женской половины собрания - но, конечно, не Ольги. Она бы и рада, с грустью думала она, слушая его едкое и остроумное описание знакомства с какой-то почтенной семьёй, не то банкира, не то учредителя чего-то, ужины в этом семействе и совместные прогулки по набережной, «если это убожество позволительно так называть», увлечься этим Леонидом, не непременно серьёзно увлечься, конечно, всё же многие черты в нём ей с первого знакомства не вполне импонировали, но хотя бы мочь сравнивать его с Андреем… Увы, и сравнивать не хотелось. Она могла с интересом слушать этого молодого человека и могла изредка в чём-то с ним согласиться, а в чём-то, если была компетентна, поспорить, но никаких чувств к нему, даже самых поверхностных, не ожидалось.

Становиться гвоздём программы Леонид ни в малейшей мере не стремился, он пришёл узнать, как дела у его старых приятелей и просто отдохнуть от забот в обществе ровесников, да заодно немного развеять мать, «заплесневевшую уже у себя там в четырёх стенах», но поскольку получалось так, что за последние года два Леонид путешествовал по миру больше, чем большинство собравшихся за всю жизнь, разговоры так или иначе централизовались вокруг него. О, вы были в ***, в самом деле? И как там? - Грязь, скука, не на что смотреть. О, вы были в ***? Правду говорят, что большевики навели там какой-то совершенно ужасный порядок? - Наверняка, любезная Ксения, потому что прежде там никакого порядка не было. Вполне возможно, что для этого города любой порядок ужасен. А правда ли, что в *** большевики… - Нет, это неправда. К сожалению. Возможно, так и стоило бы сделать…

- Ленчик, дорогой, мне не нравится, когда ты так говоришь! Будто ты заделался радикалом!

- Вы так это говорите, матушка, как будто это что-то плохое! но нет, по нынешним временам это даже уже… несвоевременно. Но, матушка, даже вы не можете не согласиться, что для всего, что происходит, нужны какие-либо причины, и в том, что происходит сейчас, как бы вы это ни оценивали, положительно или отрицательно, повинны ошибки прежнего порядка… точнее, отсутствия порядка, как я уже говорил.

- Ленчик, ты всё-таки не прав, говоря так…

- Извините, матушка, но говорить, как вы, о грехах и испытаниях я решительно не готов. Если угодно, называйте грехом неспособность выполнять свои прямые обязанности по устроению жизни. Когда большая часть страны лежит в нищете и невежестве, а меньшая часть страны понимает, что нужно что-то менять… а совсем уж меньшая или не понимает, или понимает, но не хочет - происходит вот именно то, что происходит. Когда того, что необходимо сделать, не делает тот, кто это обязан, начинают делать те, кто не должен, и возможно, не очень-то способен, как умеют, так и делают.

Анна Сергеевна захлопала глазами - возмущённо и, увы, потешно.

- Но, сынок, неужели ты считаешь, что могут быть оправдания всему этому? Грабежи, убийства, неправедные аресты, эти оголтелые орды, врывающиеся в мирные дома, отнимающие всё, отнимающие жизни… поругание святынь… этот позорный мир с Германией…

Леонид закатил глаза.

- Маменька, а вы полагаете, что можно столь долгое время доводить народ до белого каления и ожидать, что он не доведётся? Мне не более вашего симпатичны оголтелые орды, но скажите, кто же виноват в том, что они таковы? Они невежественны - потому что никто не заботился об их образовании, они обозлены - потому что видели в жизни только нужду и бесправие. Они не видели красоты, которая являлась привилегией имеющих достаток и право, она им непривычна и пожалуй, она не имеет для них большой ценности. Аристократия сама вырастила чудовище, а теперь возмущается, что яремному скоту надоело носить ярмо!

- Леонид! Ты говоришь об этом так, словно это тебя совсем не ужасает!

- Как будто если бы я натянул скорбную личину, кому-то действительно стало бы легче! Я всего лишь называю вещи своими именами и говорю, что в происходящем нет ничего неестественного. Ужасное - да, но не неестественное.

- Это-то ты называешь естественным? Русский народ всегда был богобоязнен и добр…

- Да неужели? - вздёрнул бровь Леонид, - значит, семейное предание, что ваш прадед во время крестьянского бунта лишился жизни, а его дочка - чести, вымысел?

- Леонид, мы в приличном обществе!

- Полагаете, предпочитающем, как вы, зарывать голову в песок? Не приписывайте русскому народу то, чего у него никогда не было! Одной стороной натуры он, положим добр. Даже очень добр, иногда до слюнтяйства и слезливости. А другой - он зверь. Или же вы полагаете, что все эти грабежи и святотатства творят не русские люди, а какие-нибудь завезённые с диких островов папуасы?

- Честно говоря, - вздохнула Аделаида Васильевна, - в чём - в чём, а здесь Леонид прав. Вы полагаете, что человек - не важно, именно русский ли, любой - добр? Мне так не кажется. Вот вы ужасались некоторое время назад, что новая власть закрывает церкви… Я не буду даже говорить о том, что некоторые церкви закрыты были единственно потому, что в них уже давно никто не ходит… Вы говорили, что это, несомненно, приведёт к краху, к хаосу, к потере всякой нравственности… Если это действительно так - то ведь это и означает, что нравственность как таковая отнюдь не является естественным свойством человека. Если без религии невозможно держать человека в узде, удерживая от преступлений, если для того, чтоб человек не скатывался к состоянию зверскому, скотскому, непременно нужна религия… то дела наши вообще плохи, вам не кажется?

- Вы действительно так полагаете? - охнула Ксения.