- Что это? Граммофон? Такой же, как у нас?

- Почти, и в отличие от нашего, наверное, рабочий.

- Как же жалко… Вы ведь говорили, его ещё можно починить? Хотелось бы… А какие картины? Что на них нарисовано? Хотя картины Ицхаку, наверное, мало интересны…

Аполлон Аристархович дорого бы дал, чтобы понять, что даёт Миреле описание картин - всё равно весьма сомнительно, что она способна это представить. То ли это какой-то род душевного самомучительства… Но парадоксально, ей ведь живопись действительно куда интереснее, чем вполне зрячему Ицхаку! Вероятно, из-за Леви, из-за вполне естественного интереса к тому, что составляет важную часть его жизни. Всё же странный иногда юмор у судьбы…

- А это что?

- Фотоаппарат.

- Это… а, вспомнила. А он много стоит?

- Боюсь, фотоаппарат - это всё же… На пятнадцатилетие, допустим, можно подумать…

В этот момент старого доктора заметил Иона Гаврилыч, и ринулся к нему не иначе как голубь к брошенной хлебной корке. В довершение ассоциации, за ним поспешили последовать и два его коллеги. У доктора и его слепой воспитанницы давно был уговор - не спрашивать о внешности человека, когда он рядом, что даже благо - было время подобрать слова, ибо зрелище стоило того. Подобрать двоих контрастно непохожих друг на друга людей трудов бы не стоило, а вот троих… Иона Гаврилыч был, вероятно, баснословно стар, но сколько помнил его Аполлон Аристархович - он внешне совершенно не менялся, что могло б дать обывателям пищу к размышлениям, не нашёл ли он в каком-нибудь из своих пыльных мало кому интересных фолиантов какой-то чернокнижный рецепт, если б не здравое соображение, что стараться стоило б ради вечной молодости, а не вечной старости. На деле ж - видимо, истощать и пожелтеть больше, чем уже есть, просто невозможно, ну а волосы Иона Гаврилыч просто красил, и не отменял этой привычки даже в теперешние трудные времена. Сравнение со старым вороном было до ужаса банально, но другое на ум не шло.

Второй, как ни неловко говорить такое о человеке, напоминал столь же престарелого барашка - сильно поредевшими курчавыми волосами, дряблым, несколько бесформенным лицом и флегматичным взглядом выцветших голубых глаз. Такого умудрённого, повидавшего жизнь во всех её видах, вероятно, пасшегося на сытных библейских пажитях ещё до потопа и в силу этого знающего, что всё в жизни преходяще и тленно. Он и говорил тихим, несколько блеющим голосом, в котором и следа не было той энергии, с которой говорил Иона Гаврилыч. Кажется, этот человек принципиально не был настроен на то, что кто-нибудь у него что-нибудь купит, впрочем, если покупали - не удивлялся и этому.

Третий был, кажется, лет на двадцать помоложе коллег, высокий и одновременно грузный, большие глаза навыкате придавали ему однозначное сходство с рыбой. Примерно так, верно, рыбы подплывают и глазеют, что это свалилось в их водоём - камень, старый башмак, утопленник? Говорил этот третий мало, редко, однако странным образом не проигрывал из-за этого - кажется, у людей складывалось некое ощущение, что раз уж случилось такое значительное событие, что рыба с ними заговорила, то к её словам стоит как минимум прислушаться.

Миреле улыбалась, слушая получающуюся разноголосицу - кажется, сейчас Аполлон Аристархович найдёт здесь подарки всем, кроме собственно именинника. Сама она старалась стоять, не шевелясь - памятуя, что где-то тут рядом стоит ваза и где-то неподалёку - фотоаппарат, тоже очень ценная и наверняка хрупкая вещь, и по своему обыкновению пыталась представить по голосам, как выглядит говорящий. Это было частое её развлечение, её необыкновенно радовало, когда она угадывала.

- Эй, дедуля, за карманами-то следить не забывай!

Аполлон Аристархович в лёгкой панике обернулся. Высокий светловолосый мужчина в кожаной куртке цепко держал за запястье извивающегося, как червяк на крючке, паренька в коротком сером пальто. Кошелёк старого доктора лежал на полу между ними, спутница мужчины, в такой же куртке, наклонилась и подняла его, возвращая владельцу.

- Ох, батюшки, это что же… Спасибо! Спасибо!

Миреле протянула руки, ища руку доктора, и натолкнулась, разумеется, не на привычную шерстяную мягкость знакомого пальто, а на чужую холодную кожу, от чего чуть моментально не впала в панику. Минута замешательства с обоих сторон была практически физически ощутима.

- Так вы незрячая? Как же вы… А, так это ваша дочь? Проверьте, у вас ничего не пропало?

- Они уже и здесь промышлять начали… Спасу нет. Надеюсь, хоть с торговцами не в сговоре, - мужчина выразительно глянул в сторону притихшей троицы, «рыба» ответил ему своим фирменным удивлённо-озадаченным взглядом, - будьте внимательнее. А ты давай поворачивай. Немного оздоровительного физического труда на свежем воздухе, человеком станешь…

- Зашла Настя за фотоплёнкой, отлично просто…

Происшедшее несколько выбило Аполлона Аристарховича из колеи, так что купил он действительно не вполне то, что собирался, и в том числе - купил, главным образом ввиду того, что совершенно за бесценок, древнющую семиструнную гитару, в подарок Лилии Богумиловне. И только по дороге вспомнил, что, во-первых, день рождения Лилии Богумиловны уже прошёл, во-вторых, если б и нет - едва ли ему удалось бы сейчас пронести такой подарок в дом незаметно для именинницы, соблюсти сюрприз. Нести одновременно гитару, связку книг и свёрток с бадминтонными ракетками было не очень легко, но сгрузить что-то из этого на Миреле он и не помышлял - Миреле крепко прижимала к груди вытребованную лично для себя, в смысле, как подарок от своего имени, книгу, и выглядела совершенно счастливой. Однако события в магазине, по-видимому, взволновали её необыкновенно, поэтому через улицу, уточнив как обычно, одни ли они сейчас (что означало, не идёт ли по крайней мере рядом кто-то из тех, о ком она может спросить), она дёрнула за рукав:

- Кто это был?

- Там, в магазине? Воришка, обычный воришка. Поделом мне, конечно, старому дураку, заслушался… Но давненько я Иону Гаврилыча не видел… И так в самом деле жалко будет, если он это «Сравнительное описание» кому-нибудь успеет продать… С ума сойти, встретить его здесь…

- А кто ему помешал, это кто был?

- Чекисты.

Миреле едва не споткнулась.

- А-ах… Понимаете, мне показалось, я услышала знакомый голос. Мужской.

- Да, мне тоже показалось, что молодого человека я где-то видел. Да, верно, это ведь он с коллегой делали обыск у нас тогда… Зимой, когда чуть не ограбили семью наших соседей.

- Да, я помню, тогда с ним был тоже мужчина. Он как раз осматривал мою комнату. А сейчас с ним была женщина? Разве у них и женщины бывают? Я думала, они только мужчины.

- Бывают, Миреле, конечно, бывают.

- И какая она? Мне по голосу сперва подумалось, что это мальчик, но ведь это она сказала о себе - Настя? Забавно, она подумала, что я ваша дочь. Разве мы похожи? Так она красивая? Только не говорите, как вы это любите, что я красивее.

- В данном случае я не погрешу против истины, она не очень красивая. Ты верно поняла по голосу, у неё несколько… мальчишеская внешность, грубоватые черты лица. В общем, может, согласно идее равноправия полов это даже и красиво теперь, но я при всём уважении к равноправию полов очень старомоден, Миреле. Хотя какое имеет значение моя оценка…

- Ну, она имеет значение, когда речь об Анне или о той учительнице, да?

- Миреле! Решительно не понимаю, о чём ты!

У Миреле на этот счёт был свой взгляд, согласно которому иногда слепой видит больше, чем зрячий (ввиду того, например, что внимательнее к оттенкам интонаций), и зрячий может, конечно, пытаться обмануть незрячего, и даже верить, что обманул, посмотрим, кто окажется прав в итоге. В конце концов, лишённая зрения, Миреле лишена была и полного и чёткого представления о «старом как непривлекательном», и для неё в том, чтоб у доктора возникли романтические отношения с какой-либо особой, не было ничего столь уж невозможного, она не разделяла в этом плане скепсиса Леви и Ицхака. Скепсис Леви, правда, был другого рода - доктор старый холостяк, а в его возрасте редко меняют привычное. Ицхак же полагал, что в таком случае ему следовало жениться на бабушке Лиле - она его, правда, старше лет на 10, но по ней это иной раз не скажешь.